В животе тугим комком скрутился восторг. Питер, глухо всхлипнув, крепче зажмурился и приник ходящей ходуном грудью вплотную, добровольно распластав себя на этом абсолютно не жертвенном алтаре, по счастливой случайности являющейся телом человека, в которого Питер так неосторожно, но так удачно влюбился за столь короткий срок — пожалуй, даже детские мимолетные симпатии в нем развивались куда дольше, чем эта.

Скользнувшая под футболку широкая ладонь огнем прочертила себе тропу до самых лопаток, с каждым сантиметром выжигая под кожей каждый миллиметр сдержанности из тех, что он еще держал в себе. Захотелось вдруг, чтобы белый хлопок просто исчез, чтобы перестал мешать движению руки, вдруг впившейся короткими ногтями прямо в позвоночник — и Питер горячо пожалел, что сидит боком, потому что ему жизненно необходимо стало прижаться, отпустить себя и своих демонов, позволить им бесноваться и раззадоривать чужих.

Глухой грудной стон вырвался изо рта как раз тогда, когда он наконец мазнул языком по небу Тони, кажется, оставившему несколько царапин на одной из лопаток, а по телу Питера будто взрывная волна прокатилась от этой вибрации, да такой силы, что в ушах стало фантомно щекотно, будто еще немного и…

Мокрый, гладкий язык вдруг столкнулся с его, Питера, языком. Столкнулся, беззастенчиво напирая и оглаживая так, что весь тот объем легких, что имелся у Питера в запасе, показался ему мельчайшей крупинкой, потому что его вдруг стало безбожно мало.

И это ознаменовалось пожаром — в теле, в душе, в штанах, и — о, Господи, — если они сегодня все-таки потрахаются, Питер точно сдохнет ко всем чертям собачьим. Потому что, если его от простых, казалось бы, прикосновений, ведет, как не вело под влиянием ни одного из испробованных им алкогольных напитков — причем в самых разных количествах, вариациях и составах, — а то, что идет дальше, он определенно не переживет.

И, по чесноку, Питер возможно даже согласен немножечко сдохнуть, лишь бы сделать это со своим Дровосеком.

Пальцы против воли вцепились в сильные предплечья и спастически сжались, наверняка оставляя на месте ногтей белесые лунки. Питер улыбнулся сквозь поцелуй и раздосадованно прикусил собственную губу, когда мужчина вдруг, протяжно застонав, отстранился — несильно, на каких-то несколько сантиметров от лица, потому что Пит достаточно крепко «прилип» к разгоряченному телу, чтобы у него не было возможности отсоединиться как минимум до того момента, как парень осознает, что еще немного, и одним сельским миллиардером на этом свете станет меньше.

Тони глухо выдохнул, усомнившись в собственной сознательности — но тут же отбросил мысль, от которой пацан точно пришел бы в ярость, а испытывать лишний раз его терпение на прочность было тем еще кощунством. Как минимум по той причине, что терпение самого Старка тоже было отнюдь не бесконечным, а все эти выкрутасы… Питер, тот Питер, что сейчас, судя по взгляду, был готов разодрать его в клочья за очередной недошаг назад, тоже был терпелив. Но эти муки и бесчисленные мысленные потуги непременно отражались на симпатичном личике. Тони отчетливо видел каждую его чертову мысль и тогда, за тем столом в коттедже Паркеров, и позже, а уж у озера… У Тони тогда чертовски внезапно сорвало крышу, и он не был уверен, что на сей раз сумеет удержать себя в руках.

А еще не было уверенности, что он в принципе хочет это сделать.

Потому что куда больше в руках он хотел держать Питера, который так и ластился, подставляясь под жадные прикосновения.

Тони подался вперед всего на мгновение, чтобы оставить короткий поцелуй на покрасневших от их немой баталии губах, и, не сумев себя отговорить, опустил ладонь парню на бедро и нежно пригладил нащупанную на шортах складку:

— Если ты… — почти сорванным голосом начал он, но прервался на секунду, чтобы сбить образовавшийся в горле ком. Тони не был уверен, что там не затесалось хоть немного слюны даже чересчур активного паренька — и эта догадка на какое-то мгновение заставила его рассудок пошатнуться. — Если мы не против продолжить, то не думаешь, что стоит хотя бы в душ сгонять?

