Он быстрым движением сорвал с головы Тони несчастную панамку — а существуя в подобной расцветке, вряд ли можно прослыть счастливым, особенно если ты шляпа — причем, явно поношенную, так что вывод сам собой напрашивался: она ещё и любимая.

— Так тоже вполне ничего, — Питер склонился ниже, пряча за спину смятую в кулаке вещицу и оставляя между лицами сантиметров десять расстояния, фактически нависнув над не растерявшим ни капли самоуверенности Тони. Кто бы сомневался. — Правда, пара десятков лет плюсом пошли бы тебе на пользу, но так я хотя бы не геронтофил.

— Согласен, было бы странновато, — хмыкнул Старк, плавно поднявшись на ступень выше и едва не столкнувшись лбами с еле успевшим среагировать на движение парнем. — Это к лучшему, по крайней мере, я не настолько педофил, насколько был бы, будь мне пятьдесят семь. Это даже сейчас незаконно, но так было бы на грани зла и зла, Питти, — почти хищно ухмыльнулся мужчина, и Питер бы поверил этим агрессивно исказившимся губам, если бы не видел теплых искорок в глазах, все еще не скрытых за миллиметровыми линзами абсолютно непрозрачных очков.

Питер кивнул, соглашаясь, и только собрался что-то сделать, как трель включившегося телефона нарушила момент, не давая… Просто кивнуть? Мило стукнуться носом о нос? Может, поцеловать? Ну нет, не поцеловать, он все еще не почистил зубы, но можно было бы чмокнуть в щеку?

На что у Питера хватило бы смелости?

— Я быстро! — шепнул, резко разрывая объединившееся в одно личное пространство надвое, и, не давая себе времени одуматься, развернулся, шагнул вперед и осторожно упал на колено, потянувшись к надрывно мигающему индикатором уведомлений телефону. Усилием расслабил и выпрямил напрягшуюся во время «падения» спину, не дал себе оглянуться на Тони, оставшегося позади и, похоже, с места не сдвинувшегося — шаги были бы слышны, доски не отличались особой звукоизоляцией. Экран озарился тусклым светом, и Питер наспех удалил спамовые уведомления, оставив лишь сообщения от друга, от мамы и — он все-таки покосился, в отражении окна, ведущего из веранды в дом, угадывая образ Тони.

— Ты звонил? — на всякий случай уточнил он, потому что шесть пропущенных больше похожи на какой-то сбой, либо галлюцинацию, но в чистоте разума Питер сейчас — впрочем, как и почти всегда — уверен на все сто.

— Звонил, — покорно соглашается, подтвердив сказанное кивком, замеченным Питером в отражении стекла.

— И… — Питер оторвался от разглядывания размытого образа, чтобы, чуть прищурившись, пролистнуть ряд однотонных уведомлений. — Писал? Писал и звонил? Так рано. Что-то случилось? — обеспокоенно развернулся уже корпусом, окидывая взглядом нелепый наряд мужчины. М-да, и вот это «тот самый Тони Старк»? «Великий изобретатель, гениальный ум и просто красавчик»? — ведь именно это гласили как минимум семьдесят процентов прочитанных Питером статей в своем завершении, подписывая автора очередной гениальнейшей идеи, а остальные тридцать оставляли за собой только «великого изобретателя и гениального ума». И теперь, после личного знакомства, Питер полагал, что первый вариант был именно с подачи Тони.

— Случилось… Можно и так сказать, — задумчиво пожевал губу, стянув наконец очки и сунув их в карман шорт. Снова привалился плечом к стене, принимая расслабленную позу, которой Питер не очень-то доверился, если честно, и неторопливо обвел Питера взглядом, немного смутив парня.

— Ну так… Что? — тихо подтолкнул Питер, развернулся, отложил телефон и встал, обеспокоенно заглядывая в нечитаемое лицо Тони.

— Ничего, нет, ничего, — резко отозвался тот, фокусируя взгляд на Питере и тут же возвращая на лицо улыбку.

— А если правду? — подозрительно сощурился Питер, понизив голос и шагнув ближе.

А уже зная о способности Тони накручивать самого себя, вполне можно предположить, что он за ночь, проведенную раздельно, успел использовать ее по полной, о чем говорить как раз-таки не желает. Интересно, все взрослые такие? Или только те, у кого в перспективе — довольно близкой перспективе, стоит заметить — стоят отношения с подростком.

