После обеда я собрал всех присутствующих в лагере и объявил им, что мы приступаем к активным действиям. В ближайшее время большое число членов Культа Теней будет отправлено в Эммар.

Вечером, после пропаганды и просвещения о наших дальнейших планах, я был в своей келье в одном из зданий лагеря.

После разговора с Эллой мне было погано. А когда я рассказывал о наших планах, глядя на членов Культа, мне стало в несколько разы поганее.

Я смотрел им в глаза и понимал, что многие умрут. Они из прыщавых подростков стали мужчинами и женщинами на моих глазах. Они называют меня отцом и действительно воспринимают, как своего родителя. А я отправляю их на убой. Чем я лучше той мрази, которая торговала своими детьми на улицах Эммара?

В тот момент захотелось забыться. Забыться любым способом, и я нашёл способ.

У меня была целая куча наркоты из лаборатории Ибрагима. И я решил попробовать. Ни разу в жизни даже травку не курил, не говоря про что-то более серьёзное. А тут у меня была самая убойная дрянь.

Я принял одну порцию порошка, и сел ждать. И ничего… Решил, что, возможно, мой организм сопротивляется действию наркотика, поэтому принял ещё. А потом ещё. А потом меня накрыло. Резко и, судя по всему, всеми тремя дозами сразу.

Я смеялся и плакал, разговаривал сам с собой и даже молился. Я практически не понимал, что происходит. Где я? Что со мной? Кто я? И мне стало страшно. Меня накрыло невероятной волной страха забвения. Страха, что я навсегда забуду, кто я. Я забился в угол комнаты и сидел там, прижав колени к груди, дико озираясь по сторонам.

В мою келью вошла Эрика.

Увидев моё состояние, девушка бросилась меня утешать. Я же воспринимал её как единственную, совсем маленькую и совсем тоненькую преграду от окружающего мира, который грозился меня вот-вот раздавить, отправив в забвение.

Я начал исповедоваться Эрике. Я не помню всего, что ей тогда наговорил, но, кажется, я успел пересказать всю свою жизнь, от первого похода в детский сад, до самого нашего с ней знакомства. Я рассказал ей всё плохое, что когда-либо совершил: и как украл в детстве игрушку у друга, и как на первом курсе изменял своей девушке с её подругой, и как поцарапал припаркованную машину, гоняя на своём байке, и уехал с места ДТП… И ещё кучу-кучу всего.

А она меня слушала. Слушала и утешала. Утешала и целовала. Иногда даже плакала вместе со мной.

Наутро, когда меня отпустила долбанная трынь-трава, я поклялся самому себе, что в жизни больше не приму никакую дурь, даже самую безобидную. Я за эту ночь пережил все ужасы своей жизни. А также пережил все ужасы из виденных мною фильмов ужасов. А ещё пережил все ужасы, о которых читал в книжках. Даже по кругам Данте прошёлся вроде бы.

Вот уж забылся, так забылся. Я действительно чуть не забыл, кто я есть и чем я, вообще, занимаюсь. Мозги перетряхнуло настолько, что я своё имя не каждый раз мог вспомнить.

А как я себя вёл? Смеялся, как психопат, плакал, как обиженный ребёнок, тупил, хуже мёртвого осла.

В общем, мне было стыдно пред самим собой. Ещё больше мне было стыдно перед Эрикой, которая всё это слушала, на всё это смотрела и всё это терпела.

Не будь долбанной депривации сна, я бы, наверное, вырубился. А так я помнил всё, что произошло, хоть и с перекрутами.

Но я хорошо помнил, что произошло между нами с Эрикой.

— И всё-таки ты добилась своего. — сказал спящей рядом со мной обнажённой девушке.

Я принял решение не ехать из лагеря в Азур, а только направил курьера с письмом для Аббаса.

В письме указал, что нужно ещё раз проверить все продовольственные склады и обеспечить готовность к их разгрузке в ближайшие два-три месяца.

А потом с отрядом из тысячи человек, триста из которых были верхом на люпусах, облачившись в одежду культа, мы двинулись в Санрию.

В течение пяти недель мы перемещались по территории Санрии, сжигая одно поле за другим. Уничтожая амбары с зерном и склады с другим продовольствием. Даже встретившиеся по пути обозы с продуктами были нами разорены.

