В этом вопросе мне помог старик Ибрагим — первоклассный алхимик сделал для меня специальную краску. При вливании маны в эту краску она начинала светиться и переливаться всеми цветами радуги.
Алхимической краской всем членам культа на левую грудь наносилась татуировка в виде двух змей, обвивающих меч, навершие рукояти которого выполнено в виде черепа. Сама идея символа была мной честно украдена с посоха Асклепия, просто сделал вид татуировки более агрессивным, заменив посох на брутальный меч.
В связи с тем, что я тоже периодически появлялся в культе, а также вёл пропаганду своим фанатикам, себе я тоже сделал татуировку. Только моя татуировка немного отличалась от остальных. Она представляла собой верхнюю часть татуировки членов культа, наложенную на щит. Дизайны обеих татуировок разработал тот самый художник, нарисовавший в моём кабинете паука и паутину.
После ночи с Кристис я не видел её год. Сама красавица пропала, а веде́ние дел аукционного дома передала новому управляющему и своему мужу. Но через год я получил приглашение от Корнела Хортбильда на посвящение в веру сына Кристис, Тита.
Когда я прибыл в имение Дюпон, там было немного народу. Присутствовали лишь самые влиятельные люди Санрии и высшие представители Церкви Света. Я, как и на королевском балу, был здесь не к месту. Многие непонимающе смотрели на мою персону, но судя по перешёптываниям одной пожилой пары, все решили, что меня пригласили из-за моих связей со вторым принцем.
С Кристис поговорить не удалось, потому что она везде ходила в сопровождении мужа, который, судя по виду, очень некомфортно себя чувствовал на мероприятии и желал свалить оттуда побыстрее.
Маркиза Дюпон немного изменилась внешне. Видимо, она ещё не до конца отошла после родов: было видно, что она с нашей последней встречи прибавила несколько килограммов, а её кожа не была такой же безупречной, как до беременности.
Посвящение проводил лично Претор Церкви Света Санрии. Ещё бы! Маловероятно, что маркиз Хортбильд согласился бы на меньшее.
После проведения ритуала, ребёнка положили в люльку, а гости приносили ему подарки и давали свои пожелания на будущее.
Я, подойдя к люльке, долго и внимательно смотрел на трёхмесячного мальчика. Это был мой сын, Тит Дюпон. Малыш был спокойным, не плакал при виде подходящих к нему гостей и с интересом смотрел на всё, что его окружало. У Кристис, как и у её мужа, глаза были голубыми, но этот мальчик изучал окружающий мир ярко-зелёными глазами. Такими же, как у меня.
Я оставил дорого́й подарок, пожелал ребёнку в будущем мирной жизни и отошёл в сторону, погрузившись в свои мысли.
Что я чувствовал к этому малышу? Ничего! Может быть, я такая бездушная скотина? А может быть, чтобы полюбить ребёнка, с ним нужно проводить время? Так или иначе, сейчас я испытывал к этому младенцу не больше, чем к любому другому. Я был не более, чем донором спермы для мамы Тита, поэтому отцовской ответственности за судьбу этого ребёнка не ощущал.
Во время моих раздумий ко мне подошёл Корнел. Он похлопал меня по плечу и сказал, что иногда я смогу видеть Тита, но никогда не смогу поиграть с ним, или хоть как-то провести время наедине. И, разумеется, не смогу принимать участия в его воспитании.
В принципе, я уже разобрался в своих чувствах, поэтому сказанное старым аристократом меня не обеспокоило.
Одобрительно кивнув маркизу, покинул имение семьи Дюпон и направился заниматься своим карманным принцем.
Именно карманным, потому что за год посещений моего заведения у принца Карла выработалась стойкая зависимость от той дури, которую ему подмешивали в напитки.
Она проявлялась не в виде жёсткой ломки героиновых наркоманов, а в виде апатии, которая с каждым днём усиливалась, лишая всех радостей жизни до момента получения новой дозы.
