***

Ночь начала растворяться в бледном рассвете. Они все ещё сидели рядом, на полу, опустошенные и наполненные упущенным счастьем.

Геллерт смотрел на встающее солнце, смотрел, как в последний раз. Но смотреть на Альбуса было больнее. Что поцелуй, если не надежда на будущее? Не обещание счастья? Ему обещать было нечего. Всё, что у него останется — пара часов. Все, что осталось у него впереди — смерть. Быстрая, от руки врага, или медленная, от руки друга.

Альбус поискал что-то в кармане и достал коробочку конфет Берти боттс, Геллерт их уже видел. Альбус положил одну в рот и скривился.

— Что за вкус? — без интереса спросил Геллерт.

— Лучше тебе не знать, — он запил вкус остатками виски и вдруг сказал, — я хочу бросить вызов Волдеморту. Один на один. Он должен будет его принять, он думает, что у него со всех сторон преимущества: он разоружил меня в прошлой схватке, сделал новый крестраж о котором, как ему кажется, мы не знаем. И он должен был понять, что ты не можешь колдовать. А значит, не сможешь мне помочь.

— Ну, я действительно не могу, — и зачем только Дамблдор отнимает у них эти короткие минуты счастья?.. Зачем говорит о войне?

— Это поправимо. Если ты пойдёшь со мной к нему, ты не можешь пойти безоружным. Минерва отправила две палочки. Одну я приготовил для тебя.

Геллерт замер, как зверь перед броском. Пульс с гулом бился в ушах.

Магия, которой он жаждал, была так близко. При одном незначительном условии — рискнуть своей жизнью. И жизнью Альбуса. В конце концов, у Волдеморта действительно было преимущество. Старшая палочка. И новый крестраж. Впрочем, в его видении Альбус выжил. Не было там только самого Геллерта.

— “Если я пойду”. Ты так говоришь, как будто у меня есть варианты. А их всего два: остаться и умереть из-за нарушенной клятвы. Пойти и умереть от его руки.

— Почему ты не рассматриваешь третий вариант? Выжить.

Геллерт ответил честно:

— Потому что этот — страшнее всех. И ты, и я знаем, какая жизнь меня ждёт, — медленно задыхаться в чужой могиле, зная, что рано или поздно она станет твоей. — Ради чего?

— Ради раскаяния. Ради искупления. Ради жизни.

— А не слишком ли это дорогая цена? Страдать, просто ради того, чтобы просыпаться каждое утро?

— А разве не все мы так живём? — ответил Альбус с болезненной откровенностью. — Но я уже говорил тебе: не мне это решать, Геллерт. Но позволь мне вернуть тебе то, что твоё по праву, прежде, чем ты решишь, готов ты бороться или нет.

Альбус протянул ему ладонь, на которой до сих пор мерцал оставшийся от обета шрам. Геллерт принял его руку.

Он тонет в ледяном шторме, задыхается и делает судорожный вдох, наполняя лёгкие обжигающей водой, течение тянет его на глубину, грудь разрывается от боли, сердце отчаянно стучит в попытке выжить. Геллерт успевает испугаться, что он не совладает с ней, что его магия одичала, не простила ему предательства. Что она просто убьёт его. Но так же внезапно буря усмиряется, сменяется спокойным биение власти, ласкает его искрящимися мягкими волнами силы.

Он открыл глаза. Альбус смотрел на него, готовый к любому решению. И Геллерт его уже принял.

Любовь обретает себя,

Когда “здесь” и “сейчас” теряют значенье.

Т. С. Элиот

========== Молитва, обряд, послушание, помысел и поступок ==========

На бесплодную землю каменного острова ложились грязные солнечные лучи. Рассвет замер в нетерпеливом ожидании. Волдеморт стоял на краю обрыва, ветер трепал края его мантии. Рядом с ним,свернувшись кольцами в сияющей сфере, парила Нагини.

— Дамблдор, — не оборачиваясь, сказал Волдеморт, —ты все же пришел к своей смерти.

Его голос звучал торжественно и хрипло, скрывая страх поражения.