В начале пути в нашей армии триста были верхом на волках, а пятьдесят на лошадях, остальные шли пешком. Но по мере продвижения мы забирали всех встреченных лошадей, поэтому с каждым днём в наших рядах прибавлялось всадников и уже через две недели все оказались верхом. Дальше продвижение началось с ещё большей скоростью.

Культ Теней прошёлся от самого севера до самого юга. Везде, где прошёл Культ, остались пепелища. Мы не убивали ни селян, ни горожан, но убивали всех встретившихся по пути рыцарей и солдат. Мы старались действовать максимально скрытно, но остаться незамеченными в процессе передвижения такой большой армии просто невозможно, поэтому периодически нас провожали испуганные взгляды людей, скорбевших о своём урожае.

Через пять недель мы с Эрикой вернулись в Эммар. Всю сопровождавшую меня тысячную армию диверсантов я отправил назад в лагерь. Тех двух сотен бойцов, что были сейчас размещены в Эммаре на первое время будет достаточно. А учитывая резонанс от случившегося, в городе пройдёт новая волна обысков и досмотров.

После окончания операции, когда мы мирно пили чай в имении, Эрика сообщила мне, что беременна.

После уничтожения запасов еды Санрию начало лихорадить. Из-за произошедших событий в народе выделилась категория людей, которые решили покинуть свои насиженные места. Были те, кто, опасаясь повторения происшествий, начал эмигрировать из Санрии. И те, кто в поисках защиты решил перебраться в столицу, ведь именно там находятся рыцарские ордены и вся знать государства, а значит это самое безопасное место. Ну, это люди так считали… Однако бо́льшая часть жителей всё же осталась в своих деревнях и городках, думая, как выживать после случившегося.

Король рвал и метал от ярости из-за столь дерзкого и вероломного происшествия. Началась череда казней в Гвардии Служителей. Гвардия начала очередную волну поисков культистов во внешнем Эммаре, ещё более тщательно прочёсывая везде, где только можно, и буквально на камни разбирая отдельные кварталы города. Вот только гвардейцы и предположить не могли, что бывшие бедняки и воры могут скрываться не во внешнем городе, и даже не в нижнем. Все диверсанты сейчас располагались на конспиративных точках среднего Эммара, поэтому в эту волну обысков не попался никто.

А диверсии тем временем продолжились с новой жестокостью.

Огромное число патрулей, на которые были выгнаны солдаты третьего, второго и даже первого рыцарского ордена, не могли предотвратить ночных инцидентов, что приводило монарха в ещё большее бешенство.

Из-за дефицита продовольствия цены на имеющиеся продукты взлетели до небес. Даже честные жители стали устраивать беспорядки, потому что они были вынуждены распродавать всё имеющееся имущество, лишь бы купить хоть какой-то еды.

Уже два месяца творился форменный беспредел: недовольные бунты, погромы на улицах, крики с требованиями об отречении от престола про́клятого короля, расправы над патрулями стражников. И ни в чём этом ни я, ни члены Культа уже не принимали участия. Народ всё делал сам.

Люди распотрошили все сельхозугодья. Собственники стад животных не смогли защитить свои загоны и вольеры, а стража Эммара не могла им помочь в противостоянии толпе. Все коровы, овцы, яки и прочая молочная и мясная скотина была отправлена под нож. В городе к концу второго месяца даже собак не осталось.

Охрана всех продовольственных складов в Эммаре и рядом со столицей была поднята до параноидальных размеров. Голодные жители, решившие попытать счастье и что-то украсть со склада, убивались на месте. Даже приближаться к амбарам стало строго запрещено. Продовольствие перемещали маленькими караванами под охраной огромного числа рыцарей и раздавали жителям в полях, рядом с уже пустующими сельхозугодьями внешнего Эммара.

Во время раздачи еды беспорядков происходило ещё больше. Кто-то лез без очереди, кто-то был недоволен, что ему дали слишком маленький кусок хлеба, кто-то плакал и умолял положить чуть больше похлёбки для своих детей, кто-то падал в обморок прямо в толпе. Везде происходили постоянные стычки и драки, часто заканчивающиеся летальным исходом.