— Я почти поверил в то, что ты меня ослушалась. В то, что решила идти до самого конца,— он сжал ее узкие ладони, едва удерживаясь от желания заключить Розье в объятия.

— Я хотела. Но не решилась нарушить данное тебе слово, — Винда прищурилась, недовольная его недоверием, и спросила: — Как ты смог выбраться? И почему здесь он?

Это “он” Винда произносила с ядовитым презрением, как если бы это слово горчило, и она спешила скорее его выплюнуть.

— Прежде, чем я отвечу, прежде, чем мы поговорим, покажи мне свою левую руку, — сказал Геллерт.

Она не возмутилась, спокойно подняла рукав, демонстрируя чистое предплечье.

— Я всегда была верна только тебе, — оправив рукав, Винда потянула за тонкую цепочку на шее, доставая из-под платья кулон в виде знака Даров Смерти, — только тебе.

Геллерт мягко коснулся ее плеча, позволяя себе улыбнуться:

— Я не мог не спросить, дорогая.

— Я знаю, — она улыбнулась ему в ответ. Винда указала на кресла,— проходите, присаживайтесь, — сказала она, все еще не поднимая взгляда на Дамблдора.

— Прости, что я вынужден перейти сразу к делу, — Геллерт сел напротив нее, Альбус, очевидно чувствуя себя крайне неловко, — в стороне. — Я пришел, чтобы просить тебя о помощи. Мы пытаемся остановить Волдеморта, о котором ты, несомненно, слышала.

— Значит, вот они, условия твоего освобождения, — она скрестила руки на груди.

— Временного, — уточнил Геллерт.

— Временного?

— Боюсь что так, — чувствуя ее недовольство, Гриндельвальд поспешил увести тему в другое русло, — говоря о заключении… Как ты можешь быть такой неосторожной? Отправлять портключ в свой дом неизвестно кому!

— Я знала, что это ты написал письмо, у меня не было в этом никаких сомнений. К тому же, чего мне бояться? Про меня все забыли.

Она каким-то нервным движением поправила юбку, и только сейчас Геллерт заметил скрытую в ее жестах порывистость, заметил, как давят на нее эти украшенные китайским шелком стены гостиной, как похожа она на запертого в удобную клетку хищника. Комфорт душил ее. Комфорт и, возможно, одиночество.

— Ты живешь одна? — спросил он.

— Да. Я пыталась жить у кузена, думала, будет легче, привычнее в шумном доме. Но быстро сбежала оттуда: они все фанатично преданы Волдеморту, — она понизила голос, — и ты не представляешь, что это такое. Они верны не идее — да там и идеи-то нет. Они верны, точнее — рабски преданы, безумцу, они запуганы и опьянены властью, что он им дает. Это отвратительно.

— Значит, проблема не в его методах?

— С методами, как ты выражаешься, проблем у меня никогда не было. Вот только у него они подменяют цель. А я не люблю бессмысленную жестокость.

Геллерт бросил быстрый взгляд на Дамблдора. Тот отстраненно рассматривал узор на обоях, не проявляя никакого интереса к разговору.

— Геллерт, ты ведь не о политике пришел поговорить. И не моих делах. Иначе, ты пришел бы один.

— К сожалению, это так.Ты говоришь, что не стала жить с семьей брата. Вы совсем не общаетесь?

— Я встречаюсь иногда с племянником, с Кловисом. Пытаюсь вразумить его. Выходит скверно, хоть он сам ищет встреч со мной. Наслушался, видимо, историй о героической тетке, — она закатила глаза.

— Значит, он тебе доверяет?

— Да. Думает, что сможет переманить меня в их ряды. И он явно ищет моего одобрения, хвастается.

— Хвастается? Он рассказывает тебе о Волдеморте? — ухватился за ее слова Геллерт.

— Мальчик старается говорить одними намеками, но то, что мне надо, я все равно узнаю.

— Другими словами, ты знаешь все.

— По большей части, да, — не без самодовольства признала Винда.