— Это все ты виноват, — хмуро, накинув на лицо призрачную вуаль, на которой так и лучилось неоном емкое «недоволен», указал он на оплошность Тони, который это маленькое происшествие оплошностью бы точно не назвал — видеть Питера, всего усыпанного крошечными частичками муки, словно волшебной пыльцой, втихую сворованную у проказницы Динь-Динь, было просто поразительно чудесно.

— Не спорю, — покорно согласился Тони, потянувшись вперед и коротко чмокнув тут же размякшего паренька в нос. Вот уж точно тесто — лепи что душе угодно. Не просто так у Тони появилась мысль разрядить обстановку эдакой маленькой шалостью… И как-то так вышло, что он ее не только разрядил, но и перезарядил на новый лад, невольно доведя ситуацию отнюдь не до абсурда.

— Мы не против, — профырчал Питер, ткнувшись пыльным лбом в голову Тони, едва не задохнувшегося в приступе чихания, да не срослось — прижавшийся тягучим поцелуем к губам пацан отбил все желание распылять в атмосфере собственных бацилл и, вероятно, забрал их всех к себе более тактильным путем.

В глотках у обоих знакомо запершило от желания коснуться. Но Питер, будто на прощание вжав пальцы в предплечья, сполз с колен на пол и, пружинисто присев ненадолго, переводя дыхание, поднялся в полный рост, возвысившись над Тони, который, не стесняясь, обвел его жадным взглядом с ног до головы.

***

Уже один черт знает в который раз сбился с темпа льющий сверху душ, а все из-за того, что не особенно просторная душевая кабина располагала и громоздким смесителем, так и норовящим попасть под острый локоть Паркера. Для Тони ни кран, ни локоть проблемой не были — он отлично и вроде как даже спокойно примостил свою задницу в изгибе поясницы Питера, образуя тем самым эдакий «жопный инь-янь», и методично намывал собственную шею.

Паркер нервно хохотнул, поймав последнюю мысль за хвост. «Жопный инь-янь» — явно то, что стоит запомнить на будущее и в особо гнетущие моменты жизни вспоминать, чтобы вернуть весёлый настрой.

— Что-то смешное увидел, Элли? — раздалось вдруг над самым ухом, но Питер мог на крови поклясться, что секунду назад тот расслабленно смывал с головы мыльную пену и всем видом показывал собственную незаинтересованность в том, чем занимался Паркер — а он отлично видел это в отражении зеркала, напротив которого стоял вот уже минуты три, усердно пытаясь пальцами вычесать из завившихся от влаги локонов муку и не обратить внимания на чертову задницу, что уже вообще-то покинула свое «укрытие».

— Ага, тебя, — усмехнулся Питер, отведя взгляд от зеркала, в которое теперь через его плечо смотрел еще и Тони, поежившись и уйдя с головой под льющийся с потолка дождь.

Ладонь, скользнувшая следом за ним под поток, оставалась незамеченной до тех пор, пока не коснулась спины прямо промеж напряженно сведенных лопаток. Питер невольно вздрогнул — от неожиданности, а не испуга. О каком испуге может идти речь, когда он секунды считает до того момента, как они выберутся из тесной кабины и… И продолжат начатое.

Потому что хотели этого оба.

Шершавая подушечка прошлась по немного выступающей небольшой родинке, но ощутилось это ударом под дых — потому что Питер мгновенно потерял способность дышать. Энергия, до этого переполняющая тело, разом схлынула, но отнюдь не безвозмездно — она медленно, будто раздумывая, а стоит ли это вообще того, концентрировалась в низу живота и, словно подначивая парня на мелкую дрожь, щекотала внутреннюю поверхность бедер, пока Питер пересиливал внезапную слабость, не давая ослабевшему телу рухнуть в приветливые объятия. В объятия, в приветливости которых Питер не сомневался ни капли, но и пасть в них тоже не решался.

— Я такой шутник, — Питер слышал глубокий голос даже через пелену множества отвлекающих факторов — стука капель о пластик, биения сердца, запертого в клетке без возможности вырваться на свободу, и своего учащенного дыхания, того единственного фактора, что помогал сосредоточиться не на ощущении чужой руки, разместившейся на подвздошной кости и мелкими шажками продвигающейся ниже.