Кили кивнул. “Но я люблю её не за это”, хотел сказать он, однако понимал, что это было бы неправильно. В конце концов, возможно, это было к лучшему, что Ауда считала его любовь к эльфийке просто проявлением благодарности.

- О, я слышала об этом, но думала, что вы были ранены в битве Пяти Воинств.

- Нет. Не серьёзно.

- Но армия эльфов прибыла в гору только после того, как убили дракона. Какой она была… - Ауда замолчала, застеснявшись неуместного любопытства.

Кили полагал, что она всё равно услышит всю эту историю, и для неё же будет лучше, если он сам расскажет ей о Тауриэль.

- Тауриэль последовала за нами в одиночку после того, как пленный орк позлорадствовал о том, что они меня отравили.

- Вы хотите сказать, что она пошла за отрядом только ради вас? - она внимательно смотрела на него.

- Я до сих пор не верю, что я это заслужил, - подтвердил Кили.

- Она была очень высокого мнения о вас, - мягко заметила Ауда.

Кили не знал, что ей ответить, но молодая гномка, похоже, и не ждала от него ответа.

- Кили, я не жду, что вы полюбите меня, - медленно проговорила она, немного помолчав, - Но я всё равно могла бы восхищаться вами.

Он уставился на неё с любопытством и изумлением. Восхищаться им? Сначала он думал, что она вряд ли сможет даже его уважать. Конечно, он надеялся, что она не согласилась бы выйти за него, если бы относилась к нему так, но он не ожидал, что всё настолько сильно изменится и так скоро. Она сказала “могла бы”, напомнил он себе. Кили не хотел, чтобы она презирала его, но также не был уверен, что сможет вынести её восхищение. Возможно, он боялся, что в этом случае он будет должен дать ей что-то взамен, боялся, что она отнимет у него преданность, которая была предназначена только Тауриэль.

- Простите, я снова расстроила вас, - печально заметила Ауда.

- Нет, вы не сделали ничего плохого, - поспешил заверить её Кили, и эти слова стоили ему некоторых усилий.

- Кили, я… - она протянула ладонь, желая дотронуться до его руки, но остановилась и вместо этого, опустив глаза, присела в реверансе.

Затем она отошла, а Кили глядел ей вслед, чувствуя внезапное разочарование в себе самом, хотя и не понимал, почему.

**********

Фили, спотыкаясь брёл из уборной обратно в постель, когда заметил полосу света, выбивающуюся из-под двери брата. Кили был ранней пташкой, но до рассвета во внешнем мире оставалось ещё несколько часов, и он вряд ли должен был проснуться так скоро. Неужели он… Нет, конечно, Фили был уверен, что его младший брат не собирается никуда уходить. Если он не сбежал раньше, то точно не станет делать этого сейчас, когда от его преданности зависело намного больше.

И всё-таки не трудно было догадаться, что происходило что-то не то. По понятным причинам всю последнюю неделю после голосования Кили был совершенно подавлен и расстроен. Блондин повернулся и легонько постучал в двери брата.

- Кто там? - ответил изнутри сонный.

- Ки, можно войти?

- Да.

Фили открыл дверь. Кили сидел на краю постели, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. На прикроватном столике судорожно мерцала лампа без абажура.

- Ты в порядке?

Фили понимал, что задал глупый вопрос, потому что порядком здесь и не пахло. Кили не двигался.

- Как ты думаешь, она будет сниться мне каждую ночь до конца моей жизни? - спросил он, - Это убивает меня. Но я думаю, что без этого будет ещё хуже.

Он поднял голову и впился в лицо брата умоляющими глазами. В неверном свете лампы не до конца заживший порез на щеке придавал ему особенно жалкий вид. Фили присел рядом, и Кили опять опустил голову, глядя на свои пустые ладони. Руки у него дрожали.

- В моих снах я признаюсь ей в любви, - продолжил он, - А потом просыпаюсь и чувствую, что предал её. Это правда?

- Нет. Ничто между тобой и Аудой никогда не изменит того, что ты дал Тауриэль.

