Дрожь в ногах почти прошла, и он сделал пару шагов:

— Пойдем; чем быстрее все это закончится, тем лучше.

Феникс кружил вокруг них, отгоняя непрошенные мысли и сосущее чувство отчаяние. Он остался с ними, даже когда Альбус сдал свою палочку. Вот только патронус не спасал от тоски другого рода. От тоски, исходящей от бесконечных камер, от крошечных окошек, от голосов заключенных. Геллерт поймал брошенный на него украдкой взволнованный взгляд Дамблдора. И от этой заботы стало отчего-то еще тоскливее.

Морфин Гонт вызывал невыносимое желание отойти в сторону и как следует вымыть руки. Он сидел на полу, похожий на груду старого тряпья. От мужчины исходил едкий запах прокисшего пота. Геллерт смотрел на этого грязного человека со спутанными грязными космами, редкими зубами и отвратительной, рыхлой кожей и силился представить, как выглядел он сам в своей камере. Хотелось верить, что не так. А ведь этот человек провел в заключении гораздо меньше времени. Не вовремя вспомнились застенки МАКУСа.

Дамблдор, казалось, не замечал ни уродства их собеседника, ни исходившей от него вони. Он был так же вежлив и спокоен, как во время разговоров с Геллертом. Терпел ли он Гриндельвальда так же, как терпит сейчас Морфина?..

— Мистер Гонт, меня зовут Альбус Дамблдор, а это мой друг, мистер Элфиас Дож. Мы хотели бы задать Вам пару вопросов об убийстве семьи Риддлов, если Вы не возражаете, — он смотрел на сидящего на полу камеры Гонта снизу-вверх и, кажется, испытывал от этого некоторое неудобство, но встать мужчину не попросил.

Гонт молчал и зло смотрел на них из-под спутанных волос, морщась от исходящего от патронуса слабого мерцания.

— Мистер Гонт, — снова произнёс Альбус, — прошу Вас, нам очень нужна ваша помощь.

Морфин зашевелился, тут же заходясь влажным кашлем. Он сплюнул на землю прямо к щегольским ботинкам Альбуса, но тот не шелохнулся. Ладно, Геллерт, он за свою жизнь много чего насмотрелся и вытерпел, но как Дамблдор, чистоплотный школьный директор, справлялся с брезгливостью?

— Помощь моя им нужна, — откашлявшись, пробормотал Гонт, поднимаясь, — а мне-то до этого что?

— Если Вы нам поможете, возможно, Вам смягчат условия содержания, — Геллерт усмехнулся близости их с этим получеловеком положений. — Кроме того, мы вообще сомневаемся, что это Вы совершили преступление.

Когда Гриндельвальд уже решил, что мужчина их попросту не понимает в силу своего слабоумия, тот вдруг злобно захрипел:

— Не я? Не я?! Не я убил семейку, так, что ли? Грязные, грязные магглы, всех их перебил, и сынка их, не сомневайтесь. Я долго этого ждал, долго. Отец будет доволен, доволен… — тут по его лицу прошла тень практически животного ужаса. — Отец. Кольцо, где оно? Я потерял его, кольцо, — неразборчиво затараторил Гонт, — отец меня убьет.

Альбус и Геллерт переглянулись.

— Какое кольцо, Морфин? О чем Вы говорите?

— Вы видели кольцо? Вы его нашли? Эта потаскушка, это она его потеряла — не я. Она вернулась за ним и забрала, — Морфин осел на пол, закрывая голову руками, — отец меня убьет…

Он уже не говорил, а подвывал, кусая высохшие губы.

Гриндельвальд отвернулся. Вот оно, его будущее. Не через десять, так через двадцать лет он будет так же омерзителен, так же подобен грязному зверю.

Альбус тем временем опустился на пол камеры и положил руку на плечо узнику:

— Морфин, успокойтесь. Ваш отец не придет за Вами, он умер, — Гонт его не услышал.

Тогда Дамблдор осторожно приподнял его лицо за подбородок, заглядывая Морфину прямо в глаза и куда-то за них, в самую суть мужчины.

