Питер все стоял, уже вообще без движений, так и оставшись с зарытыми в волосы пальцами, крепко вцепившимися у самых корней — без возможности безболезненно их отсоединить до тех пор, пока к его руке не присоединилась чужая — Тони — та, которая ввела его в блаженный ступор одним лишь прикосновением к беззащитной спине. Вплелась рядом с рукой Питера, в то время как другая скользнула вовсе не вниз, как тот ожидал — и совсем немного надеялся, — а обхватила его, плотно прижимаясь предплечьем, за дрогнувший от внезапного касания живот. Рваный выдох пришелся прямо во взъерошенную мокрую макушку Тони, прижавшегося сзади настолько близко, что Питер мог поклясться, что ощутил даже рельеф его очень даже выдающихся брюшных мышц, на которых у него до этого самого момента как-то не было возможности сконцентрироваться.

Губы прижались к обнаженной шее, по которой по-прежнему неровным потоком струилась вода. Питер, поджав губы, через которые та то и дело просачивалась, в очередной раз — уже даже бессмысленно считать, в который, — протяжно выдохнул, расслабленно опуская руки вдоль тела и откидывая голову на плечо Тони, приятно колющего бородкой участки, которых касался, и слабо прикусившего небольшой клочок кожи на шее — тот тут же таким огнем опалило, что сдержать тихий стон вышло лишь усилием воли и прибегая к помощи особенно крепко стиснутых зубов. Натянутые как тугая струна волосы вдруг обрели свободу от захвата, а потом и вовсе свисли в направлении пола под напором бесконечно рвущейся к нему воды; ладонь мягко скользнула по плечу, выше, и остановилась на неисчислимо часто вздымающейся груди, казавшейся до синевы бледной в легком полумраке освещения, озарявшего ванную комнату снаружи.

Тони помнил, как выглядела эта грудь под солнечными лучами: вчера, у озера, он не раз и даже не два ловил себя на том, что смотрит на мальчишку и не находит в себе сил оторвать взгляд, наверняка подернутый пеленой задумчивой отрешенности. И теперь, когда ему выдалась возможность прикоснуться, он провел ладонью от пупка до шеи, пересек ходящую ходуном грудь, наконец удовлетворив желание как следует облапать, изучить Питера, посетившее его впервые еще в тот момент, когда пацан, явно боем идущий против собственного смущения, поцеловал первым.

— Начнем? — с трудом ворочая языком вымолвил Тони Питеру в аккуратное ушко, крепко примыкая губами к наверняка заалевшей мочке и смещая руку, обхватывающую того за жилистый бок, ниже, тягуче медленно, словно раздумывая, остановившись на горячем бедре, невольно ощутив предплечьем, что безучастным к этим незамысловатым ласкам Питер не остался. Довольная улыбка, которую Пит даже ощутил каким-то шестым чувством, сама собой возникла на лице.

— Надеюсь, телефон ты перевел в режим полета, — практически просипел в ответ и, не зная, куда деть мешающиеся руки, взметнул их вверх, обхватил Тони за затылок и, изогнувшись, приник к изумленно приоткрывшимся навстречу губам, напоследок расслышав что-то одобрительно-согласное.

***

Как они добрались до спальни, ведомые лишь знанием Тони о ее местонахождении, собирая собой при этом каждую попадающуюся на пути стену, Питер помнил довольно смутно — настолько погрузился в ощущение такого близкого и пышущего жаром мужчины, что отключился от внешнего мира.

Бесконечные, беспрестанные, подобные обжигающему пламени, прикосновения припекали, оставляя за собой только жаждущую большего — поцелуев, укусов — розоватую и приятно размякшую после водных процедур кожу.

На аккуратно заправленную постель падали кубарем, переплетаясь в полете с конечностями и мыслями друг друга, прорывающимися сквозь ментальный барьер через сомкнутые в глубоком поцелуе рты.

Жалобное хныканье Питера, обернувшего все еще подрагивающие в приступах легких послеоргазменных судорог ноги вокруг крепко сложенного туловища, отразилось от полупустых стен, на которых присутствовал лишь минимальный для житейских условий колорит; впрочем, Тони, до встречи с Питером просиживающего в «полевой» мастерской двадцать четыре на семь, это интересовало в последнюю очередь, когда он несколько лет назад из множества вариантов выбрал именно домик на отшибе захудалого городишки с неприметным названием, которое даже сейчас вспомнил бы, лишь пару секунд пораскинув мозгами.