- Да, дал, - сказал Кили, подчёркивая прошедшее время, - И больше я ничего не могу дать ей, Фи. Я должен был её отпустить, потому что, если бы я отдал ей ещё немного себя, я бы разбил её бессмертное сердце. Но я не готов… Не готов отказаться от памяти о ней. И не думаю, что смогу. Её имя высечено в моём сердце. Я не могу потерять её, не потеряв самого себя.

- Думаю, именно так мы и созданы любить, Кили, - Фили полагал, что чувствовал бы то же самое по отношению к Сиф. Просто какой-то жестокий поворот судьбы вместо него оставил эту участь его брату.

- Ты думаешь неправильно жениться на Ауде, если я не могу забыть Тауриэль? - спросил Кили, немного помолчав.

- Не знаю, - честно признался Фили, - Но я был готов поступить так же.

Брюнет вздохнул и провёл рукой по растрепавшимся волосам.

- Фи, Ауда была в тебя влюблена? - снова спросил он, серьёзно глядя на брата.

- Не думаю, - ответил тот, радуясь, что может ответить правдиво, - Конечно, она просила меня выбрать её, но скорее всего только потому, что я мог бы дать ей то, чего она хотела. В конце концов для неё это просто контракт.

Взволнованное лицо Кили немного расслабилось.

- Ей нужен кто-то благородный и нежный, - продолжил Фили, - Как только она узнает тебя получше, она вряд ли будет разочарована.

- Надеюсь, что нет.

Они ещё немного посидели в тишине, прежде чем Фили поднялся, собираясь уйти к себе в комнату.

- Ещё одно, Фи, - окликнул Кили, когда брат уже почти вышел за дверь.

- Да?

- Как думаешь, может, мне отрастить бороду?

- Гм, - Фили не понимал, с чего брату вздумалось об этом спросить.

- Ну, ты же видел все эти причудливые бусы и косички, которые носят Черновласы. Может, я больше понравлюсь Ауде, если буду выглядеть так же, - Кили вздохнул, - Кажется, это единственное, что я могу для неё сделать. Я мог бы попробовать измениться внешне, если уж сердце изменить не могу.

- Кили, ты уже достаточно хорош для неё. Но я полагаю, что это будет разумный жест.

И к тому же очень личный. Долгие годы Кили упрямо продолжал коротко подстригать бороду, несмотря на то, что это порой навлекало на него насмешки (в основном, от старших гномов, ровесников его дяди или матери).

- Ладно, - ответил младший из принцев, - В конце концов, я же Долгобород.

Вернувшись в постель, Фили долго лежал без сна. Конечно, во всей этой ситуации не было его вины, но он не мог не чувствовать себя виноватым за то, что ему удалось сохранить Сиф, в то время, как его брат снова увидит свою возлюбленную только во сне. И он знал, что Сиф, несмотря на заверения в том, что она счастлива, была обеспокоена тем же. И разговор с Кили только немного облегчил её тревоги.

Будут ли они с Сиф когда-нибудь свободны от этого великого долга, достаточно свободны для того, чтобы познать всю полноту дарованной им радости? Фили понимал: то, что ему удалось выйти из недавних передряг, не потеряв ни возлюбленной, ни своего первородства, было настоящим благословением, но даже в этом случае его жизнь изменилась навсегда. И всё же он не осмеливался жаловаться, когда думал о том, чего лишился его брат.

Конечно, были времена, когда Фили сетовал на несправедливость судьбы из-за того, что Кили мог наслаждаться свободами и привилегиями, которых его старший брат, будучи Кронпринцем, не мог себе позволить. Но даже тогда, когда он хотел, чтобы брат взял на себя хотя бы часть ответственности, он никогда не желал, чтобы Кили был вынужден так много отдать. Его верный, любящий братец заслуживал лучшего, и Фили мог только молиться, чтобы Махал или Мандос, или же Всеотец сочли нужным дать это ему.

========== Когда песни заводят ветра ==========

К тому времени, когда Торин прибыл в открытый тренировочный зал, трибуны уже были заполнены до отказа. Когда Совет был почти окончен, многие из молодых гномов решили отпраздновать это событие спортивными соревнованиями между кланами. Утро началось с борьбы, но на данный момент гномы соревновались в метании молотов. Следующими шли состязания лучников, и Торин пообещал младшему племяннику, что будет смотреть.