Или ключевое слово здесь именно «отношения»?

Верно, вряд ли бы Тони стал так закрываться, когда лично сделал первый шаг, в то время как Питер даже думать себе о подобном запрещал.

Питер пожевал губу, скрестив руки на груди, и предложил выпить чаю. Если им нужно обсудить что-то (даже если это разговор о внезапном разрыве, но об этом Питер думать не хотел ну вот вообще), вероятно, важное. Не во всемирном масштабе, но каждый человек, каждая личность — это тоже отдельный мир, со своими трудностями и радостями, и помогать разрешать проблемы других людей было для Питера чем-то неотъемлемым и важным для поддержания собственного духа. А сейчас Питер и был той самой проблемой в удивительно хрупком мире Тони Старка.

Тони ожидаемо согласился.

Может быть, если бы у Питера не пошло в точных науках, он стал бы психологом?

***

Питер, уже накинувший на себя относительно приличную одежду и даже умывшийся, сидел за кухонным столом и, скрывая разгорающуюся внутри искру волнения, наблюдал за Тони, задумчиво цедящего, вопреки изначальному предложению Питера, прохладный лимонад.

— Так в чем, ммм, дело? — неловко озвучил он свои мысли, стараясь не заглядываться на Тони слишком пристально, потому что мысли о вчерашнем вряд ли помогут вести ему полноценный диалог, и помогут, разве что заиметь внезапный стояк посреди серьёзной беседы.

Мужчина сделал глоток, отставил прозрачный стакан на стол и откинулся, задумчиво просканировав Питера взглядом. Умостил кончик пальца на верхней грани стакана, пару раз обведя ту по кругу. Передернул плечами, наконец, обратив внимание на ожидающего ответа Питера, по-немногу хлебающего из кружки с цветами тот же самый лимонад.

— Просто я… — внезапно севшим голосом начал Тони, ругнулся, глотнул из стакана и начал снова, явно издалека: — Просто я беспокоюсь.

Питер непонимающе изогнул бровь, подавшись вперед и дав понять, что готов выслушать от начала до конца.

И отчего-то именно теперь, когда Питер инстинктивно перестроился на иную, более эмпатическую волну, он заметил и синяки под глазами, размером, наверное, с Большой каньон. И как он их раньше-то не заметил? Тони наверняка и очки-то таскал не для «конспирации», а чтоб этот тихий ужас прикрыть.

Мда, вот уж точно, розовые очки что угодно заслонят — в случае Питера это сработало на все сто двадцать.

Тишину снова прервал Тони, который говорил с видимым невооруженным глазом трудом:

— Я… Как я уже говорил, я беспокоюсь. За… За это все. За тебя. За себя, — урывками начал, а Питер в этот момент даже с такого расстояния смог разглядеть, как напряглись его желавки. — Я даже не знаю, как ты воспринимаешь это, эти отношения, — все-таки вступил он, резко переходя на ускоренный темп, и, вероятно, от скорости и зависело, скажет он или нет. Говорить и не думать — у Питера такое случалось непроизвольно, но заставлять себя делать это осознанно наверняка то еще испытание. — Встречаемся ли мы? Как ты это видишь? Я не хочу, чтобы это было простой интрижкой. Мне эгоистично плевать, сколько тебе лет, но я не хочу нарушать и твою и свою жизни своим эгоизмом. Я не настолько еблан.

— Я, — с пересохшим от волнения горлом говорить стало как-то, ну, трудновато что ли. И нет, конечно, дело было вовсе не в том, что Питер готов был вот-вот позорно разрыдаться, кинувшись в порыве чувств в крепкие объятия Тони. — Да, я, мне тоже плевать, и интрижка это определенно не то, чего мне хочется от тебя. И если ты… Да, мы встречаемся, — без расшаркиваний ответил на поставленный вопрос и, не выдержав почти осязаемого напряжения, царящего между ними, с противным скрипом отодвинул стул и вскочил, в следующее мгновение уже оказавшись на коленях Тони, обнимающим его же за шею и прижимаясь к колючей щеке своей.

— Вообще-то я просто хотел с утра пораньше пригласить тебя посмотреть на свою мастерскую, — талию Питера обвили руки, сцепившиеся в замок, а жаркий выдох пришелся куда-то в висок.