Питер нечленораздельно прохрипел с трудом узнаваемое «Ну, давай же!», цепляя соскальзывающие от влаги пальцы за бицепсы и, вжавшись плечами и головой в мягкое одеяло, зажмурился до звезд, вспыхнувших в глазах, и притерся требующим ласки органом к напряженному животу Тони, у которого от этого только что искры из глаз не посыпались, а нутро непременно обожгло нестерпимым жаром — Питер, вряд ли заметив, задел бедром донельзя чувствительную головку, выбив из гортани тихий всхлип и породив желание приникнуть теснее, не оставляя между телами даже захудалого микрометра.

Тони оставил мальчишку без ответа — молчаливо, приложив все усилия ради того, чтобы оставить позже побагровеющий укус у основания вблизи кажущейся такой тонкой и хрупкой шеи, потянул руку ниже и удовлетворил без слов высказанное желание снова ощутить на себе его, Тони, руку.

— Нет, не так, — в который раз задохнувшись от восторга, Питер заставил себя отстранить мужчину и, часто моргая, борясь с желанием закрыть глаза и просто отдаться, продолжил бормотать: — Хочу тебя внутри, — на последнем слове голос дрогнул, а к лицу, казалось, прилило еще больше краски — хотя куда уж больше? Питеру и так казалось, что по телу разлилась бурлящая лава, а на лице по несчастливой случайности оказался очаг, источающий наибольший жар — на пару с полыхающими в адском огне внутренностями.

— Вот как, — почти неосознанно, на автомате ответил Тони, каменея всем телом от одной только возникшей в голове картинки и осознания того, насколько он все-таки к ней близок. — Тогда нам стоит сразу достать все необходимое, да, малыш? — ласкательное прозвище, услышанное, наверное, впервые, вызвало короткую улыбку и желание потереться о солнечное сплетение Тони — и Питер ни под каким предлогом не смог бы сформировать причину возникновения такого простецкого и в то же время до жути милого желания, которое он позже обязательно воплотит. Несомненно. — Даже то, что ты уже растянут, не дает гарантии, что не будет больно без смазки, поэтому отпусти, Элли, — сипло рассмеялся Тони тому, что Питер недовольно нахмурился и сжал его бока взметнувшимися выше бедрами.

Он наградил мальчишку поцелуем, на который ушло от силы секунд десять, и, дождавшись, пока Питер ослабит хватку, плавно откатился на край, а затем и на пол, заодно предложив Питеру подобраться ближе к изголовью — они так и валялись, как упали, балансируя на самом краю кровати так, что Тони упирался ступнями в пол, поддерживая их общее равновесие.

Возвращение в его объятия Тони Питер готов в будущем приравнять к лекарству, излечивающему от любого недуга, потому что такого облегчения и всепоглощающей радости он не ощущал, наверное, никогда.

И вновь жадные поцелуи, от которых сердце зашлось как бешеное, будто он три марафона подряд пробежал, а после сразу взялся приседать — вот так Питер себя ощущал. На грани жизни и смерти, но с осознанием того, что его непременно вытянут из зыбких песков собственных чувств. Чужие пальцы смяли горящую от каждого прикосновения кожу бедра, пока их бессменный владелец выцеловывал одному ему ведомые узоры на часто вздымающейся груди — в голову закралась мысль, что, похоже, в ближайшее время ему ходить без майки не стоит, чтобы избежать некоторых неудобств. И расспросов. И если погода снова решит устроить им персональную жаровню, то сделать это будет непросто.

Переживая новую волну мелких судорог, охвативших всё окончательно сошедшее с ума тело, Паркер вновь стиснул Тони в почти удушающем захвате, на сей раз еще и скрестив ступни прямо у того за спиной.

— Ну-ну, полегче, — прошипел Тони, пару раз хлопнув Пита по напряженному бедру, заставляя проморгаться и прийти в себя, чтобы, сразу осмыслив, что захват вышел слишком серьезным и, похоже, болезненным. Тяжело и глубоко дыша, он отвел взгляд от горящих глаз воистину древесного карего оттенка с мелкими прожилками, будто залитыми топленой карамелью, призванной заполнить пустоту в этих мельчайших трещинках, и усилием расслабился, словно отключаясь от своего же тела — ибо мыслями он продолжал существовать три секунды назад, когда Тони, его Железный Дровосек, тянулся к нему в ответ на всё.