Он не знал, потому приглашающе махнул рукой в сторону спуска. Чёрт возьми! Что мне делать? Может, устроить истерику? Упасть в самом начале? Нет, со спуска свалюсь и обязательно себе что-нибудь сломаю.

Я топталась на краю в сомнении, монстрила ждал, взглядом сигнализируя, что от спуска мне не отвертеться. Пришлось ехать. Я тебе и это, гад такой, припомню! Вот зуб даю, что припомню.

Ругалась я только до тех пор, пока ехала вниз, а там уткнулась лыжами прямо в подъём и в итоге рухнула на спину, сильно вывернув при этом правую ногу. Мой вопль разогнал всех окрестных птиц. Я силой отбросила от себя эти дурацкие палки и, заплакав, потянулась к правой ступне, которая, казалось, была раздроблена.

Рядом захрустел снег, и огромная тень упала на моё лицо, Халк полностью закрыл собой чистое голубое небо. На его тупой роже было написано непонимание. Кажется, он даже что-то у меня спросил, но в ответ только услышал моё шипение и очередную порцию русского, способного, если не залечить рану, то в нужный момент хотя бы облегчить боль.

Монстрила попытался помочь мне подняться, но я только ругалась и стоять никак не хотела. Даже, когда он отцепил от меня наконец-то лыжи, стоять я смогла только облокотившись на него и не наступая на правую ногу. Если из-за него я её себе сломала, убью! Покалечу, придурка! Сдались мне эти лыжи! Не хочу я ни на какую прогулку!

Осознав, что я совсем не прикидываюсь, Халк, отбросив собственные лыжи, подхватил меня на руки и, как ни в чём не бывало, пошёл обратно к избушке. Лыжи и палки остались всё там же в снегу, на них нам было наплевать. Монстрила проваливался в снегу, иногда по колено, но продолжал двигаться, не пытаясь больше заставлять меня идти самостоятельно.

— Это ты виноват, — всхлипнув, выдавила я, уткнувшись в его плечо. Так мне казалось, что болит меньше. — Дурак невоспитанный!..

Принеся домой, Халк уложил меня на шкуры, помог раздеться, и занялся моей ногой. Моя лодыжка распухла и выглядела, прямо скажем, не очень, и когда он её касался, было очень больно.

Ну вот, сломала. А ведь говорила, что не годна для спорта. Теперь будешь знать, как стравливать меня во всякие там покатушки. Вот делай что-нибудь теперь, лечи меня.

Этим Халк, в общем-то, и занялся. Сначала принёс мне зачем-то воды, дал выпить, почему-то считая, что поможет, затем занялся ногой. Бинтовать почему-то не стал, приложил к ушибленному месту мешок со снегом и успокаивающе стал поглаживать. Руки у него были тёплые, добрые. Вскоре я почувствовала, что боль медленно начинает затихать. А потом и вовсе не заметила, как совсем уснула.

Проснулась я от аромата еды. Я ещё не знала, что это такое, но мой нос настоятельно советовал мне подниматься, чтобы так же, как утром, бездарно не лишиться ужина. Боялась я напрасно, Халк сидел за столом, тихонько колупая странным ножичком доску и, после стряхивая с неё стружку, но мой взгляд почувствовал сразу. Отложив инструмент, он подошёл ближе и опустился рядом на корточки.

— Аккор? — указывая на мои ноги, скрытые шкурами, спросил он.

— Что? — переспросила я, автоматически отодвигая от него конечности, и тут же чувствуя боль в правой лодыжке. Зажмурилась, закусила губу, удерживая очередную порцию воя или чего хуже родной речи.

— Ши, ши, — успокаивающе зашептал мне Халк, через шкуры пытаясь остановить мои ненужные поползновения. Пришлось мне повиноваться. — Аккор? — снова повторил он, осторожно берясь за край шкуры.

— Можно, — так же тихо дала добро я, опуская взгляд.

Халк поднял шкуру и легонько прикоснулся к больному месту, взглядом проверяя мою реакцию. Я только поджала губы. Терплю я, терплю. Если бы ты меня понимал, я бы много чего тебе наговорила бы, а так всё равно, что в пустоту. Его пальцы вновь осторожно пробежались по лодыжке, оценивая нанесённый ей урон. Я навскидку могла сказать лишь одно — опухоль спала, и это давало мне надежду, что в подозрении перелома я перестаралась.

А Халк тем временем не унимался: ногу мою не отпускал, задумчиво поглаживая кожу вокруг припухлости. Размял в пальцах какую-то фигню, катышек, и мягкими касаниями стал осторожно водить там, где болело. Колдует что ли опять? Было похоже, что именно так. Уж не знаю, что он там делал, но никаких спецэффектов, как это обычно любят показывать в кино или мультфильмах, видно не было. Однако тепло от его прикосновений маленькими, едва ощутимыми искорками пробегали под кожей, принося мне облегченье.