— Здравствуй, Том, — Альбус подошёл ближе, держа палочку наготове, — я действительно пришел, — медленно Волдеморт все же повернулся и посмотрел на своего противника. —Я полагаю, ты, как и я, хочешь, чтобы наша встреча как можно скорее подошла к развязке. Давай не будем тратить время на пустые разговоры, —он направил свою палочку в землю и из неё вырвался луч синего света, разлившийся по обрыву яркой волной.

— Что ты сделал? —нервно спросил Волдеморт.

— Ограничил наши перемещения. Ни ты, ни я не сможем покинуть этот остров, пока дуэль не будет окончена.

Волдеморт расхохотался:

– Глупец! Ты пожалеешь об этом. Ты, со своей самонадеянностью, своими храбростью и благородством, ты никогда не покинешь это место.

— Из нас двоих — не я самонадеян, — сухо ответил Альбус.

— И все же именно ты пришёл один. Где же твой Орден? Где твои учителя? Где Гриндельвальд? — усмешка змеилась на его обескровленных губах.

Нельзя было слушать его, нельзя было поддаваться на эти провокации, но, —Мерлин! —как бы Альбус хотел, чтобы Геллерт был здесь, рядом с ним.

— Ты, я вижу, тоже в одиночестве, Том.

— О, ты ошибаешься. Ты очень сильно ошибаешься, — Волдеморт взмахнул палочкой, —я не так глуп, как ты, чтобы играть честно.

Со всех сторон послышались хлопки аппарации. Тьма сгустилась вокруг Альбуса, когда десятки фигур в чёрных плащах окружили его. Волдеморт отступил назад, к крестражу, предоставив Пожирателям возможность убить своего врага. Что ж, другого Дамблдор и не ожидал.

Он резал воздух заклинаниями, оглушая и обездвиживания, стараясь обойтись без лишней крови, без лишних убийств. Альбус не заметил, кто именно зацепил его проклятиями, но чувствовал, как немеет от пылающей боли левое плечо, как разливается по бедру огонь. Все вокруг сжалось до череды скрытых металлическими масками лиц, до ярких вспышек, до падающих на камни тел.

Их было слишком много, они были опытными дуэлянтами. Волдеморт отобрал самых лучших. А Альбус был совершенно один.

Он чувствовал, что начинает уставать, чувствовал, как прилипает к коже залитый кровью рукав, как начинает трястись от напряжения правая рука. Азарт, который наверняка овладел бы Геллертом в битве, оставался для Альбуса недостижимым. Он не пьянел от чужой боли, чужого поражения, только пробирался с трудом через них навстречу к своей главной цели.

Их стало меньше. Кто-то сбегал прочь, кто-то без чувств лежал на земле. Он хотел остановиться, отдохнуть, но некому было прикрыть его спину, поэтому, сжав зубы, он, продолжал бороться. И, наконец, тьма вокруг него рассеялась. Альбус едва стоял на ногах, стараясь отдышаться, а вокруг него было мертвое поле.

Волдеморт смотрел на свою поверженную армию, залитую алыми всполохами занимающегося рассвета. И страх на его мертвенном лице сменился жестокой решимостью. Альбус не хотел умирать здесь и сейчас, он не любил боль и не хотел ее, но больше всего он боялся проиграть. Проиграть мир и сотни чужих жизней. И он ненавидел судьбу за то, что раз за разом именно ему она предоставляет возможность этот мир спасти. Он переступил с одной ноги на другую, чувствуя, как в больном бедре разгорается болью задевшее его заклинание.

—Теперь, Том, я надеюсь, мы можем начать, —его голос звучал твердо, но Волдеморт не мог не видеть, в каком состоянии был его противник. Он ликовал.

—Дамблдор, к чему лишние мучения? Сдавайся, и твоя смерть будет короткой, почти приятной.

—Ты знаешь, что этого не произойдет. Так же, как и я знаю, что ты не отступишься от своих идей. Как бы я не старался убедить тебя в том, что в жестокости и зле, которые ты так отчаянно преследуешь, ты не найдешь ни силы, ни величия.

—А в чем же тогда они? —издевательски спросил Волдеморт, подходя ближе. Альбус заметил, как тот ласково поглаживает указательным пальцем Бузинную Палочку.