На фоне вечно меланхоличного поведения принца и отсутствия выраженного к чему-либо интереса, странностей в его поведении почти никто не заметил. Но об этой зависимости знал я, и точно осознавал сам принц.
В настоящее время принц Карл меня изрядно напрягал, но он был нужен для реализации основной миссии, поэтому забить на него я не мог.
Сначала он посещал моё заведение раз в месяц, потом стал приезжать каждые три недели, чуть позже он заваливался в мой бордель уже каждые две недели, а теперь частота посещений увеличилась до еженедельных посиделок в райском павильоне.
Я буквально упрашивал его утвердить посещения на один день в неделю — вторник — потому что закрывать заведение с непонятной вероятностью сильно вредит бизнесу. В этом вопросе мы договорились.
Походы принца в мой бордель сильно не нравились его начальнику стражи, графу Казу.
Он меня несколько раз вызывал на допросы в штаб первого рыцарского ордена, а также угрожал виселицей, если узна́ет, что я как-то развращаю принца. Вот тут я его, честно говоря, не понял. Куда же ещё развращать? Парень ведь в бордель приезжал, а не к бабушке на пироги — естественно, у меня там разврата выше крыши.
Начальник стражи принца всё пытался проверить все наркотики, которые у меня имелись в заведении. Видимо, он начал подозревать, что не просто так принца тянет в моё имение всё чаще и чаще. Однако, я аристократу показывал только то, что есть в продаже и давно всеми изучено, но постоянно делал удивлённое лицо, когда тот просил показать остальное.
Был небольшой период, когда стража перехватывала всех доставщиков, которые везли для меня товары из Азура, но там они ничего не находили, потому что особую дурь и другие запрещённые алхимические зелья ввозили в Эммар по поддельным документам, оформленным на подставных лиц, равно как и вывозили золото из Эммара в Азур.
После пяти недель неудачных попыток глава стражи Его Августейшего Высочества пришёл с мировым предложением. Граф не мог развести ещё более бурную деятельность по поискам моих контрабандистов, потому что в этом случае обо всём узнает командир рыцарского ордена, или сам принц, а тогда проблемы начались бы уже у него самого. Но я на мировую решил не идти и банально настучал на этого проныру принцу, подробно рассказав про допросы и недовольство стражника тем, что принц посещает моё заведение. Карла это задело за живое, и он приказал выпороть графа Казу на центральной площади, после чего нашёл себе нового командира стражи.
За столько проведённого вместе времени принц стал мне сильно доверять. Этот эффект, конечно же, был бы невозможен без той дряни, которую ему подмешивали.
За счёт влияния принца мне удалось посадить нужного мне человека на должность заместителя главного казначея. Этим человеком был граф Цоллерн, который имел определённые обязательства передо мной. Я ранее сильно помог ему с рядом проблем, поэтому граф оказался в числе моих должников. Но его лояльность обеспечивалась не честным именем графа и словом семьи Цоллерн, а тем, что я его шантажировал. Если бы дела графа всплыли наружу, он вместе со всей своей семьёй познакомился бы с плахой. Ну, или с виселицей, это уже как прокуратор решил бы. Однако, помимо кнута в наших взаимоотношениях действовал ещё и пряник, потому что я обеспечивал семье Цоллерн большую прибыль, закупая в их торговом доме некоторые довольно дорогие товары для своих борделей.
Через несколько недель после обряда посвящения сына Кристис, Церковь Света начала войну с очередным государством, которое отказалось входить в Альянс — Романией. Война длилась уже полгода и все действия происходили возле горного хребта Корс, на границе Визалира и Романии, поэтому основные военные силы требовалось предоставить именно от Визалира. Однако, другим государствам, являющимся частью Альянса, в том числе и в Санрию, были написаны письма от Патриарха Церкви Света, в которых тот просил оказать посильную помощь золотом и солдатами в этой священной войне. Если читать между строк, то это было требование Церкви Света предоставить финансирование для очередной оккупационной кампании, а также в обязательном порядке направить солдат на военные действия.