Геллерт наблюдал, как Альбус копается в воспоминаниях Гонта, несомненно, столь же непривлекательных, как и его наружность.

Крестражи крестражами, но у Геллерта были и более важные темы для размышлений. В круговороте внезапно обрушившихся на него событий и из-за этой чертовой бессонницы он совершенно не думал о самом главном: о своем побеге. Потому что возвращаться в Нурменгард он точно не собирался. По крайней мере, как пленник.

Но с чего начать?.. Обойти клятвы, возможно, ему бы удалось, но справиться с наложенным Альбусом заклинанием… Это было гораздо сложнее. Если только он сам не снимет его. Хотя бы на время, хотя бы пока Геллерт не выкрадет Палочку. Вот только как вернуть Ее верность? Убить Альбуса? Оплетающие его руку шрамы обетов тут же отозвались предупреждающей болью.

Даже если бы клятвы его не сдерживали, Геллерт был не уверен, что смог бы. Ему приходилось быть честным перед самим собой и признать это. В конце концов, однажды он уже совершил огромную ошибку: недооценил их с Альбусом связь.

Значит, что оставалось? Завоевать доверие Дамблдора, поставить их в ситуацию, где тому придется снять запрет с магии Геллерта? А, может, и пойти за ним? Гриндевальд с горечью прогнал эту мысль. Сколько можно уже уповать на несбыточные надежды…

— Элфиас? Элфиас.

Геллерт вспомнил, что сейчас Альбус обращается к нему:

— Да?

— Я получил все, что нам нужно. Мы можем идти, — с сожалением посмотрев на Гонта, он еще раз коснулся его лица, погружая мужчину в сон.

Феникс уже начал терять прежнюю яркость, и Геллерт инстинктивно старался держаться ближе к Дамблдору, пока они не вышли из скорбных стен Азкабана:

— Знаешь, Альбус, говорю тебе с высоты своего богатого опыта: это самая мерзостная тюрьма на свете.

***

Когда они вернулись в гостиницу, Альбус сразу же пригласил Геллерта пройти в свою спальню:

— Я хочу показать тебе воспоминания, которые я забрал у Морфина. Конечно, он никого не убивал, — объяснил он. — Риддл старательно подправил ему память. Гонт даже и не догадывается, что кто-то покопался у него в голове.

Комната Альбуса, в точности такая же, как та, в которой спал Гриндельвальд, все же носила на себе четкий отпечаток временного хозяина. Книги были повсюду, а возле них — исписанные куски пергамента. Покрывало было откинуто в сторону, но не снято с кровати полностью, как будто Альбус не спал, а только ложился ненадолго отдохнуть. Неужели и он мучился от бессонницы? Или просто был слишком занят работой?

Впрочем, как только они вошли, быстрым движении руки Дамблдор привел постель в порядок.

Он подвел Геллерта к столу, на котором среди бумаг стояла небольшая металлическая чаша, украшенная рунами — думоотвод.

Гриндельвальд рассматривал его с интересом: он так и не решился завести свой. И не столько из-за страха, что кто-то украдет его воспоминания, а из-за того, что сам он не хотел лишний раз сталкиваться с ними.

— Ты когда-нибудь пользовался думоотводом? — Альбус вытянул серебристую нить из своего виска.

— Нет, но представляю, как он работает, — Геллерт с готовностью наклонился над чашей, всматриваясь в клубящееся содержимое. — После Вас, — улыбнулся он.

И они вместе погрузились в воспоминания Морфина.

Гриндельвальд осматривался, вглядываясь в четкие, но одновременно далекие очертания очень грязной, заросшей паутиной и даже на вид дурно пахнущей комнаты.

Морфин сидел в кресле у тлеющего очага. Как оказалось, и до заключения человека он напоминал весьма отдаленно. Вот по этой самой причине Геллерт и считал идею о чистоте крови вздором. Магия слишком ценна, чтобы рисковать вырождением волшебников в подобных тварей из-за кровосмешения.