— Мне жаль, что приходится тебя втягивать в это, но…

— Геллерт, если бы я хотела спокойной жизни, то все ещё была бы замужем, — отрезала она.

Гриндельвальд вспомнил юную Винду: испуганную, полную решимости, и лежащий у ее ног труп господина Розье.

— Возможно, мой вопрос покажется тебе странным, но, скажи мне, Кловис не упоминал что-нибудь о чаше?

— Чаше? — переспросила Винда.

— Да. Чаше Пенелоппы Пуффендуй, если быть точным.

— Нет, Геллерт. Мне жаль. Но нет.

— Может, он что-то говорил о других ценных предметах? О чем-то, что надо было перевести или спрятать?

Винда задумалась.

— Однажды Кловис пришёл ко мне в отвратительном настроении. Он всегда достаточно экзальтированно себя ведет, но в тот день был совершенно не в себе. Он злился, что Тёмный Лорд выбрал не его для какого-то важного задания. И все повторял, что поместье Розье гораздо надежнее, правда, не уточнял, надежнее чего. Он быстро замолчал, понял, видимо, что сказал лишнего, но, судя по всему, Волдеморту надо было спрятать что-то в доме одного из Пожирателей. И выбрали другую семью.

Геллерт бросил быстрый взгляд на Альбуса.

— Винда, ты можешь узнать у своего племянника, кого именно Волдеморт выбрал?

— Я сделаю все возможное, — Винда кивнула и спросила, — что именно вы ищите, Геллерт?

— Боюсь, этого сказать мы не можем, — опередил его Альбус, — простите, мадам Розье. И спасибо Вам за помощь, — он встал, вежливо улыбнувшись, — если Вы не против, я бы с удовольствием прогулялся по Вашему саду.

Винда на улыбку не ответила;

— Я помогаю не вам, Дамблдор, и не вам меня благодарить, — холодно сказала она, — выход, я надеюсь, найдете сами.

Геллерт был благодарен Альбусу за доверие и деликатность, но, оставшись наедине с Виндой, почувствовал, что не знает, с чего начать разговор.

— Прости мне мою честность, Геллерт. Но ты выглядишь чудовищно, — заметила Винда с легким смешком.

— Тюрьма вообще редко красит человека.

Винда опустила взгляд и тихо, словно боясь услышать ответ, спросила:

— Геллерт, ты простил меня?

— За что?

— За то, что я не помогла тебе, за то, что не собрала восстание, за то, что проиграла твою войну, — ее голос дрожал.

— Винда, я запретил тебе даже пытаться мне помочь.

— Я должна была ослушаться!

— Ты не смогла бы ничего сделать. И только зря рисковала бы собой. А так ты на свободе, в безопасности — и за это я тебе искренне благодарен. За то, что ты спаслась.

— Свобода понятие очень относительное, — Винда покачала головой, — настоящей свободы мы так и не добились.

— А ты значит все еще веришь в то, что мы боролись за свободу? — насмешливо спросил Геллерт.

Винда, к его удивлению, всерьез задумалась над ответом.

— Из-за этого Волдеморта я стала много думать о нашей войне. О том, почему я присоединилась к тебе тогда, — медленно начала она, — и мне кажется, что я пришла к тебе за властью, а осталась из-за свободы. А вот ты… Ты пришел в эту войну за свободой, но сражался ты за власть. Потому что ты понимал, что только так сможешь эту свободу обеспечить.

Геллерт горько усмехнулся:

— Значит, я и тебя смог в этом убедить. Впрочем, ты и всегда думала обо мне гораздо лучше, чем стоило бы.

— О нет, ты меня ни в чем не убеждал. Просто я знаю тебя. И знаю давно. Я помню тебя восторженным мальчиком, который думал, что огня его идей хватит, чтобы изменить мир. Помню и уставшим от собственной жестокости правителем, который понимал, что изменить мир может только огонь карающий. Но ты всегда делал лишь то, что считал необходимым для достижения своей цели. Нашей цели. И никогда не действовал в угоду собственным интересам.