— Врешь, дура! — неожиданно даже для себя заорал он. — Ты хахаля своего не ребятам помогать послала, а Хорунов своих любимых спасать! — Димка понимал, что его, как говорится, "понесло", но поделать ничего уже не мог. Все его мучительные бесконечные размышления, весь гнев, всё отвращение к местному крючкотворству, к интригам, прорвались в этом крике. — Потому, что ты дура, дура и трусиха, тебе надо только, чтобы все тут тебе в пояс кланялись, а на ребят, которые мучаются в рабстве, тебе плевать, плевать, плевать!.. — Димка захлебнулся гневом и замолк.

Как писал про один похожий случай Гоголь, наступила немая сцена. Все молча уставились на Димку с выражением крайнего потрясения на лице. Глаза самой "Аллы Сергеевны" начали буквально лезть на лоб, — похоже, что такого вот ей не приходилось слушать за всё время своего правления. А может, и вообще никогда. Тишина становилась оглушающей, звенящей, убийственной. Все ждали, что в ней прозвучат какие-то оправдания, объяснения, извинения…

Но они не прозвучали.

* * *

Мне конец, — не подумал даже, а совершенно точно понял Димка. Но страшно ему сейчас не было. Напротив, он ощущал едва представимый восторг. Блин, какое же это счастье, — знать, что ты поступил ПРАВИЛЬНО, как-то уже совсем отстранено, словно и не о себе даже, подумал он. И наплевать, что она со мной сделает… а ЧТО она со мной теперь сделает? Выговор перед строем влепит? На остров какой-то сошлет? Ну-ну, пусть только попробует…

Между тем, лица собравшегося на пристани народа пока что не выражали никакого революционного восторга, — только полное и окончательное обалдение. Девчонки из "гвардии королевы" сунулись вперед. Видно было, что они ждут только приказа, чтобы показательно отлупить наглеца. Лицо Вадима почернело, его рука, лежавшая на рукояти тесака, кинжала или как там эта штука называлась, побелела.

Ну-ну, подумал Димка. Давай, попробуй. Это тебе не пуделем домашним бегать, не кофе в постель этой дуре подавать, не запугивать местных баранов такими вот копеечными трюками и страшным выкатыванием глаз…

Тем не менее, Димка чувствовал себя сейчас, словно Остап Бендер в шахматном клубе, — он чувствовал, что сейчас его будут бить, и, возможно, ногами. Спасти его могло только чудо.

И оно случилось.

* * *

Над водой вдруг вспыхнуло фиолетовое электрическое пламя. Димка ещё успел заметить сияющие очертания человеческой фигуры, потом его глаза рефлекторно зажмурились. По ушам ударил резкий треск, потом что-то большое шумно бултыхнулось в воду. Мальчишка замер, ослепленный. В глазах плавали радужные пятна, но уши его пострадали всё же меньше, и он услышал, как кто-то, отфыркиваясь, выбирается на берег. По толпе пронесся коллективный "ах!", и Димка осторожно приподнял ресницы. И тут же замер, словно его с размаху треснули по лбу.

На берегу, отряхиваясь, стоял ни кто иной, как Льяти, — весь мокрый, растрепанный, но в остальном вполне комплектный, с луком, копьем и сумкой на боку. Вид у него был тоже обалделый. Он растерянно моргал, словно не веря своим собственным глазам, потом схватил себя за правый бок, посмотрел на него, глубоко вздохнул и выпрямился.

Димка начал, наконец, понимать, что случилось. Он уже видел, как исчезают тут убитые, а теперь вот увидел, как появляются воскрешенные. Эффектно появляются, честно говоря. Льяти, между тем, ошалело помотал головой, очевидно, стараясь окончательно прийти в себя, и осмотрелся. При виде обалдевших Квинсов глаза его удивленно расширились. Потом он очень даже бодро потянулся за стрелой. Удивленный или нет, но соображал он тоже быстро.

— Нет, нет! — крикнул Сашка. — Квинсы — теперь друзья!

— Как это? — лицо у Льяти снова стало обалдевшим.

— Что случилось? — перебил Димка. Сейчас всё решали буквально секунды — и тратить их на лекции не стоило.

— Хоруны, суки, меня убили, — мрачно сказал Льяти, снова щупая свой бок, — совершенно целый, насколько видел Димка. — Стрелой в печень. Ребят в долину успел вывести, — и всё, ласты склеил. Чуть Серой Хозяйке не попался, боялся, что меня вообще черт знает куда теперь забросит, — а повезло так, что и представить себе нельзя. А у вас тут что?

— "Аллу Сергеевну" свергаем, — деловито сказал Димка. — Она, сука, Метиса своего на помощь Хорунам отправила, чтобы Макса с Верасеной перехватить. Войны ей, понимаешь, не хочется. Пусть две сотни ребят и дальше в рабстве гниют, лишь бы ей сладко спалось.

— Да как ты только смеешь!.. Да я тебя, урода!.. — опомнилась, наконец, "Алла Сергеевна". Димка быстро подошел к ней, — и, широко размахнувшись, влепил оглушительную пощечину. Такую сильную, что Алла глупо плюхнулась на попу, схватилась за щеку, испуганно глядя на него. Спесь мгновенно слетела с неё, она превратилась просто в испуганную девчонку. Нагнувшись, Димка вырвал у неё из руки лук, — без стрел, служивший Алле чем-то вроде скипетра, — и с треском сломал об колено. Потом швырнул обломки в воду.

— Всё, хватит, — выдохнул он. — Свободна.

Вадим, наконец, опомнился. Выхватив свой тесак, он бросился на мальчишку с яростным ревом.

Сейчас меня, кажется, убьют, подумал Димка. Ну и наплевать, главное я уже сделал. Что бы тут потом ни случилось, но королевой "Алле Сергеевне" уже не быть… точно не после этого её убийственного, оглушительного молчания…

Над плечом Димки свистнуло копьё, воткнулось в грудь Вадима. Тот замер, остановленный силой удара, выронил свой тесак, схватился за древко. На его лице возникло вдруг выражение крайнего удивления. Потом он начал падать… но упал уже не здесь, — ещё не коснувшись земли, его тело исчезло в ослепительной вспышке. В воздухе осталось лишь нелепо висящее копьё, — но и оно тут же упало в пыль.

* * *

Димка машинально оглянулся, — по напряженному лицу Игоря стало понятно, что именно он бросил копьё, — потом обвел взглядом толпу. На площади царила сейчас страшная тишина, — все были столь потрясены, что буквально превратились в статуи. Мальчишка быстро нагнулся и схватил тесак Вадима. Теперь стало ясно, что это, скорее, короткий меч, вроде скифского акинака или римского гладиуса, толстый, плоский клинок с глубокими долами и кинжальным острием, — таким вполне можно и колоть, и рубить. Рукоять, вполне старинная по форме, была, однако, отлита из дюраля, с какими-то непонятными узорами, с тонкими резиновыми кольцами, очень удобная. Непонятно, где и кому пришло в голову сделать такую вот штуку, но здесь и сейчас она оказалась очень даже к месту…

Крепко сжимая в руке меч, Димка обвел взглядом толпу. Остановил взгляд на Лисе, — но тот вовсе и не рвался в бой, стоял себе болванчиком и лупал обалдело глазами. Его ребята и "гвардия королевы" тоже растерянно застыли. Похоже, что мгновенное превращение надменной "Аллы Сергеевны" сначала в подлую трусливую интриганку, а потом в самую обычную хнычущую уже девчонку просто заклинило их примитивные мозги. Почти все остальные смотрели на мальчишку… с интересом.

— Ребята! — крикнул Димка. — Я иду бить Хорунов. Все, кто не мрази, — за мной! Отплываем через час.

* * *

— Нет, ну ни фига же себе… — в тысячный уже, наверное, раз сказал Юрка, но Димка, конечно, не ответил. Сейчас он стоял на палубе "Смелого", с наслаждением глядя на окружающую его армаду, — в ней были, собственно, вообще все плоты, которые нашлись в гавани. На них плыло двести двадцать человек, — сто восемьдесят ребят, сорок девчонок. Димка и рассчитывать не смел на такое. Но это, тем не менее, получилось, и сейчас он чувствовал мощное, глубокое удовлетворение. Оказалось, что можно совершить и невозможное, — достаточно не струсить один-единственный раз…