Крон крякнул как-то огорченно, с видом: «Просчетик!» А Аполлон затрепетал себе ресницами, с самой приятной улыбкой.

— Хорошая попытка, — бросил поощрение свысока. — И у нас был справедливый ответ. Зачем держать за спиной предателя? Мы можем оспорить твою власть прямо сейчас, дядя: я, или Арес, или еще кто-нибудь. И тебе придется либо драться, либо потерять свое место Владыки. А тогда уже тот, кто сменит тебя, получит возможность провести обряд. Мы слышали, что твой жезл уничтожила какая-то смертная, так что тебе, строго говоря, даже сражаться нечем.

Аид с отвлеченным видом крутанул кистью, материализуя в ней что-то, подозрительно напоминающее топор. Посмотрел, хмыкнул что-то о последствиях России, легко сменил оружие сперва на меч, потом на копье.

Видно было, что ему страшновато, но что в своей позиции он вполне уверен.

— Думаю, у вас тоже маловато оружия. Раз уж вам пришлось красть его и открывать с его помощью Предел. А мой мир вполне способен снабдить меня, чем захочу. И даже помочь мне в битве, — в его пальцах теперь непринужденно дрожал сгусток пламени. — Эй, вы, конечно, храбрецы…, но кто-то хочет выступить против Владыки один на один?

— Мы так думали, — мягко поправил Аполлон и с любопытством покосился на сгусток пламени, — пока не вспомнили, что есть другой выход, дядя… твой выход…

Ряды олимпийцев расступились. Мгновенно, по-солдатски. Клим встретился взглядом с тем, кто все время, оказывается, стоял за чужими спинами.

Высокий, грузноватый, с красивым, властным лицом, закутанный в одежды цвета морской волны, с высоким венцом, в котором просматривались ракушки.

— Радуйся… брат, — гулко раскатилось по храму.

Побледневший Клим начал медленно отступать в нашу сторону. Радости в нем как-то не просматривалось.

— Ты хочешь бросить мне вызов, Посейдон? Ты, видимо, маленько меня с Зевсом попутал. Я думал, моей вотчины с ее головной болью тебе как-то и не нужно…

Пальцы Аида тем временем вцепились в воздух, извлекая из него что-то. Шлем — поняла я. Решил бежать, пока не поздно.

— Не нужно, — отозвался Посейдон спокойно. — Тут дело-то в другом. Зевс решил остаться в стороне. Из этих, — он кивнул на заговорщиков, — никто не видел Титаномахии. — Как ты думаешь, за кем они пойдут, когда придет черед второй битвы?

— Но если тебе не нужна моя вотчина… — Клим умудрялся крайне эффективно пятиться и попутно вытаскивать из воздуха шлем. — Если ты не собираешься бросать мне вызов — тогда что?

— Другой выход, брат, — вздохнул Посейдон и выкинул вперед руку, которую держал за спиной.

И в воздухе мелькнула молния.

Я так и не поняла, почему Аид не успел надеть шлем. У него это, видно, был отработанный навык — но шлем предал и просочился сквозь пальцы.

Потом фигура Клима словно осветилась изнутри — зловещим желтоватым светом.

Раздался треск.

И Клима отшвырнуло на землю, совсем рядом с нами, так что я даже смогла выдраться из рук Алика, подбежать и наклониться над ним.

Черные одежды пахли гарью, лицо перемазалось взявшейся невесть откуда копотью, по виску, пачкая русые волосы сединой, бежала серебряная струйка.

— Ничего, — он пошевелил губами, совсем чуть-чуть. — Для божка это — ничего…

Подошел Аполлон. Глянул на меня, как на насекомое, повел рукой — и меня швырнуло на Алика. Тут, мол, не место ягнятам.

Античность стояла во весь рост над поверженным противником. Настоящая античность. Блестящая, жестокая и неприглядная.

— Второй выход, дядюшка, — мягко пояснил Аполлон. — Твой выход. Выход Титаномахии, когда вы не стали бросать равный вызов. Мы тоже воспользовались помощью вора, представь себе — чтобы украсть у отца одну-единственную молнию. Мы воспользовались предательством — это твоя жена удержала шлем. На миг — но прав царицы твоего мира оказалось достаточно.

Аид чуть слышно выдохнул и повернул лицо к Персефоне. Та стояла прямая и бледная, и старалась удержать маску царицы на лице.

Аполлон задумчиво потрогал дядюшку ногой.

