А потому нужно было начинать жалеть себя, поступать по-технарски умно, да и вообще…
— Ну, — сказала я, косясь на Клима, который рассматривал двор с видом «я — не я, жена не моя». — Рассказывай.
И походкой воина, вернувшегося из похода (в котором он завалил превосходящего по силам противника) проследовала в хижину Алика. Я слышала, я ощущала каждой клеткой кожи этот сладкий зов изнутри. Практически пение сирен, исходящее от старенького дивана.
Диван, правда, жалобно вздохнул, когда я на него грохнулась, но в целом больше не протестовал.
Объяснения Клима с Аликом прошли мимо меня, хотя они с какой-то радости устроились в той же комнате, но на стульях. Я спала, как совесть коммунальщика в снегопад, и только изредка в сон залетало что-нибудь этакое…
— А тебе вообще обязательно было втягивать ее в эти ваши олимпийские разборки?!
— …
— … я так понял, эти твои родственники прокачали выносливость. Чаще лезут.
— …
— … а ты не можешь там… ну, заклинание скастовать для того, чтобы это дело запечатать…
— …
— Во что уверовал?!
Тут я поняла, что дальше разговор будет долгим, потрясла головой и засопела активнее. Тут же на меня кто-то неумеренно заботливый накинул пледик, и проснулась я уже явно через несколько часов, когда эмоции прогорели, а в комнате запахло кофе и печеньками.
Еще в комнате проходил последний этап мужского совета на глобальную тему «Что делать?»
— Ну, шо, — вещал Алик, блестя очочками и явственно воплощая вместо меня силу технарского разума, — судя по тому, что было сказано тебе этим… ангелом… вариантов нет. Запечатывать портал должен ты — вот иди себе, запечатывай.
— Цементу бы мне, — донеслось с другой стороны колченогого столика. — Кирпичей античных. Стратий*, я говорил: я не подозреваю, как…
— Ага, не знаю, не подозреваю, мозгов не имею, разрешаю хоронить за плинтусом. Ты эту штуку придумал…
— Потому что боялся!
— Сейчас, значит, мало боишься?
Ушам своим не верю: Клим оправдывается. Это как же его Алик ухитрился достать за краткий промежуток времени?
Как-то поневоле начинаю проникаться уважением, да.
Ответной гримасы Клима я не увидела, но Алик вгрызся в печеньку с остервенением. Немного подумал и предположил:
— Так это… напугать?
— Как? — спросил Клим с должным смиренномудрием психиатра, который в пятый раз за день общается с буйным. — Стратий, ты же, наверное, понимаешь, что я тут, вроде как… бывший царь подземного мира… так что меня трудновато будет испугать криками «Бу!» из-за угла.
— Хм, — ответил Алик, который явно полагал, что было бы желание, а средство найдется. — Ну так поскольку ясно уже, что маны у тебя осталось по минимуму, а твоя семейка и так, и так тебя достанет — пора бы уже как бы и бояться.
Судя по выражению физиономии Алика — на него Климовские улыбочки не действуют. И лукавые взгляды — тоже. Он их встречает своим непроницаемым занудством.
Почувствовав, что разговор начинает катиться в пучины маразма, я выползла из-под пледика и взяла командование в неслабые женские руки.
— Значит так. Отставить мысли о глобальном, доставить мысли о конкретном.
— Хошь печеньку? — тут же конкретно среагировал предположительно влюбленный в меня Алик.
Печеньку, кофе, а также чего покрепче я хотела, но пришлось удовлетвориться первым и вторым.
— Глобальное — это, одначе, хорошо. Но у нас тут вроде как Цербер в сарае, — провозгласила я и посмотрела на Клима так, будто это была персонально его вина.
Судя по физиономии Алика — у Климушки не нашлось времени, дабы просветить моего однокурсника в этом плане. Сейчас физиономия была очень и очень озадаченной. Мол, вот так раз, а я его табуреткой…
— Приручить, как я понимаю, его нельзя, — продолжила я безжалостно. — Упаковать во второй раз в кадку — тоже не фонтан. Если он будет шататься тут и дальше — он еще больше расшатает твою, Клим, хрупкую психику и твою, Алик, нехрупкую мебель.
