Тауриэль трепетала от его прикосновений, которые с большей откровенностью, чем любые слова, говорили о том, как он хотел её и дорожил ею. Она была уверена, что никакие речи не могли бы выразить полноту и простоту той любви, которая связывала их. А затем с внезапной ясностью изумления к ней пришли слова: те самые слова, без которых ни один эльфийский брак не мог бы считаться полным, она поняла, что хочет услышать их от него, хочет сама произнести их прежде, чем они завершат свой союз. Тауриэль казалось, что гномьих клятв, служивших той же самой цели, будет достаточно, но вдруг обнаружила, что обеты её народа значили для неё так же много, как и те, которые она сегодня уже произнесла. И, о небеса, если она не попросит его сейчас…

Не зная, как ещё его остановить, она схватила его за запястье, и Кили сразу же замер. Тауриэль глубоко вздохнула. Теперь, когда она достигла своей цели - прервать этот момент во что бы то ни стало, пока ещё было можно - она вдруг поняла, что не знает, что дальше сказать или сделать. А потом она увидела его лицо. Поднятые брови и напряжённый взгляд выдавали смущение и боль. Эльфийка ощутила острый укол вины за то, что пусть даже непреднамеренно сделала с ним это. Милый, любимый Кили! Должно быть, он думает, что она сердится на него.

- Ты не сделал ничего плохого, Кили, - проговорила Тауриэль так нежно, как только могла. Она поняла, что стиснула его запястье намного сильнее, чем собиралась, и чуть ослабила хватку, - Не думай, что я этого не хочу. Просто… Мы можем сначала провести эльфийский брачный обряд?

Замешательство у него на лице усилилось. Кили медленно вдохнул и закрыл глаза, пытаясь разобраться в том, что она хотела ему сказать. Догадавшись, о чём он думает, Тауриэль рассмеялась. Должно быть он решил, что она собирается надолго отсрочить их союз. И однако же она сама, как и он, меньше всего хотела промедления.

- Это займёт всего несколько минут, - объяснила она, - Всё, что требуется для истинного эльфийского брака помимо соединения тел, это призвать в свидетели имя Единого Всеотца.

- О, - напряжённое тело Кили расслабилось, лицо потеплело, и разочарование на нём сменилось удовольствием.

- Прости, любимый. В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я вдруг поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.

Тауриэль поудобнее перехватила его руку, подвела ближе к постели, жестом давая понять, что готова начать, и повернулась к нему лицом.

- Тебе нужно только повторять за мной.

Эльфийка соединила их руки ладони к ладоням и переплела с ним пальцы, удивляясь этому доказательству того, что несмотря на различия, они идеально подходили друг другу и душой, и телом. Она склонилась так близко, что от её дыхания шевелились распущенные волосы у его щеки, и прошептала:

- Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.

Призвать имя Единого означало дать самую священную, вечную клятву: никакие другие слова не могли бы служить большим знаком признания её любви и желания к мужчине, которого она взяла себе в мужья. Когда она прислонилась своим лбом к его, Кили погладил кожу у неё за ухом и нежно, но твёрдо прижал к себе.

- Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль.

Гном легонько поцеловал её. Нельзя было сказать, что он улыбался, но от его лица исходило какое-то тихое сияние, это был даже не свет, просто нечто, что говорило о том, насколько он счастлив слышать от неё эти слова, счастлив быть с ней. От смущения и осознания того, что она так взволновала его несколько мгновений назад, у неё кружилась голова. Сейчас её реакция на страстные проявления его любви казалась ей нечестной и необъяснимой. Она сожалела, что он хотя бы на мгновение мог подумать, что она не желает его ласк, и теперь не знала, как попросить его продолжать.

Одарив мужа дурашливой улыбкой, Тауриэль принялась развязывать шнурки на платье. Кили быстро понял намёк, отодвинул её руки и приступил к делу. Она обняла его, прильнула лицом к волосам. Его локоны, прижимавшиеся к её щеке, были мягкими и чистыми, а пальцы, работая над шнуровкой, легонько касались её груди, боков, живота. Когда он распустил последние шнурки у её бёдер, Тауриэль почувствовала, как рунный камень, который она так долго хранила у сердца, упал на траву у его ног.

