— Ты действительно в это веришь, Винда? — он устало опустил голову на руки, помолчал немного, потом сказал, — Это я должен просить у тебя прощения.

— О нет, нет, Геллерт, — резко остановила его Винда, — молчи. Ты ни в чем передо мной не повинен. И от меня ты должен требовать только благодарности.

— Неужели ты никогда не задумывалась, никогда не сомневалась, в том что…

— Я ни в чем ни тебя, ни себя не виню. Я ни о чем не жалею, — жестко сказала она, — нам всем приходилось чем-то жертвовать. А жертвовать другими бывает гораздо тяжелее, чем самим собой: другие уходят, а ты остаешься жить дальше, с мыслями о них.

Она замолчала, слепо глядя перед собой, вздохнула:

— Я не знаю, кто сделал это с тобой — он или тюрьма, но знаю, что раньше никому не удавалось тебя сломить. И именно таким я и хочу тебя запомнить. А теперь, оставим эту тему.

Но в ее пустых глазах, в нервно переплетенных пальцах Геллерт увидел все: стыд, сожаление, страх. А может он только хотел это в них увидеть? И что хуже? Знать, что она, как и он сам, страдает, или же, что она свободна от мучений, что она так и не смогла раскаяться?

— Разумеется, дорогая моя. Я и сам не знаю, что говорю.

— Геллерт, если я как-то могу помочь сейчас, просто дай мне знак, как… — спросила она вдруг гораздо тише.

— Нет, ты ничего не можешь сделать, — отрезал он.

— Но…

— Я сказал: нет.

Винда вспыхнула, как от пощечины. Но признала свое поражение.

— Он, должно быть, уже заждался тебя. Пойдем, я провожу тебя к выходу, — она встала, разгладила несуществующие складки на платье, взяла Гриндельвальда под локоть.

До дверей они шли в прохладном молчании.

— Я счастлив был увидеть тебя, Винда, — искренне сказал на прощание Геллерт.

— Я тоже, — ее взгляд снова смягчился, — я напишу сразу, как получу хоть какую-то информацию. А ты, прошу тебя, будь сильнее и не дай ему тебя сломать.

***

Гриндельвальд бесшумно подкрался к стоящему к нему спиной волшебнику. Один резкий бросок — и он прижал мужчину к себе, придушивая его локтем. Тот пытался выхватить палочку, вырваться из захвата, позвать на помощь, но Геллерт не ослабил хватки. Меньше, чем через минуту мужчина затих, безвольно повиснув в его руках.

В письме от Винды было всего одно слово: “Лестрейндж”. Геллерт не знал, как именно она смогла разговорить племянника, но не сомневался в Розье ни минуты. И хотя Альбус его уверенности не разделял, в ту же ночь они отправились в поместье Лестрейнджей.

Дом был надежно укрыт куполом из защитных заклинаний, а ворота охраняли двое серьезных недовольных волшебников. Альбус успел оглушить одного из них и повернулся ко второму, но увидел, что тот без сознания лежит у ног Геллерта.

— Как ты?..

— Я не только магией умею пользоваться, Альбус. Я, знаешь ли, часто оказывался в… сложных ситуациях так или иначе лишенный возможности колдовать. Пришлось учиться альтернативным способам борьбы, — он брезгливо подтолкнул волшебника сапогом, — тебе стоит заняться охранными чарами, пока Лестрейнджи ничего не заметили.

Альбус нахмурился:

— А они основательно подошли к защите.

Он вглядывался вперед, как будто старался рассмотреть наложенные на поместье чары.

Геллерт не отвлекал его, молча следил за напряженными движениями рук. Альбусу не удалось полностью снять заклинания, он смог лишь пробить в них небольшую брешь, чтобы они смогли войти. Незамеченные, они прошли по темному саду и зашли в особняк.

Альбус прикрыл глаза, вслушиваясь в царившую в нем магию:

— Судя по всему, нам вниз, в подвалы. Там все буквально вибрирует от количества заклинаний.

— Как неожиданно! Хоть кто-нибудь бы догадался выбрать для тайника менее очевидное место, — Геллерт и сам хотел бы прикоснуться к магии, пусть и чужой, почувствовать её. После встречи с Виндой мысли о былой силе, о власти, о свободе, к которой они так близко подошли, вернулись и уже не оставляли его.

Геллерт молча пошел вслед за Дамблдором.

Лестница вела к длинному, темному коридору. Они медленно двинулись вперед, напряженно вслушиваясь в окружающую их тишину. Из-за сырого, спертого воздуха у Геллерта слегка кружилась голова.

— Как-то все слишком просто, — недоверчиво протянул Альбус.

— Согласен, — Гриндельвальд кивнул, — но, будем надеяться, что мы успеем выбраться до того момента, как возникнут сложности.

Они подошли к массивной двери. Геллерт на удачу потянул за ручку, та, разумеется, не поддалась. Альбус снова погрузился в созерцание чужой магии, и Гриндельвальд раздраженно заметил:

— Знаешь, если бы я мог тебе помочь, а не просто путался под ногами, мы справились бы быстрее.

— Ты сейчас хочешь это обсудить? — Альбус заметно нервничал, видимо, ограбление со взломом не входило в список привычных и приятных ему занятий.

— Почему бы и нет? Мне все равно больше нечем заняться.

Внезапно, Геллерт пошатнулся и облокотился о стену. Головокружение усиливалось, на него накатила жаркая волна тошноты.

“Пусть это будет всего лишь последствие зелья” — подумал Гриндельвальд.

Но навязчивый шум, поднимавшийся где-то на задворках его сознания, лишал его этой надежды. Там уже открывалась сосущая белая пропасть.

Геллерт сжал кулак, вытягивая себя обратно на поверхность. Не сейчас, Вотан тебя дери, не сейчас!..

— Геллерт? Геллерт! Ты меня слышишь? — Альбус, видимо, звал его не в первый раз.

— Да, да, я слушаю. Что ты сказал?

— Я сказал, что открыть эту дверь легко, но снять оповещающие чары я не смогу.

— Ну, придет сюда парочка Пожирателей, что, ты с ними не справишься? — стараясь отвлечься от головокружения, выдавил Геллерт.

— Все это мне не нравится, — колебался Дамблдор.

— Твоя брешь все еще открыта? Мы сможем аппарировать отсюда? — меньше всего на свете он хотел сейчас спорить с Альбусом. Им нужно было убраться отсюда как можно быстрее, пока он еще мог держать себя в руках.

— Да, но…

— Альбус, не все в это мире можно просчитать наперед, — торопил его Геллерт, — открывай эту проклятую дверь. А там разберемся.

— Но что если там нет чаши?

— А что если есть? Как будто у нас есть другие варианты. Открывай ее, — он чувствовал, как покрывается холодным потом спина, как начинают подрагивать пальцы.

Только его провидческого припадка им тут и не хватает!..

— Ты всегда слишком импульсивен, — Альбус беспокойно огляделся, словно в поисках другого решения.

— Я весьма рассудителен, если есть время и повод рассуждать. Сейчас у нас их нет!

Дамблдор помедлил еще мгновение, вздохнул и согласился:

— Ты прав. Хотя мне это очень не нравится.

Он взмахнул палочкой, и дверь открылась. Чаша действительно оказалась в комнате. Вернее, она была заставлена десятками абсолютно одинаковых чаш.

Тошнота усиливалась, перед глазами расплывалась туманная белизна.

Альбус растерянно огляделся: