Дамблдор снова немного помолчал.

— Испугался. Испугался того, что моя сестра умерла, а я не мог не думать о тебе. Тогда мне казалось, что я увидел тебя настоящего. Способного к жестокости. Убеждал себя, что ты показал свое настоящее лицо. А на самом деле, думаю, мне нужно было хоть часть вины переложить на кого-то. А потом… Чем дольше я ждал, тем больше появлялось причин не писать.

— Мне кажется, что ты хотел себя наказать.

— Возможно. Возможно, Геллерт. Разрешишь, я тоже кое-что спрошу. А как ты… Как ты в результате справился? Справился со всем этим? Со мной?

— Справился? — Геллерт нервно рассмеялся.— С чего ты взял, что я справился?

— Ты пытался меня убить, — напомнил Дамблдор.

— Вот именно. Я пытался тебя убить, с сумасшедшей одержимостью пытался. Потому что не знал, как ещё избавиться от тебя в моей голове. Были, конечно, дни, месяцы, когда я не думал об этом, может даже года. А потом внезапно все возвращалось. И вместе с мыслями о тебе всегда приходили сомнения. А этого я допустить не мог.

— Сомнения, — согласился Дамблдор,— сомнения и мысли о том, как могло бы быть.

— А после дуэли, когда я был в тюрьме. Тебе стало легче?

— О нет. Конечно, нет. Или ты думаешь, что от мысли о том, что ты страдаешь, мне было легче? От мысли о том, что я пожертвовал тобой ради этого проклятого общего блага, мне было легче?

Геллерт не ответил.

— Альбус, я хочу, чтобы ты знал. Я не жалею о дуэли. Я благодарен тебе.

— Я рад, что ты так думаешь, — спокойно сказал Альбус.

— Ох, прошу, только без морализаторства…

— Ты не дослушал. Я рад, что хоть кто-то из нас о ней не жалеет.

Геллерт обернулся. Дамблдор смотрел на него со спокойной обречённостью человека, который зашёл очень далеко. И собирался зайти ещё дальше.

— Ты действительно думал, что я убью тебя? — спросил он.

— Надеялся. Мне всегда казалось, что с твоей стороны это будет милосердием.

— Что, ж. Справедливо. Несвободы ты всегда боялся больше, чем смерти.

— Я пытался увидеть исход дуэли, но у меня так и не вышло. И тогда я решил, что это к лучшему. Лучше с интересом смотреть за своей судьбой, не знать, что будет дальше. Как сейчас. Я не знаю, что будет дальше. Честно говоря, Альбус, мне страшно. Я никогда не мог как следует в себе разобраться, тебе это удавалось куда лучше. И сейчас,когда все так сложно, пожалуй, есть только одна вещь, которая мне предельно ясна…

Он подошел к Альбусу, взял за руку. Тот не сопротивляться, только смотрел удивлённо. Геллерт отчаянно искал слова и не мог найти нужные, правильные. И на лице Альбуса он видел ту же нерешительность, те же самые вопросы. И может, слова им были и не нужны. Может, не надо им ничего искать, может, все уже было найдено в этом самом доме много лет назад. Альбус дышал тяжело, неровно. Геллерт чувствовал его дыхание на своих губах. Время замерло над ними, неразрешенное будущее выбирало, в какую сторону ему повернуть. И когда Геллерт решился, его прервал нетерпеливый стук в окно.

Альбус первый отвлёкся, повернулся к окну, словно очнулся ото сна. На подоконнике сидел его феникс со свертком в клюве.

— А вот и посылка от Минервы, — с каким-то нервным оживление сказал он, спеша отойти от Геллерта. Он забрал сверток, поглаживая Фоукса по огненной макушке.

Когда Альбус достал свою старую палочку, он сделал несколько уверенных взмахов, а затем, к удивлению Геллерта, вызвал патронуса.