— И вот ты лежишь и не можешь ответить ни на один вызов. Не можешь драться. Не можешь победить. Значит, ты больше не Владыка. Вы ведь перестаете быть собой, когда становитесь побежденными… Позже мы решим, кто возьмет твою власть. Видишь, ты уже почти прошел по стопам Крона, дядя. Осталось последнее.

Он кивнул, и подошли двое каких-то крайне здоровых, с тяжелыми, не особенно интеллектуальными лбами.

Сила и Зависть, — показалось почему-то.

— Кратос, Зел! — Аполлон щелкнул длинными пальцами музыканта и стрелка. — В Тартар его.

Аид рванулся было, но двое амбалов подняли его как пушинку, и он между ними попросту повис.

— Брат! — вот этот крик был неожиданным, да и Персефону я узнала не сразу. — Брат, постой. Ты обещал мне! Ты обещал, что вы только лишите его сил, что отправите в ссылку на окраину нашего царства. Что оставите нас в покое. Брат, ты клялся!

Аполлон поглядел на нее с малость скучающим видом. Пожал плечами.

— Не Стиксом, — уточнил преспокойно.

А царицу подземного мира, метнувшуюся к нам, уже хватала за руки родня, тянула куда-то туда, к себе, за спины остальных, бормотала, чтобы она не теряла лицо, не смела рыдать, не рвалась бы к мужу, которого уводили, который все пытался высвободиться из рук своих надсмотрщиков. Который, задыхаясь, еще пытался воззвать к кому-то: то ли к жене, то ли к племянницам, то ли к Гермесу, то ли к своему миру…

- Отец, ты ведь видел Титаномахию! Они не видели, но ты видел - так зачем же…

— В этот раз участвовать я не буду, — растолковал Крон безмятежно. — Я посмотрю, кто победит. Наблюдать со стороны гораздо приятнее, нет?

Особенно если наблюдаешь за тем, как дерутся потомки тех, кто тебя когда-то запихнул в Тартар.

— Брат! — Посейдон дрогнул и закрутил головой, будто услышал что-то неприятное. — Не заставляй меня бояться! Не заставляй меня…

Посейдон отвел глаза с видом «ну, давайте уже закончим это все скорее, а то очень неприятно, кровь родная, да и вообще». Остальная божественная делегация стояла прямо, а пялилась сурово — ну, кроме Аполлона, этот лучился. Нехорошим таким предвкушением.

Рыдания Персефоны звучали откуда-то из-за спин, приглушенно.

— Уводите уже, — кинул Посейдон здоровякам, поморщившись. — После жребием будет определено, кто женится на Персефоне и возьмет его трон. Теперь, когда место Владыки свободно, любой из нас может свершить нужное жертвоприношение.

Аполлон уже и не смотрел в ту сторону — где между Силой и Завистью трепыхался рвущийся из их рук обратно Клим. Были дела поважнее: откинуть волосы, подобрать нож с алтаря… брезгливо взглянуть на нас.

Отлично. Меня зарежет гребанный античный Басков. То есть, нет, сначала он зарежет Алика, потому что тот собрался закрывать меня собой. Трогательно аж до соплей: я из-за спины Алика выпираю со всех сторон, олимпийские авторитеты ржут, ревностно комментируя: «Персей спасает новую Андромеду!» — «Он точно не чудище Посейдона спасает?» — «Говорю вам: это Геракл перед Антеем, только Геракл почему-то к Антею спиной…» — «Его можно к ней приковать как Прометея к скале!»

Обхохочешься, в общем: каждый наперебой старается доказать, что плечи Алика будут поуже, чем колено у Геракла, а моя, гм, корма, может сравниться с оной «Арго».

А Алик молодец, он спокоен и как-то светел и сосредоточен, как сосредоточен может быть человек, который решил с голыми руками идти на античного бога. И мне за его неширокой спиной почему-то тоже странно спокойно.

— Смертный, ты решил выступить против бессмертных богов, не имея даже оружия? — Аполлон тянет слова, усмехается, ослепляя блеском зубов. — Разве не знаешь, что случается с дерзнувшими? Или хочешь повторить участь сатира Марсия?

— Ну, ты балаболка, — ответил на это Алик и своей непочтительностью Светлоликого порядочно выбесил. До состояния «сдвинь брови» — точно.

— Что же, пусть. Твоя кровь окропит алтарь первой, а там…

— Я оспариваю твою власть!