========== Интро. Античные беседы за кусочком халвы ==========

Вообще-то, у меня не фиолетовые глаза. И не зеленые. Так, карие. И золотистых искорок в них нет.

И волосы у меня не рыжие, не золотистые, и нет в них ни малейшего сходства с крылом ворона, если только крылья у ворона не стали со временем такими вот невнятно-русыми.

В общем, на роль героини приключений я как-то категорически не подхожу.

Пятый размер груди, опять же, отсутствует. И фигура — не песочные часы, а «средний молодой бегемотик». И характер — не ехидно-блондиночный, а тяжелый, именно что тяжелый, мужской — пристукну, не встанете…

Да у меня даже образование неканоническое! На кого учатся нынешние героини приключенческих романов, которых с такой частотой выкидывает в иные миры, к рыцарям и волшебникам? Если учатся… ну, на экономиста там, юриста, дизайнера…ах, куча у нас возвышенных профессий. Я же обучаюсь на специальности «Машиностроение» в машиностроительном же Питерском университете.

А еще у героинь почему-то не бывает семьи — сиротки, знаете ли, сплошь. А у меня семья есть: папа, мама, ажно двое братьев — старший и младший.

Короче, ни под какие каноны приключений я не подхожу и со всей своей индивидуальностью (или тараканами?) я была самым нормальным, здравомыслящим человеком — пока этот подлец, посланник богов Гермес, не обнаружился в моей комнате, пожирающим мою же собственную халву.

Зашла – ан, сидит и лопает.

Лопоухий такой мужик двадцати с небольшим с виду. Рыжий. И ручкой машет – мол, проходи, чего встала, место найдется!

Сначала мне показалось, что я ошиблась квартирой. Сессия в «машинке» — вещь страшная, сессия на четвертом курсе — вдвойне, а у преподавателей, к тому же было тараканов гораздо, гораздо больше, чем у меня, а потому к третьему экзамену я города могла спутать — не то что квартиры. А этот, понимаете ли, еще и сидит так уверенно, ноги на стол у компьютера положил, халвой закусывает…

Моей халвой. Я ее, кстати, час назад купила, дабы торжественно сожрать ночью во время сеанса зубрежки (под матан хорошо идет!). Раз халва моя — значит, квартира тоже моя, а вот мужик — не мой, то есть…

Бабах!

Собственная дверь отвесила мне пинок, от которого я влетела в мою же комнату. Дверь между тем захлопнулась. То есть, больше похоже было, что задраилась или запаялась, потому что даже сдвинуть ручку вниз я не смогла.

Потом мы с мужиком секунд пять разглядывали друг друга молча. Я думала о том, что на помощь, наверное, звать все-таки не буду. Потому что просто так двери не захлопываются с такой силой, а я человек подкованный, книжки читаю и «Шоу экстрасенсов» смотрю.

А еще потому, что такой хитрой рожи у человека попросту не может быть. Ну, если только не выводить это в течение сотен поколений путем тщательного генетического отбора.

Ну, еще я повнимательнее рассмотрела ноги на столе. Копыта, конечно, жутко грязные, но вот обувь на них — живая. С трепещущими крылышками.

То, что думал смакующий мою халвичку гость, — он озвучил тут же.

— Фуй, страшная какая, — и отправил себе прямо пальцами в рот еще кусочек. — Еще и в обхвате — как дуб додонский. И что это он тебя выбрал — за имя, что ли? Тоже мне, сходство, да Парис бы от тебя в Тартар спрятался! Только б раз взглянул…

— У меня этаж — пятый, — ответила я. — И настроение плохое.

Намек он понял и даже сочувственно покивал. Но халвой делиться желания не изъявил.

— Гермий, — представился и покачал одной ногой. Крылышки у сандалий лениво и приветственно помахали. — Не нужно ли чего? Воды… нюхательной соли…

— Ружье, — сказала я, — с хорошим боем. И чтоб патроны разрывные.

Одарил снисходительной улыбкой – ох, мол, дети малые. И представился еще раз.

— Гермес, Меркурий. Вестник богов. Покровитель торговли, красноречия и…

— Воров, — подсказала я. Мифы я тоже читаю, хоть и плохо и редко.

— Ты не изумлена, м-м… прекрасная дева?

Если бы он с таким скепсисом не произносил свое «прекрасная» («дева» у него получилось и вовсе похабно) — наверное, удивилась бы. И если бы не сравнил меня по объему с дубом.

И если бы явился в столпе пламени, а не начал наше знакомство с кощунственного уничтожения моей халвы.

Вообще, когда ты в бешенстве — удивляться уже трудно.

— Ну, я не ожидала гостей. Не прибрано у меня тут, понимаете, — в бардаке моей комнаты черт ногу сломит, так что я приуменьшила. — Так что я прям в священном трепете…

— А-а, ничего, ты не видела, что у нас творится, — отмахнулся посланник богов и продолжил поедание халвы. По-моему, он сюда явился больше к ней, чем ко мне.

— И что же такого творится?

Он немного поразмыслил.

— Ну-у, Зевс лупцует Геру. Гера строит козни за спиной Зевса вместе с Посейдоном, Афина опять поцапалась с Аресом — бьет бедолагу, аж мне жалко, Арес срывает злость на Аполлоне, никто не понял, почему, Афродита…

— Тоже кого-то бьет?

— А ей и бить не надо, — Гермия передернуло, он заел ощущения куском халвы. — Просто строит глазки всем подряд, но Гефест уже ревнует, когда Гефест ревнует — он вспыхивает, как его горн, потому Гестия уже перестала поддерживать в очаге нормальный огонь и поссорилась с Деметрой, а Деметра заехала сгоряча Дионису неурожаем и приложила оскорблением, что он, мол, сатир… хм, а что же там сделал Дионис? А-а, он ушел в запой, это ж Дионис.

Он немного задумался и добавил:

— В общем, все как всегда… зато в таком количестве!

— А вы… ты, — этого лопоухого нельзя было называть на «вы», — значит, не при деле и заявился ко мне. Отдохнуть, халвы поесть?

— Не все ж нектар хлестать да амброзией закусывать, — с достоинством отозвались мне. — Но на самом деле я к тебе послан с небольшим поручением. Гонец мне нужен.

Я немного подумала и дала ответ, который, я уверена, дал бы любой студент четвертого курса моей специальности в мае месяце.

— Свали в Тартар, — сказала я грамотно. — У меня сессия!

Бог побледнел.

По-моему, он все-таки сообразил, что со мной будет трудно.

— Вот как… смертная? Отказываешься? А не думала ли ты, что у нас есть средства заставить тебя? Человеческая жизнь столь хрупка…

И этот, что ли, какой-то дряни по телеку насмотрелся…

— И что вы со мной сделаете? Убьете?

Он вздохнул. Потом произнес так, будто очень хотел соврать, да попросту не мог.