— Он передаст Ньюту, что пришло время уничтожить крестражи, — пояснил он, когда патронус растворился в воздухе.

— Не знал, что патронусы можно использовать так.

— Никто не знал, — с лёгким самодовольством признался Альбус, — это моё изобретение.

Он протянул Геллерту клык.

— Ты достал нам чашу. Будет справедливо её тебе и уничтожить.

Геллерт сухо кивнул. Он давно никого не убивал, но все ещё помнил, какого это, чувствовать, как чужая жизнь покидает тело. А эта чаша определённо была живой. Она пульсировала в его ладонях, в ней билось желание существовать, защищаться. Он занёс руку и одним движением пронзил крестраж клыком. Яд брызнул на золотые стенки, какой-то потусторонний звук разорвал ночную тишину, и все было кончено. В ту же секунду в комнате как будто стало немного светлее.

— Признаюсь, это было куда приятнее, чем я ожидал, — он отряхнул руки, оставляя мертвый крестраж в сторону. Он посмотрел на Альбуса, тот отвёл взгляд. От напряжения между ними в комнате было сложно дышать. — Уже поздно. Ты собираешься ложиться?

— Я не думаю, что смогу уснуть здесь, — ответил Альбус тихо.

— Что ж. Я тоже, — он решительно отправился на кухню, скорее для того, чтобы отойти от Альбуса и вдохнуть полной грудью. Он проверил там несколько шкафов и наткнулся на открытую бутылку виски. Что ж, видимо, Аберфорт иногда сюда заглядывает.

— Я собираюсь уничтожить запасы твоего брата, — сообщил он, возвращаясь в гостиную. — Присоединишься?

После короткого раздумья Альбус ответил:

— А почему бы и нет? Нам есть, в конце концов, что отпраздновать.

Геллерт опустился на ковёр, оперевшись спиной о потертый диван.

—К Хелль эти жуткие стулья. Присоединяйся, проживём эту ночь, как последнюю в жизни: варварски, — он улыбнулся. Широко и чисто.

Призраки прошло завладели им, не отпускали. И говорили за него.

Альбус сел рядом. Бледный, напряжённый. Он наколдовал им пару бокалов, чуть более изящных, чем того требовал случай. Геллерт разлил скверный аберфортовский виски и выпил его одним глотком. Альбус последовал его примеру.

Он сидел совсем близко, тепло его плеча пробиралось Геллерту под одежду. Воздух между ними начинал разгораться. Так бывало тем летом, когда простой разговор, неосторожный взгляд заставлял их набрасываться друг на друга с необузданной силой первого влечения. Теперь между ними было почти пятьдесят лет неосторожных разговоров. Геллерт повернулся к Альбусу. Заглянул в прохладу его глаз.

Тот понял его без слов и сказал тихо:

— Геллерт… — казалось, он из последних сил старается держать себя в руках. — Если сейчас мы это сделаем, потом, потом будет намного хуже. Я так долго пытался справиться с этим, с нами… Я не знаю, смогу ли я сделать это снова.

Геллерт протянул руку, касаясь его лица:

— Может быть, — согласился он, — может быть будет хуже. Но хотя бы у нас с тобой что-то останется. Альбус, сколько можно жить в прошлом и в будущем? Вечно от чего-то убегать, чего-то бояться. Живи сейчас.

Их поцелуй был похож на последнее желание осуждённого на смерть. Геллерт исчез во времени, растворился в минувшем и грядущем. Он целовал Альбуса как в первый и как в последний раз. С юной жадностью и со всей тяжестью прошедших лет. Если бы не обет, его магия, должно быть, не оставила от этого скорбного дома и камня на камне.

— Ты чувствуешь её? — спросил он. Альбус, не открывая глаз, кивнул и потянулся за новым поцелуем.

— А сейчас?

— Да, Геллерт, да. Я чувствую тебя всего, и твою магию, и каждую твою мысль, — он притянул его ещё ближе, — как же я скучал.