* * *
Наконец, наступил вечер. Нурны и Маахисы (точнее говоря, Йэрра и Файму, поправился Антон) заключили союз и отпраздновали это совместной охотой. Сейчас на лесной поляне горели костры, на которых жарились какие-то местные зверюги, похожие на кабанов. Вокруг них суетились девчонки. Маахисов, конечно, потому что девчонки Нурнов остались дома. Антон, поджав ноги, наблюдал за ними. Мужское дело — это завалить кабанчика, подумал он. Ну, ободрать. Ну, разделать. А дальше пусть девчонки с ним разбираются, мужчины устали… Но они ещё подключатся к работе. На этапе еды… Нельзя же допустить, чтобы девчонки толстели…
Он вздохнул, глядя на Ирису. Высокая, как все её соплеменницы, она была, к тому же, вся очень красива — плавные изгибы сильного тела, математически правильные, безупречно сочетавшиеся друг с другом — такое дерзкое живое совершенство. Маахисы позволяли своим волосам расти так, как им хочется, и лохматая масса густых волос девчонки в красивом беспорядке падала на плечи. Двигалась она энергично, но не резко: скользила в туманной сумеречной дымке, словно рыба в воде. И привычные мысли об Ирке почему-то помогали всё меньше и меньше…
* * *
— А-а-а! — Димка вскинулся и ошалело замахал руками и ногами, не понимая, где он и что с ним. Потом всё же опомнился и сел в гамаке.
Перед ним стоял Борька, зловеще ухмыляясь. Пятки у Димки всё ещё зудели — Борька коварно подкрался к нему во сне и начал щекотать их. Димке, естественно, тут же приснилось, как огромный крокодил схватил его за ноги и тянет на дно — и он закричал нечеловеческим голосом… Сейчас же в его сердце разгоралась жажда Страшной Мести.
Димка ловко дернул ногами, перекатываясь, спрыгнул на пол. Борька посмотрел на него слегка встревожено.
— Ну, держись, гад!.. — с гневным воплем Димка набросился на него. С минуту они возились на полу, пытаясь понять, кто сильнее. Потом Димка оказался на лопатках. Борька, часто дыша, смотрел на него, потом вдруг щелкнул по носу — не больно, но очень обидно. Димка сморщился от ощущения — и чихнул. Борька усмехнулся, победно мотнул головой, потом вдруг упруго вскочил и вышел из комнаты. Димка, обиженно потерев нос, последовал за ним.
Едва он вышел из дворца, влажный, жаркий воздух окутал его, словно одеялом. Солнце стояло уже довольно высоко, на площади никого не было. Судя по доносившимся из-за стены диким воплям, всё наличное население уже ломануло к озеру — купаться. При Хорунах это было строжайше запрещено — озеро, черт знает отчего, считалось "священным" и окунаться в него мог только Олаёец, верховный жрец Поющего Червя, да и то, лишь по большим праздникам. Димка, понятно, этот дурацкий запрет тут же отменил, тем более, что никаких ядовитых и разных прочих гадов к его удивлению в озере не было — Хоруны регулярно бросали в него какую-то особую траву, от которой им наступал каюк. Тем не менее, многие рабы всё равно боялись в нем купаться и Димке пришлось прямо приказывать им — слишком уж они все были чумазые. Зато теперь…
Мальчишка усмехнулся. Как известно, ёжик — птица упрямая, пока не пнешь — не полетит…
— Примем водные процедуры? — предложил Борька.
Димка важно кивнул.
— Пропускать просто грех. Как мудро учит нас товарищ Чехов, всё в человеке должно быть чисто и прекрасно: и ухи, и пятки, и мысли.
* * *
Но, выйдя из ворот на берег озера, Димка глубоко вздохнул — и замер, словно его треснули по лбу. Несчастное озеро сейчас буквально бурлило — в нем купалось без малого две с половиной сотни ребят. Добрая сотня из которых на самом деле была вовсе никакими не ребятами. К тому же, никаких плавок и купальников здесь, по невежеству и недоумению, не знали, купались все нагишом — в том числе и девчонки. И не только купались, но и сидели на берегу, суша волосы, заплетали друг другу косы и так далее — и всё это не обращая никакого внимания на мальчишек!..