- Вот где ты всё это время носила мой рунный камень, - заметил Кили.

- Только когда у меня не было карманов.

Её ладони скользнули по его шее вниз, к вороту рубахи, быстро и легко расстёгивая первую из маленьких серебряных пуговиц.

- Подожди, - Кили чмокнул её в губы и наклонился за камнем.

Когда он отвернулся, Тауриэль глубоко вздохнула. Казалось странным, что для того, чтобы обнажить себя перед любимым мужчиной, ей потребовалось столько же мужества, как перед боем. Потом она высвободила руки из рукавов и стащила платье вниз по бёдрам, пока оно не упало к её ногам. Было совершенно ясно, что Кили оказался к этому не готов, потому что увидев её, гном широко распахнул глаза.

- Ты… Эм…

Ей было знакомо выражение его лица: тот же самый восторг она видела в его глазах, когда он рассказывал ей об огненной луне, которая когда-то озаряла его своим светом. Тауриэль всегда знала, что Кили обожает её, считает её красоту чем-то возвышенным, но до конца поверила в это только сейчас. Ей нечего было предложить ему, кроме самой себя, и однако же он считал это величайшим даром. Этой ночью она чувствовала себя красивее, чем когда-либо можно было предположить; осознание того, что она смогла вызвать в нём такое восхищение, не породило в ней гордости, а скорее глубокий благоговейный трепет.

Через несколько долгих мгновений Кили шагнул к ней, он казался настолько беспомощным, что мог только смотреть на неё. Тауриэль расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке и стащила её через голову. А потом сделала шаг вперёд, преодолев разделяющее их расстояние. Его кожа была очень тёплой, а волосы на верхней части тела щекотали её. В течение нескольких вдохов Кили оставался неподвижен - по движению его рёбер она насчитала три - а потом положил руки ей на бёдра. Сделав ещё два вдоха, гном протянул руку к её уху, и она почувствовала, как он потянул её за волосы, там, где они были собраны в высокий хвост.

- Их тоже нужно распустить? - спросил он.

Тауриэль улыбнулась. Мысль о том, что ему хотелось провести сегодняшнюю ночь, утопая в её волосах, нисколько не удивила её.

- Думаю, да, - проговорила она, уже не помня, как это случилось.

Она склонилась ближе, чтобы он мог дотянуться, неожиданно прижавшись грудью к его щеке.

- Валар, Тауриэль! - выдохнул он, и она почувствовала, как его руки запутались в её волосах.

Кили ещё немного повозился с её косами.

- Вот, у меня получилось, - сказал он наконец.

Гном вынул из её волос несколько шпилек, и они рассыпались по её плечам.

- И последнее.

Он скользнул пальцами ей по затылку, расстегнул крепление ожерелья, и оно стекло с её шеи мягко, как шёлк. Уронив драгоценность, Кили подхватил её под колени, и эльфийка мягко упала в его объятия. Несмотря на то, что она была выше него, он без всяких усилий донёс её до постели. Он уложил её на мягкий травяной матрас и уже собирался к ней присоединиться, когда Тауриэль заметила, что он до сих пор наполовину одет.

- Кили, - сказала она и рассмеялась, наблюдая за его милым, неуклюжим энтузиазмом, - Ты собираешься заниматься со мной любовью в штанах?

- Проклятье! Конечно, нет!

Кили вскочил и принялся раздеваться. Она приподнялась на локте, чтобы получше разглядеть его. Раньше она уже видела его обнажённым по пояс, но у неё ещё не было возможности увидеть больше его наготы. Она открыто смотрела, как он снимает брюки и исподнее: у него были широкие мускулистые бёдра и ягодицы, крепкие икры, однако в его сильном теле была своеобразная грация. И у неё не было никаких причин желать, чтобы он выглядел как-то иначе. Когда Кили вернулся к ней, Тауриэль обхватила его за шею и улеглась на спину, утягивая мужа за собой. Ей показалось, что он опустился на неё осторожно, как будто боялся прижаться к ней слишком сильно. Неужели он считал её такой хрупкой? Что ж, значит ей придётся доказать ему, что это не так.