Я так разомлела под его руками, что сама не заметила, как улеглась обратно, и только когда ласки стали перемещаться в обе стороны от места ушиба, я вдруг осознала, что совсем не уверена в идеальной гладкости своих ножек. Не то, чтобы за неделю вне родной планеты у меня там всё стернёй покрылось, но всё же гладить поверх щетины может быть очень неприятно.

Я подскочила точно ужаленная, смело вырывая свою болезную ногу из его рук, за что тут же поплатилась. От такого неосторожного обращения лодыжку охватила такая боль, что я тут же взвыла в голос.

Халк вновь на меня зашикал, в смысле зашептал своё неизменное за сегодня «ши». Прямо задолбал этим своим «тихо». Я бы с удовольствием промолчала, но больно ведь. Сам бы так попробовал.

Хотела снова зареветь, но такое простое желание было вновь перебито монстрилой, принявшемся заново успокаивать мою боль лёгким поглаживанием. Мне была приятна его добрая ласка, но мысль о том, что он при этом мог чувствовать, оглаживая мои шершавые ножищи, слишком коробила меня, так что пришлось это прекратить.

— Не нужно, — более громко, чем рассчитывала, заявила я, осторожно пытаясь выцыганить собственную лодыжку из его лапищ. Монстрила остановился, и позволил мне это проделать, чтобы не навредить снова, но взгляд, который был посвящён мне, вынудил меня выдать хоть какое-то правдоподобное объяснение происходящему. И я выдавила первое, что пришло на ум, совершенно позабыв, что мы не понимаем друг друга, так же как и в первую нашу встречу: — Есть хочу.

Моя ложь показалась мне настолько очевидной, что застыдившись её, я тут же опустила голову, предпочитая спрятаться за волосами от его внимания.

— Есть, — вполне отчётливо повторил за мной Халк, вынуждая к нему обернуться. Монстрила несколько раз кивнул мне, будто бы подтверждая что всё понял и я совершенно правильно расслышала. — Йо. Есть, — добавил он, и тут же пошёл к печи возиться с чугунком и чашками.

Йо?! Ты что рэпер? Глупость какая. А под «есть» он как будто бы и правда имел ввиду есть. Неужели запомнил? Так он тоже учит мой язык?! Я ошеломлённо уставилась на Халка, в то время как он, будто бы этого не замечая, продолжал накрывать на стол, как заправская официантка в столовой. На ресторанную не тянул, ну никак, слишком здоровенный. Ему больше подходит в клубе на фейс-контроле стоять, никто бы не прошёл. Да, что там, ни один посетитель не осмелился бы даже приблизиться к такому охраннику даже при наличии пригласительного билета.

А ещё лучше ему подошло бы быть каким-нибудь правительственным агентом или представителем ЦРУ. Поставить за спиной президента, и ни одна скотина не рискнула бы сунуться. Халк бы всех одним своим грозным видом бы приводил в страх. А этот его пронзительный взгляд — любой преступник расколется в два счёта.

А ещё, если на него доспехи старинные одеть, ну как у богатырей на картине, то вот был бы среди них самым-самым. Этот, как его, Святогор. Шелом блестящий, кольчуга подлиннее и копьё огромное. «Отведай-ка силушки богатырской, супостат!». Ва! От такого все бы девки сомлели. А он бы только меня… И то что зелёный ничего не значило бы, богатырю всё можно, а ФСБ-шнику тем более.

Вдруг, Халк вклиниваясь в череду моих странных мыслей, подхватил меня на руки и быстро пересадил за стол, подтолкнув чашку с очередной кашей с мясом. Я бы поморщилась обыденности блюда, но слишком есть хотела, так что на капризы сил не осталось.

Сразу же приступив к еде, я, таким образом, пыталась скрыть волнение, что всякий раз испытывала от его таких простых прикосновений, и лёгкости, с которой он меня таскает на руках. Для моего мира это уже давно перестало быть нормой, но Халк вёл себя так, будто такое поведение для мужчины в порядке вещей. Конечно, ему с его данными в модели не попасть и можно позволить себе подкачаться, но ведь дело не в этом, а в его грёбаной магии, из-за которой моё сердце всякий раз ухается вниз, стоит ему ко мне лишний раз прикоснуться. И ведь не делает ничего особенного, а я всё равно вся сама не своя. Чего ж ты такое на меня колдонул, скотина безрогая, что я теперь всё чаще думаю о тебе, как о мужике, хотя ты не мужик, а монстр в человеческом обличии, которого воспитывали звери!