— Геллерт, — Альбус подошел ближе. Его голос звучал еще тише, — я понимаю, что у тебя нет никаких причин и, должно быть, желания помогать этому миру. Но ты и правда нужен нам. Чтобы остановить это зло.

Только сейчас Гриндельвальд понял, что его старый друг действительно пришел сюда из последней надежды.

— Раньше, кажется, я и был тем самым злом, которое нужно было останавливать, — он обернулся и посмотрел Альбусу в глаза. Тот не отвел взгляд.

— Люди умирают десятками. Не только магглы — волшебники, обычные волшебники, не авроры. Даже дети, — он не спорил, не уговаривал. Просил.

— И при чем здесь я? — Геллерт прищурился. — Что я должен сделать? Убить его? Потому что ты сам не можешь? Так и не научился убивать?

— Я действительно не могу, даже если бы хотел. Никто не может. А многие, поверь мне, очень многие, пытались.

— В каком смысле? Он бессмертен? — Геллерт коротко посмеялся, но скрывать свой интерес не стал. — Практически бессмертие не осуществимо.

— Для этого ты мне… нам и нужен. Ты знаешь о бессмертии и о таком уровне темной магии хотя бы в теории. И ты единственный из тех, кто связан с темными искусствами и кому правительство может доверять.

— Доверять? Мне?

— Для этого будут предприняты определенные меры. И весьма серьезные — не стану скрывать.

— Итак, вы свяжете меня по рукам и ногам, пока я не прикончу этого бессмертного. Очевидно, рискуя жизнью, в обмен на что? Полгода, год на свободе? И призрачный шанс на искупление? — голос Геллерта был хрустким, как свежий снег. Немного помолчав, он добавил: — Расскажи мне об условиях.

Альбус достал из кармана пиджака конверт с четырьмя печатями.

— Сколько печатей! Что ж, хотя бы я вижу, что это не твой безумный план по моему нелегальному освобождению.

Альбус распечатал светящийся бледным светом пергамент, оберегаемый заклинаниями от чужих взглядов. Прикосновение магии, даже такое слабое, ударило в голову.

— Я хочу, чтобы ты знал, что некоторые из этих пунктов кажутся мне излишними. Но никто не хочет рисковать…

— Разумеется, разумеется, — снова перебил Геллерт. — Разрешишь, я сам прочитаю? Без твоих ремарок?

Он взглянул на дату вверху пергамента: 13 февраля 1959 года. Четырнадцать лет.

— Непреложные обеты… хорошо сформулированные, кстати, но, судя по трусоватому тону, явно не тобой, а несколькими хорошими юристами. Запрет на использование палочки, на аппарацию, ограничение перемещения, общения… Все это полная ерунда. Чем ты на самом деле собрался меня удержать?

Альбус как-то невесело улыбнулся. Он словно ждал этого вопроса, и ему была приятна их обоюдная проницательность:

— Заклинанием Viribus Vincula. Я взял на себя смелость его несколько изменить, но…

— Магия крови. Очень хорошо, — он говорил словно бы и не о себе. — Сильнее ничего и не придумать. Гораздо основательнее всех этих обетов.

Казалось, что они два старых друга. Встретились после старой разлуки, как будто и не было всех этих лет между ними. Как будто говорили их призраки, воспоминания о людях, которыми они когда-то были.

— Заклинание буду накладывать не я, а несколько человек, — продолжил объяснять Альбус, — но связано оно будет со мной. Ты не сможешь пользоваться магией, никакой, без моего ведома.

— Без твоего разрешения, если говорить точнее, — Геллерт неприятно улыбнулся.

— Верно, — невозмутимо согласился Альбус. — И, если хотя бы один из наложивших это заклинание волшебников пострадает, снять его будет невозможно, — добавил он сухо.

— Как-то не слишком справедливо. У вас война. Мало ли что случится. Оставишь меня сквибом.

— Иногда всем нам приходится идти на риск. — Теперь его голос звучал совсем иначе. Суше. Серьезнее.

— Разумеется. Ради общего блага, — Гриндельвальд снова оглянулся к узкому окну. Взглянул на серую шапку облаков. Бесконечных, как вечность.

— Я ценю твою тактичность. И попытку представить все так, словно у меня есть выбор. В действительности же мы оба понимаем, что я предпочту день на свободе и мучительную смерть после еще одному десятилетию здесь. Я согласен.

***

На следующий же день после самой длинной ночи за все эти четырнадцать лет, когда каждое нервное пробуждение все больше заставляло Геллерта усомниться в реальности состоявшегося разговора, в одном из залов Нурменгарда собрались представители четырех крупнейших магических сообществ. Геллерт рассчитывал, что именно так закончится война: встречей в его замке с представителями власти, готовыми подписать с ним любые соглашения. Вот только Альбуса Дамблдора рядом с ними он увидеть не надеялся никогда.

Его ввели в зал четыре аврора, по одному от каждой страны: никто здесь не доверяет свою безопасность союзникам. Геллерт хотел бы войти в зал с большей уверенностью, но непривыкшие к длинным прогулкам ноги дрожали после спуска по лестнице, яркий свет, бьющий из огромных окон, резал глаза, а тяжелые оковы не позволяли расправить плечи.

И все же он почувствовал, как воздух налился свинцом при его появлении. Увидел, как все одновременно взялись за палочки. Сжали их в ладонях. На всякий случай. Как будто они не знали, что весь замок пропитан защитой, отторгающей его магию. Каждый камень построенного им замка — его враг и тюремщик.

Почти пятнадцать лет прошло, а они все еще боятся, несмотря на его осунувшееся лицо и шаткую походку. Альбус смотрел на приставленные к горлу Гриндельвальда палочки с явным неодобрением.

— Добрый день, — Геллерт слегка поклонился своим гостям, улыбаясь. — Счастлив видеть вас всех в Нурменгарде.

Ответа не последовало, но при звуке его голоса свинца в воздухе стало еще больше.

Первой к нему подошла Серафина, постаревшая и подурневшая, но не потерявшая своего достоинства.

— Гриндельвальд. Профессор Дамблдор объяснил Вам, что именно от Вас требуется. Я хочу, чтобы Вы понимали, что не все из нас разделяют его веру в Вас, — Геллерт не сдержал тихого смешка. — И уж точно никто дважды не подумает, если возникнет малейший повод Вас убить.

— Не сомневаюсь, госпожа президент.

Он протянул ей руку, и Серафина взяла ее, едва касаясь, с явным отвращением.

— Мистер Тафт, Вы засвидетельствуете нашу клятву с Гриндельвальдом. А затем я засвидетельствую вашу.

Один из трех незнакомых Геллерту мужчин подошел ближе и представился:

— Игнатий Тафт, министр магии Великобритании.

— Сердечно рад знакомству, — все эти формальности, предосторожности, напуганные политики — всё это невероятно забавляло Геллерта. И это не укрылось от внимания Пиквери:

— Надеюсь, Вы готовы, Гриндельвальд.