Тут кто-то громко постучал в дверь, мужчина дернулся, просыпаясь, и поднял правую руку с зажатой в ней волшебной палочкой и левую — с коротким ножом. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял высокий, бледный юноша. Геллерт невольно засмотрелся на его точеное, бесстрастное лицо. Он не ожидал, что трусливый Том Риддл окажется так поразительно хорош собой.
Взгляд Волдеморта медленно прошелся по лачуге и остановился на сидевшем в кресле мужчине. Каждое его движение сочилось медленным притягательным превосходством и завораживающей опасностью. Гриндельвальду стало до крайности жаль, что этого несомненно очень одаренного мальчика некому было понять и направить.
Несколько секунд Морфин и Том вглядывались друг в друга, затем мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги, отчего по полу с дребезгом и звоном покатились стоявшие у кресла пустые бутылки.
— Ты! — взревел мужчина. — Ты!
И он, взмахнув ножом и волшебной палочкой, бросился на Риддла. В ту же секунду красиво очерченный рот Тома скривился, и юноша издал странный шипящий звук. Морфин резко остановился. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание Гонт:
— Ты говоришь на нем?
— Да, я на нем говорю, — ответил Риддл. Он вступил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним.
Геллерт все с большим интересом смотрел на Волдеморта. Он никогда не встречал змееустов, и если Морфина эта черта еще больше уподобляла животному, то Тому она придавала странное очарование. Его лицо теперь выражало отвращение и глубокое разочарование, но на нем не было ни капли страха.
— Где Марволо? — спросил он.
— Помер, — ответил хозяин дома. — Помер много годков назад, а то как же?
Риддл нахмурился.
— Кто же тогда ты?
— Морфин, кто же еще.
— Сын Марволо?
— Ясное дело, сын, а… — Морфин отбросил волосы с грязной физиономии, чтобы получше вглядеться в Риддла, и в это мгновение все, происходившее вокруг, потеряло значение и сжалось до размеров кольца с черным камнем на руке Гонта.
Геллерт знал, что за знак изображен на этом камне. И в том, что это за камень, сомнений быть не могло. Гриндельвальд чувствовал, знал, что это он. На пальце этого грязного мерзкого животного был второй из Даров Смерти.
Геллерт незаметно посмотрел на Альбуса, но тот либо не заметил кольцо, либо смог скрыть свое возбуждение.
Тем временем воспоминание продолжалось:
— А я тебя за маггла принял, –прошептал Морфин. — Здорово ты на того маггла смахиваешь.
— Какого маггла? — резко спросил Риддл.
— Маггла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и сплюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Риддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться… — Морфин казался пьяным, его пошатывало. — Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Гонт.
Волдеморт пристально глядел на Морфина. Геллерту был хорошо знаком этот взгляд, он сам так же рассматривал потенциальных противников, прикидывая, чего они стоят. Затем Том придвинулся поближе к Морфину и спросил:
— Значит, Риддл вернулся?
— Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?
Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал:
— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли?.. Все кончилось…
Он глянул в сторону, покачнулся, Волдеморт сделал быстрый шаг вперед, напрягшись, как хищник перед броском. И в этот момент наступила неестественная тьма… Альбус неожиданно сжал локоть Геллерта, и они оба снова оказались в номере гостиницы.
— Начиная с этого мгновения, Морфин ничего больше не помнит, — сказал Дамблдор. — Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что лежит на полу, один. А перстень исчез.
— Значит вот он, наш следующий крестраж, — совершенно спокойно отозвался Гриндельвальд, убрав руки в карманы, чтобы скрыть нервную дрожь в пальцах, — кольцо его деда.
Он бросил еще один внимательный взгляд на Альбуса, но тот снова ничем не выдал каких-то особых чувств относительно этого кольца. Значит, не заметил. Гриндельвальд лихорадочно соображал, как ему и дальше скрывать этот факт от старого друга. В один момент и крестражи, и побег — все это отошло на второй план. Два Дара из трех совсем близко. Он должен заполучить их.
— Думаешь, есть надежда, что он спрятал его на месте убийства? — задумчиво спросил его Альбус, вырывая Геллерта из размышлений.
— Вряд ли, я бы никогда так не поступил. Слишком опасно. Но раз ты говоришь, что он опасности не признает и считает себя неуловимым, надежда все равно остается. Хотя бы мы сможем найти там еще какие-то зацепки.
— Вот и я так думаю, — согласился Дамблдор, — кроме того, не знаю, заметил ли ты… — сердце Геллерта пропустило удар, — он говорил про медальон.
Гриндельвальд кивнул, успокаиваясь.
— Это, конечно, всего лишь предположения, но я думаю, что следующим крестражем является именно он.
— Медальон его предка, подтверждающий «святость» его чистой крови. Да, ты наверняка прав. И все же, — добавил Геллерт, сдерживая возбуждение в голосе: — мне кажется, что начать стоит с кольца.
— Я согласен. Отправимся туда завтра же, — кивнул Альбус.
***
Когда они прибыли в дом Гонтов, Гриндевальд едва сдерживал лихорадочное волнение.
Благодаря магии Альбуса он снова провел спокойную ночь, несмотря на все потрясения предыдущего дня.
Он долго не мог решить, попросить ли друга о помощи или же воспользоваться бессонной ночью для размышлений о Камне и побеге. Кроме того, было что-то в этом всем унизительно интимное, слишком личное. Но все же, когда после ужина повисла долгая, неловкая пауза, Гриндельвальд не смог отказать себе в этой слабости. Ясная голова ему завтра пригодится, решил Геллерт. Альбус согласился, и в его глазах промелькнуло что-то не совсем ясное, какое-то едва ли не радостное оживление, отозвавшееся в груди Геллерта жаркой, стонущей болью.
На утро же все было забыто, кроме предчувствия скорого свидания со Смертью. Он еще помнил, что таким же огнем был охвачен в день, когда решился украсть Палочку у Григоровича. Он не сказал об этом Альбусу, но в глубине души уже знал — сегодня они найдут крестраж.
Теперь, когда вонь можно было не только вообразить, но и почувствовать, лачуга Гонтов казалась еще отвратительнее. Впрочем, это уравновешивалось отсутствием самого омерзительного в ней — хозяина.
— Альбус, используй проявляющие чары, — посоветовал Геллерт, оглядывая комнату.
— И что бы я без тебя делал, — пробормотал недовольно Альбус, уже заканчивая сложный пасс палочкой. — Appare Vestigium.
Золотой вихрь осветил на мгновение убогую комнатушку, а затем завис в воздухе, указывая, где в этом доме использовали магию. Несколько вспышек у кресла, видимо, здесь Том изменил память Морфину. Еще пара беспорядочных всполохов в нескольких местах, но, главное, четкий, мерцающий золотом след на полу, в отдалении от входа.
Уже не в силах сдерживать дрожь в голосе, Гриндельвальд окликнул Альбуса: