– С момента основания форта Грозный памятник уничтожали двадцать семь раз, – сказал Тусэу, и глаза его совсем исчезли в прорезях век. – До сих пор гранаты кидают. Сделать с ними ничего нельзя, раз в пять лет наша следственная комиссия приезжает и сажает всю верхушку. За пять лет всё возвращается на круги своя, и мы приезжаем снова.

… – Земеля, – сказал блондин, – ты ведь родом отсюда, верно?

– Не совсем, – ответил Саша, прикидывая трассу забега. Брюнеты уже обошли с тыла.

– Ну да, я же говорю, отсюда, – продолжал блондин, – с Земли, поделись с земляками десятью рублями.

«Разминка», – подумал Саша, передавая деньги, и спросил:

– Гранаты у вас есть?

Жители планеты Земля переглянулись, после чего с достоинством удалились. Интересно, какова иммиграционная политика на Луне?

Начальник отделения боготворил Константина Семёновича. Он всегда поражался его способности в любой ситуации мгновенно находить единственно правильное решение.

– Послать автобусы по горным селениям, – кратко, по-военному отдавал распоряжения Волопас, – снять такелажников с перфорационной, подвезти противогазы, первая группа вперёд немедленно. Как только позволит температура. Расход фреона поднять до предела.

Козлы не были экстраординарным явлением. На территории подразделения там и тут валялись их окаменелые туши, а в яру за вонючим ручьём расстилалось под испепеляющим горным солнцем целое кладбище. И процедура борьбы с ними была отработана до рутинности. Подгоняли кран, снимали верхний торец с котла, тем же краном подцепляли козла, и – через несколько часов – линия входила в нормальный режим работы. Так что сам факт рождения козла был делом обыкновенным. Необыкновенным был размер и вес этого совместного советско-итальянского мастодонта.

«Кран же не потянет такую массу, – судорожно перебирал варианты начальник отделения, – мостовой кран нужен».

– Мостовой кран нужен, Константин Семёнович, – голос его сорвался на дискант.

– Ты что, не понял?! У мостового не хватит пролёта, вручную по кускам вышибать будем! – рык Волопаса тройным эхом отзвенел в переплетениях труб. – Скидай боковые фланцы!

Щитами сдающихся спартанцев отвернулись вниз двухметровые боковые люки главного реактора, обнажив полупрозрачную синеву тела козла, напоминавшую бронированное стекло правительственного лимузина ЗИЛ-117. С облегчённым шипением рванули наружу сизые струи акрилатного пара. Как горох, посыпались через перила рабочие, закрывая рукавами лица, и веером разбежались на безопасное расстояние.

Наступила тишина. Волопас оглядел присутствующих и молча снял шляпу. Так же медленно, не говоря ни слова, он натянул армейский противогаз А-7, вырвал у стоящего рядом такелажника отбойный молоток и широко шагнул вперёд по переливающейся радужными разводами мазутной жиже.

Начальник отделения вцепился ему в рукав.

– Там же синильная кислота парит, товарищ директор, синильная кислота там!

Волопас, не останавливаясь, повёл плечом, и тот отстал.

Сюрреалистическое зрелище являла собой его фигура в костюме-тройке, противогазе, строгих чёрных полуботинках и с отбойным молотком в руках, нелепо расплывшаяся в цилиндрическом кривом зеркале козла, открывшегося в проёме люка. Визгом умирающего игуанодона засвиристел полиметилметакрилат, неохотно впуская в себя жало отбойника.

Козёл был ликвидирован к празднику Победы; правительственная делегация не прибыла никогда: внимание отвлекло ухудшение дел в Афганистане.

Было невыносимо жарко. Из открытых окон автобуса со стремительной надписью «Экспресс Аэрофлота» несло раскалённой серой пылью пустыни. Сама пустыня расстилалась серым плато во все стороны до самого подножья гор. Тонкая как пудра и липкая как глина пыль была везде: снаружи на экспрессе и внутри, покрывала одежду и лица, стирая цвета, превращая всё и вся в чёрно-белое кино.

По ногам тянуло жаром. Отопление салона было включено на полную мощь.

– Автобус сэвэрного ысполнэния, – разъяснил водитель, – эсли виключить отоплэние, двыгатэль закыпит.

За полчаса езды им не попалось ни одного строения, если не считать ирреальную шайбу стеклянного павильона с надписью «Пиво», одиноко стоявшую у дороги.

– Тебе чего, больше всех надо? – спросил Ложакин. – Чего ты со своим ноу-хау полез, а?

– Мне показалось, что Константина Семёновича интересуют причины происшедшего, – ответил Саша. – Это было видно по его лицу.

– По лицу, по лицу, физиогномист нашёлся, скажи спасибо, что своё лицо целым унёс. Да-а-а, много ещё работы над тобой требуется, прежде чем в науку тебя ввести.

– Эропорт, – вдруг объявил водитель.

Они схватили свои дипломаты и выскочили наружу. Аэропорт вроде был на месте, такой же, как тот, где они приземлились неделю назад. Такой же покосившийся, серый от пыли сарай с надписью «Грозный». Но что-то было не так. Во все стороны, сколько хватало глаз, не было видно никаких самолётов, да и взлётной полосы тоже не было. Вместо этого под стеной сарая стоял остов вертолёта, а поодаль, на открытой местности, степенно пасся верблюд.

– Что-то не то, – сказал Саша.

Верблюд повернул голову и вдруг начал мочиться толстой параболической струей. Серая пыль под ним стала быстро темнеть.

– Сто-о-о-ой!!! – заорал Ложакин вслед набиравшему ход экспрессу.

– Так это жэ мэстный эропорт, – заливаясь смехом, разъяснил водитель. – Харашо, что бистро поняли, а то я б толко чэрез шэст часов вэрнулся! Ну садытес, садытес.

– Ну расскажи, расскажи, как ты один сам лично пошёл на врага, – министр встретил его крепким рукопожатием.

– Да что там, товарищ министр, люди у нас хорошие, отозвались с пониманием критической ситуации.

– Ладно, ладно, Константин Семёнович, – министр похлопал его левой рукой по правому плечу, – знаем, знаем мы вас, скромников… Теперь о деле, присядь. Ты, конечно знаешь, что генеральный директор Демьянов уходит по возрасту на покой? Министерству предстоят перемещения. Только в этот раз мы решили отказаться от обычной практики последовательной цепной передвижки кадров и назначить на место Демьянова одного из наших региональных директоров. За этим мы тебя и пригласили.

Министр сделал долгую паузу. У Волопаса вдруг начался тик в правом паху. Ситуация, кажется, начала разворачиваться фасадом к сияющим вершинам.

– Правильно, правильно догадываешься, Константин Семёнович, – продолжал министр, – после взвешивания кандидатур и тщательного отбора было решено остановить выбор на тебе.

Вихрь пронёсся в голове Волопаса: «Дача в Карелии, личная иномарка, загранкомандировки, кажется, ещё и вилла на Кавказе, дочь в ЛГУ пойдёт, и вообще – Ленинград! Никаких больше чеченцев с их кинжалами и взглядами исподлобья».

– Константин Семёнович, о чём задумался? – голос министра вдруг окрасился отеческим теплом. – Примешь ответственность?

– Приму, – выдохнул Волопас, – а задумался я, на кого подразделение оставлю.

– Похвально, похвально. Закончишь подробности с референтом, и перестань ногой дёргать, не к лицу, – министр вышел.

– Вы, надеюсь, понимаете, Константин Семёнович, – начал референт многозначительно, – что ваша кандидатура не была единственной. Кстати, как ваша диссертация продвигается? В вашем нынешнем чине уж хотя бы кандидатом наук быть необходимо.

– Умер Каменский, – открыл Геннадий Алексеевич Ложакин экстренное собрание коллектива лаборатории многоосного упрочнения. – Приступ астмы в метро.

В дальнем ряду охнули, послышался сдержанный плач.

– Медицина не поспела. Хороший был человек, скрупулёзный. Нам всем будет его не хватать, – Ложакин поднял кружку с клюквянкой. – Помянем…