— У меня бита есть, — с готовностью встрепенулся Алик. — А если того… святой воды на нее побрызгать — может, прокатит?
Мы с Климом посмотрели на него малость опасливо.
— Почему он вообще не исчезает? — наконец сформулировала я. — То есть, почему его назад не выкидывает?
Клим немного подумал над чашкой кофе — и поднял на меня невиннейшие глаза инженера, который сейчас будет объяснять, что вот, станок старый, его…
— Так, видать, заклинило малость!
После чего бог подземного мира разразился вдохновенной тирадой о пространственно-временных парадоксах, их влиянии на порождения Тифона и Ехидны и на возможности выживания данных порождений в нашем несовершенном мире. Тирада закончилась тем, что созданию-то в принципе пофигу, а вот миру может конкретно не поздоровиться «тем более, что резиновые покрышки явно пришлись кому-то по вкусу».
— Погоди, то есть, дело в том, что ему тут тупо нравится? — спросил в это же время предположительно менее конкретный, чем я, Алик.
Клим посмотрел на меня, посмотрел на Алика и аккуратно кивнул, обозначая нашу проблему на ближайшее будущее.
— Кирие, если учесть, что и я тоже сбежал в этот мир не только из-за горячей веры в Единого, но и из-за особенностей подземного мира…
— Да, помню, — угрюмо сказала я, ковыряя скатерть, — тебе там негде было пускать камешки.
Алик поправил очочки и встал, приняв привычное положение чуть ссутуленной оглобли.
— То есть, я извиняюсь, если этому… Церберу понравилось у нас — значит, и другие… которые из твоего царства… тоже могут…?
По невинной озадаченности на лице Клима становилось ясно, что этот вопрос он не продумал.
Я тоже встала, принимая обычное для себя положение «огромный бешеный хомяк в состоянии средней степени ярости».
— Стало быть, нужно сделать так, чтобы ему тут разонравилось. Чтобы еще и другим заказал?
Уж в чем я специалист по жизни — так это разочаровывать окружающих.
*
В общем-то, мы выглядели как компания друзей, собравшихся на пикничок. Может, потому, что Клим так и не сменил шлепанцы и майку с принтом, хотя позаимствовал у Алика джинсы. Ну, и потому, что петляли по лесной местности (да, и такая под Питером есть), а у самого Алика за костлявыми плечами висел рюкзачок. Правда, из рюкзачка слышалось полное ненависти сдавленное подвывание.
Поимка Церберомопса проходила в режиме жесткого ахтунга и осуществлялась мной и Аликом (как двумя условно православными особями). С добавлением щедрых советов от державшегося в стороне экс-Аида. Советы были в духе: «Не хватайтесь за хвост, огнеопасно!», «Если молитву почитать — оно, может, вернее пойдет!» В результате диван времен Первой Мировой скорбно скончался, кадка от капусты оказалась подожженной, я измазалась копотью по уши, а с Аликом мы пару раз столкнулись лбами, как олени в брачный период. Спасло нас то, что сволочная увертливость белого мопсика все же пострадала после памятного удара табуреткой.
Сбой системы координат позволил аидскому отродью попасться в расставленные мною сети. Пеленали мопсика совместно — отрезками разрезанной кем-то веревки, в четыре руки.
— Нормальная… такая… ачивка, — выдохнул однокурсник в финале.
Ну, а в рюкзак к Алику я эту тварь засунула больше из практических соображений: вдруг да опять атака злобных родственников, а мне будет куда проще спасать Клима, если у меня за спиной не будет ничего хтонического.
Кажись, пока я искала выборы места, Алик еще пытался просветиться по этому поводу у Клима. Мол — как, мопсика в рюкзаке можно считать примером моего благорасположения? И как бы тогда ко мне в ответ подкатить?
— Стратий, я свою жену на колеснице упер, — просветили Алика в ответ. — И сделал это бездарно. И вообще, она меня ненавидит. Ты точно хочешь моего совета?
Но вообще-то я не особо прислушивалась, шла шагов на двадцать впереди и пыталась наконец мыслить. Мыслить, вспоминать и сводить воедино получалось гораздо лучше без голосов за спиной.