— Если ты все ещё не понял, я не особо беден, поэтому, если ты вдруг пару сотен раз решишь искупаться в моей скромной ванной, обиду держать не стану, — протянул неторопливо, четко разделяя слова, но в то же время так тягуче и затягивающе, что Питеру на миг захотелось, как пирату, идущему на звуки пения сирены, словно на смертный одр, утонуть в звучании этого голоса.

— Ага, еще предложения поступят? — фыркнул, усмехнувшись, дабы не привлекать внимание к своему участившемуся дыханию.

— Неприличные считаются? — хитро сощурился Тони, пару раз стукнув пальцем по столу вблизи тарелки, на дне которой покоилось некоторое количество муки, оставшейся после готовки.

— Только они и считаются, — нервно хихикнул Питер, настороженно наблюдая «одним глазком» за рукой Тони, находящейся в опасной близости от главного кухонного оружия, после ножа, конечно. «Вторым глазком» он все же старался смотреть в лицо любимого — любимого же? Прошло так мало времени, а он уже даже мысленно невольно Старка любимым обзывает.

— Есть у меня для тебя одно очень неприличное предложение, милый, — Питер весь напрягся, сжал зубы, следя за расслабленно замершими пальцами, испачканными в пище хуже, чем его собственные. Мерзкий соус.

— Ну уж нет… — Питер неверяще оскалился, прижимаясь спиной к идеальному изгибу стула. На лице Тони в ответ на инстинктивное движение Питера расцвела предвкушающая улыбка. Пальцы, словно дразня, перебрали воздух, неслышно соприкоснувшись с лакированной поверхностью стола.

— Ну уж да, — загадочно протянул Тони, скользнув над поверхностью блестящей от чистоты крышкой стола, приближая кисть к миске, но замер буквально в паре сантиметров — а Питер не нашел ничего лучше, чем с писком, переходящим в ультразвук, рухнуть со стула прямо вниз под звук глубокого гортанного смеха, и уже там позорно раскраснеться, осознавая собственную трусость.

Паркер, бросив пару косых взглядов на расслабленные ноги Тони, уцепился взглядом за свисающий с края локоть, и, собравшись с духом, выглянул из своего укрытия.

И не то чтобы облако белесой пыли стало для него удивительным событием — как минимум потому, что он его ожидал.

Отплевываться он снова ухнул под стол, глухо ругаясь и пытаясь задушить рвущиеся наружу предательские смешки.

Питер с прищуром человека, у которого на ресницах вот-вот грозилась образоваться новая экосистема, осмотрел свое вынужденное укрытие и совершил последнюю попытку достучаться до благоразумности великовозрастной — в особенности, если сравнить с ним-то! — детины:

— Ну так нельзя, блин! Тебе смешно, а я без чистой одежды останусь, Тони, ну! — попытался воззвать к совести чересчур гостеприимного хозяина — причем не только дома, но и положения в целом.

— Кто сказал, что я не добиваюсь именного этого, пацан? — очередной короткий смешок ударил в голову мелкой несерьезной обидой, и Питер, хмыкнув и растянув губы в ухмылке, размашистым движением стер ладонью с лица столько муки, сколько смог, и рванулся вперед, благодаря неизвестного планировщика за то, что поставил на этой кухне нормальный стол на четырех опорах, а не какой-нибудь новомодный на одной. Пальцы с поистине зверским удовольствием вцепились в такую смешно-волосатую лодыжку — его самого ввиду либо генетики, либо возраста, эта «мужская» особенность пока что обходила стороной.

Смех Тони мгновенно перешел на недовольное постанывание, лишенное какого-либо скрытого или просто неприличного подтекста, — так стонет человек, который понимает, что, черт подери, его некогда чистая нога теперь измазана в муке. Нога Питера, усилиями все того же Тони, тоже чистотой уже не отличалась, поэтому в одном пунктике его маленькой, но смелой мести можно поставить «галочку»!

— Высший сорт, мистер Старк! Из тебя теперь получится отличная пицца, — добавил он, с каким-то извращенным удовольствием стряхивая с волос остатки муки прямо на дрогнувшие в попытке скрыться под стулом ноги, одну из которых Питер все еще крепко держал, стискивая пальцы вокруг жилистой конечности.

— Паршивец какой, — пробурчал Тони, раз в пару слогов обязательно срываясь на громкие смешки. — Сдавайся, ты безоружен, безодежен и безнадежен, тут без шансов, — задыхаясь от хохота, тот совершил еще одну безуспешную попытку выдрать ногу из цепкой хватки.