Димка почувствовал, что краснеет до пяток — жарко и мучительно. Сердце вдруг зашлось так, словно хотело выпрыгнуть из горла и ускакать за горизонт. Определенно, он помрет прямо вот тут, не сходя с места. Что будет, несомненно, невыносимо обидно: мальчишке нестерпимо хотелось узнать, что вообще будет дальше. Кроме того, его трагическую и безвременную смерть наверняка никто не оценит — а кое-кто так прямо и скажет: "ну, наконец-то!"
Димка вновь вздохнул. Доставлять такое удовольствие всей этой банде изуверов и завистников ему решительно не хотелось, так что он изо всех сил завопил и бросился в воду…
* * *
Если сына отмывая
Обнаружит мама вдруг,
Что она не сына моет,
А чужую чью-то дочь…
Пусть не нервничает мама,
Ну не всё ли ей равно.
Никаких различий нету
Между грязными детьми.
— продекламировал Юрка, наблюдая за девчонками, оттирающими друг друга самодельными мочалками из травы, и Димка усмехнулся. Сейчас ему было очень тепло — не снаружи, потому что он сидел на камне в чем мать родила, да и вообще был весь мокрый, а где-то внутри. Гибкие тела девчонок мельтешили, красиво, как во сне, мелькали поджарые животы, изгибы узких поясниц, бесстыдно голые попы, пятки… Машки там не было, но как раз её мальчишка и не хотел там видеть — с ней он мечтал общаться совершенно отдельно, лучше всего, где-нибудь на необитаемом острове, где никто не будет их… отвлекать. Но и на бывших рабынь ему тоже очень нравилось смотреть — не только потому, что за эту неделю девчонки отъелись и вообще приняли нормальный девчонковый вид, но и потому, что без него ничего этого просто не было бы…
— Ну вот, а ещё не хотели купаться, пришлось чуть ли не ремнем их в воду загонять, — заключил свою мысль Димка.
— Важнейшим стимулом к развитию разума является попа, то есть, ремень, — с вздохом согласился Юрка.
— Да.
Улыбаясь такой риторике, Димка, наконец, поднялся на ноги. Он не отказался бы посидеть здесь ещё примерно вечность — но в животе у него вдруг зверски забурчало. Он пихнул босой ногой оцепеневшего Юрку.
— Хватит, одевайся. Дырку проглядишь. И вообще, жрать пошли, а то я прямо здесь помру…
* * *
Жрать Хоруны, как оказалось, не только любили, но и умели. По крайней мере, в погребе царского дворца Димка обнаружил здоровенную керамическую бочку, полную икры — её тут добывали в горных реках. Икра, правда, была пересоленная, — чтобы не протухла, — и Димка заедал её здешним пресным мягким сыром, вроде адыгейского. Получалось офигительно вкусно. Сыра в погребе тоже нашлось много — и такого, и твердого и даже с плесенью. Но вовсе не испорченного, а как раз специально заплесневелого и очень даже съедобного. Он почему-то отдавал орехами, и Димка, поначалу воротивший от него нос, теперь лопал его с громадным аппетитом. Нашлось и копченое мясо, и яйца, и даже молоко от местных скотов — похожее по вкусу на козье. Были здесь и овощи, и фрукты типа яблок. Димка подсознательно ожидал кокосовых орехов и апельсинов с мандаринами — но здесь они, как оказалось, не росли. Впрочем, невелика потеря…
Под столовую отвели "тронный зад", как окрестил это место неугомонный Юрка — самое большое помещение дворца, где когда-то заседал Мэцеё. Трон его, правда, — здоровенный, из черного дерева, щедро украшенный звериными черепами, когтями, клыками и разной прочей гадостью Димка отправил на костер вместе со всем прочим хламом. Само помещение было сырое и темное — но зато в нем было прохладно. Как и в других домах Хорунов — вечно сырой от дождей, пористый, пропитанный водой камень сам себя охлаждал. Здесь, правда, кишели местные уховертки и мокрицы, так что спать Хорунам приходилось в гамаках — но Димка бывал уже в рабских хижинах и поразился, какая там духота. Вот же гады, в тысячный, наверное, раз подумал он. Заставили рабов выстроить себе хоромы — и поселили их чуть ли не рядом со скотами, в хлеву…
