— Смотри, там, на полу!
Но Дамблдор, очевидно, и сам все заметил. Его лицо исказила странная, пугающая гримаса. Геллерт никогда не видел его таким и даже представить не мог, что умное, благородное лицо друга может выглядеть так. В полубезумном исступлении Альбус подошел к мерцающему следу и резким движением палочки вскрыл старые половые доски. Его руки отчаянно тряслись.
В следующую секунду одновременно произошли несколько вещей: повинуясь еще одному рваному пассу, кольцо выплыло из тайника, приподнимаясь на полом; Альбус с отчаянием раненного зверя бросился к кольцу; а Гриндевальд, отдаваясь какому-то внутреннему порыву, бросился ему наперерез, в самый последний момент сбивая друга с ног. Падение не отрезвило Альбуса — он боролся в руках Геллерта, стараясь дотянуться до кольца. Хотя Геллерт уже прекрасно понимал, что дело было, разумеется, не в кольце, а в Камне, который Дамблдор тоже заметил и просто надеялся скрыть это от Гриндельвальда. Они, как и всегда, оказались слишком похожи.
Геллерт, надеясь, что клятва не сочтет это нарушением условия, залепил Дамблдору пощечину:
— Альбус, приди в себя! На нем же наверняка проклятье!
Где-то на самом краю сознания прошла шальная мысль: если бы он не остановил друга, тот почти наверняка умер бы здесь. И Геллерт был бы свободен. С двумя дарами.
Но думать об этом уже было поздно.
Альбус поднял на него опустевший взгляд и прекратил борьбу. Его сотрясала мелкая дрожь. И с ужасом Геллерт понял, что голубые глаза покраснели и блестят от едва сдерживаемых слез.
Гриндельвальд рискнул отпустить Альбуса. Тот, к счастью, остался спокойно сидеть на полу. Геллерт надел кожаные перчатки, быстро достал из кармана платок и как можно осторожнее завернул в него кольцо. Его руки тряслись не менее отчаянно, его вело, как пьяного. И все же он заставил себя спрятать Воскрешающий камень в карман, а затем повернулся к Дамблдору:
— Пойдем, я выведу тебя на воздух. Нам пора отсюда уходить.
Комментарий к Пред окончаньем бесконечной ночи
Воспоминания Гонта частично позаимствованы у Роулинг. Будем надеяться, что ей не жалко.
========== Во-первых, червоточина сомненья ==========
И не нам воскрешать
Позабытые распри
И за ветхим шагать барабаном.
Эти люди и кто с ними бился,
И с кем бились они —
Признали устав немоты
И влились в один легион.
И что бы нам ни оставили победители —
От побежденных мы взяли,
Что было у них — некий знак.
Знак, свершившийся в смерти.
И будет благо,
И всяк взыскующий обрящет,
Когда побуждены чисты
В основе наших молений.
Т.С. Элиот
Альбус тяжело дышал, вдыхая студеный зимний воздух. Он стоял у дома Гонтов, неловко обхватив себя руками, и слепо смотрел перед собой.
Геллерт отвернулся, словно был невольным свидетелем чего-то слишком личного, почти непристойного. Они провели так какое-то время, каждый в своих совсем не радостных раздумьях.
— Я бы хотел уйти отсюда, — произнес, наконец, с обманчивым спокойствием Дамблдор.
— Думаешь, ты сможешь аппарировать?
— А?.. Да, да. Смогу, не волнуйся. Я в порядке.
Гриндельвальд не стал с ним спорить. Пока что.
Как он и предполагал, в гостинице Альбус сразу же направился к себе в спальню, но Геллерт его остановил.
— Альбус, стой. Нам надо поговорить.
— Геллерт, пожалуйста. Не сейчас, — его голос еле слышно дрожал.
— Именно сейчас. Ты сегодня мог убить нас обоих. И я хочу обсудить это прямо сейчас, а не завтра или когда там тебе снова хватит сил воздвигнуть между нами нерушимые стены, — жестко сказал Гриндельвальд.
Дамблдор смотрел на него с каким-то немым потрясением.
«Что, больше никто не смеет так с тобой говорить? Привык, что в твоем мире все жалеют друг друга и с трепетом относятся к чужим страданиям? Альбус, ты же не мог ожидать подобной милости от меня?»
— Я не знаю, что на меня нашло, я не знал…
— Не знал, что это Камень? Не лги мне, и тогда я тебе лгать не буду. Мы оба знали, что именно найдем сегодня. И оба надеялись, что сможем втайне овладеть Даром.
Дамблдор, казалось, не ожидал этого:
— Ты все же заметил его? Не думал, что тебе удастся скрыть это.
— Да, тебе это определенно не удалось, — согласился Геллерт.
— Чего ты хочешь? Чтобы я извинился?
— Нет, я не вижу смысла в извинениях. Но мы должны доверять друг другу: я должен знать, что могу положиться на тебя, а ты — на меня, или нам никогда не победить его. Просто потому что мы прикончим друг друга раньше, чем это произойдет.
Альбус смотрел на него с каким-то неверящим удивлением:
— Ты прав, ты прав… — сказал он и как-то блекло улыбнулся. — Прости, Геллерт, просто я не ожидал, что именно ты из нас двоих скажешь что-то подобное.
Гриндельвальд усмехнулся, подойдя к ряду бутылок на столике, налил два стакана огневиски и протянул один Дамблдору.
— Что ж, пожалуй, я тоже. А теперь выпей это, сядь и расскажи мне, что именно сегодня произошло.
Он, надев перчатки, достал из кармана платок с кольцом и, развернув, положил на столик между ними.
Глаза Альбуса снова загорелись, но это был лишь слабый, постепенно затухающий огонек.
— Держи себя, пожалуйста, в руках.
Который, впрочем, не укрылся от Геллерта.
— Ты немного… жесток, тебе не кажется? — с обезоруживающей простотой спросил Дамблдор.
— Я всего лишь хочу понять, что произошло.
— А сам, значит, ты не догадаешься?
— Альбус, тебе уже давно не семнадцать лет, прости, я не верю, что твои старые планы на Камень все еще актуальны, — он думал о бесконечных смертях: о друзьях и соратниках, о собственных родителях, в конце концов… Он не мог оправдать такое безрассудное поведение Альбуса тоской по ушедшим.
— Старые планы?.. Ах, ты про родителей. Конечно же, нет. Я не собирался воскрешать их… — с акцентом на последнем слове сказал Дамблдор. Его пальцы побелели — с такой силой он сжимал в руках бокал.
И тут Геллерта озарила глубина собственной глупости.
Конечно, не родители.
Ариана.
Альбус словно прочитал ее имя в его глазах и снова бросил полный тоски взгляд на Камень.
Вот она, там, рядом с ним, протяни руку — и увидишь ее снова.
Геллерт молча налил еще огневиски им обоим. Дамблдор жадно, одним глотком опрокинул свой.
— Ты понимаешь, что это не будет та же самая… — Геллерт как будто не мог произнести ее имя, — Ариана?
— Всего лишь ее тень? — грустно улыбнулся Альбус, не отрывая взгляда от кольца. — Я знаю, знаю.
— Если верить сказке, она не захочет здесь оставаться.
— Я и не захочу ее удерживать, — вдруг честно, прямо сказал он.
— А что тогда?
— Я… Геллерт, какое это имеет отношение к делу?
Никакого. Вот только, кажется, Альбус ни с кем и никогда об этом не говорил. А Гриндельвальд знал, что бывает, если позволить таким вещам гнить у себя в груди.