— Я не сдамся, — пропыхтел Питер, юрко выскакивая из-под стола, а после встал во весь рост над опешившим от этого Тони. — Ты сдавайся, — деланно-сурово нахмурился Питер, обхватывая ладонями лицо вскинувшегося назад мужчины, невольно размазывая по нему остатки муки, и склонился ниже, останавливаясь в паре сантиметрах от носа, на котором каким-то образом умудрилась поселиться крошечная точка «смертельного оружия», которое, кстати, теперь было разбросано по всему столу — и полу тоже.

— А ты мне что? — заговорил Тони спустя почти полминуты их беспрерывных гляделок, меняя насмешливый тон на сговорчивый. Пришедшая в движение челюсть надавила на вспыхнувшие огнем от уколов щетины ладони и пальцы, но Питер непоколебимо перетерпел волнующие ощущения и расплылся в улыбке.

— Волшебный поцелуй? — навскидку предложил юноша, внутренне обмирая от того, насколько просящей показалась ему собственная интонация — будто он не договаривался, предлагая как залог этот несчастный поцелуй, а выпрашивал его, готовясь отдать последнее вдогонку. И не сказать, что он чувствовал себя неправильно. Он ведь действительно хотел снова ощутить губы Тони на своих, столкнуться в беспроигрышном поединке языками — и просто обнять, прижавшись. Действительно хотел.

— Ну, если обещаешь волшебный, — Тони вдруг, будто только осознав собственное положение, скосил подернутый дымкой задумчивости и чего-то еще взгляд на невольно приоткрывшиеся от внимания губы Питера, по которым так и норовил скользнуть проворный язык, желающий привлечь к себе внимание.

— Очень волшебный, — прошептал Питер, из последних сил уговаривая себя не делать то, чего так сильно и настолько искренне желал, потому что Тони уже дал ясно понять, что не хочет торопиться, он хочет медленно и со вкусом.

Но для Питера то, что происходило между ними, уже давно стало тем самым со вкусом. Вкусно, потрясающе вкусно ощущающиеся на кончике языка зачатки пусть и не первых, но самых чувственных и желанных отношений.

Питер был уверен, что, попадись Тони ему на глаза в рабочее время, вернее, обрати Пит на него внимание, он бы определенно не смог остаться равнодушным — как минимум потому, что уже был абсолютно поражен его интеллектом и изобретениями. То, что Питер умудрялся не замечать внешнего облика владельца «Старк Индастриз», оказалось посланием Небес.

Горячий выдох, пришедшийся на лоб, отвлек внимание от взметнувшейся к голове руки, за какую-то секунду вплетшуюся в разлохмаченную шевелюру и дернувшую Питера на добрую десятку сантиметров вперед.

Вздох у Питера вышел совсем уж пораженным, когда Тони, не размениваясь на излишние нежности, привстал на сидении и слепо ткнулся своими губами в его — и реальность сузилась до размера этих двоих, стоило Тони едва ощутимо прихватить губу Питера своими.

Руки Питера на секунду расслабились, будто готовясь опасть, отпустить лицо, позволяя вырваться на свободу — к которой Тони не очень-то стремился, лишь сильнее привставая и уже носом задевая гладкий подбородок Питера. Дыхание обоих как по щелчку замерло, крошечные пылинки муки, которые перестало поддерживать непрерывное часто дыхание, опустились на щетинистую щеку Тони — прямо меж пальцев мальчишки, с благоговением подавшегося ниже и обступившего с правой стороны, только чтобы, так и не оторвавшись от ставших влажными от нескольких прикосновений губ, упасть на напряженные бедра.

Короткие мгновения падения, проведенные с одной единственной опорой, отчего-то показавшейся такой сладкой, что скулы едва не свело от мнимой приторности, где-то в гортани становящейся самым настоящим нектаром, которого хотелось отведать еще, и еще, и еще — и так до бесконечности. Руки обосновались на жилистой шее, кончики больших пальцев мазали по челюсти, тогда как задница удачно пристроилась прямо в пространстве между разведенных ног без каких-либо возражений обхватившего его свободной рукой за талию Тони — несвободная теперь не просто безжизненно сжимала в себе клок волос, а массировала голову, заставляя пальцы на ногах Питера непроизвольно поджиматься, лишь бы сдержать внутри порывы сотворить что-то, что заставит и без того краснючие от осознания произошедшего за последнюю минуту щеки полыхнуть так, что те непременно озарят собой весь небольшой городок, затерявшийся в лесной чаще.