Тонкая кисть смахнула скопившиеся на костяном лбу капли.

– Это дело времени. Сражайся мы один на один, ты бы уже был мертв, не находишь?

Ксандар откинулся на деревянную спинку.

– Но я не один, – возразил он. – И ты, полагаю, явилась не в одиночку?

– Разумеется нет, – благосклонно ответила Могильщик. – У меня есть друзья на другой стороне.

Магус и не заметил, что вместо скамьи восседал на небольшом мягком диванчике, а улица сменилась тускло освещенной комнатой, полной сурового вида людей. Последние что-то внимательно слушали, внимая речи оратора, взошедшего за маленькую трибуну.

– … и прилегающая земля завещаются Виктору Пратервейн – единственному сыну усопшего…

– Я не понимаю, – повернулся к Могильщик Ксандар, – к чему все эти видения? Причем здесь твоё сознание?

Колдунья не отвечала, молча глядя на девушку с закутанным в платки лицом, чудом затесавшуюся на оглашение завещания господина Пратервейн. Продолжалось это недолго – незваную гостью быстро нашли и вывели, несмотря на протесты, из зала.

– Так работает заклинание, магус, – наконец заговорила колдунья Бездны. – Будь на то моя воля – я не показывала бы тебе одно из своих самых сокровенных воспоминаний. Но такова плата.

– Воспоминаний? К чему столько мороки, если можно убить меня, пока я лишен возможности защищаться?

– До тебя действительно долго доходит, магус, – устало проговорила Могильщик. – Ты будешь моим пленником до тех пор, пока не умрет твоё тело. Пока мы здесь – ни ты, ни я не можем причинить друг другу вреда.

Ксандар показательно усмехнулся.

– У меня есть причины тебе доверять?

– Что ложь может мне выиграть? – встретила колдуна ответным вопросом Могильщик. – Ты станешь ждать удара в спину в любом из случаев.

Магус молчал, ворочая усугубляющуюся ситуацию где-то в глубинах мозга.

– Я победила тебя в честном бою, сын Адриона, – заявила колдунья, складывая руки на груди.

Декорации сменились вновь – теперь наблюдатели оказались в засыпанном пожухлой листвой переулке. Дождь, ливший стеной, нещадно барабанил по окнам вокруг. Ксандар обнаружил девушку в сером, прислонившуюся к груде коробок. Худые плечи содрогались – беззвучный плач сопровождался гордым одиночеством.

Пока некто, проходя мимо, не заглянул в грязный городской закуток.

– Вас кто-то обидел, миледи?

Прохожим оказался рыцарь в массивных доспехах, дождевая вода на которых чудесным образом застывала в лёд.

– Почему вы плачете?

– Иди своей дорогой, – всхлипнула Могильщик. – Тебя не касается.

– Я не верю в случайные встречи, миледи, – проскрежетал рыцарь. – А вы? Вы – верите в судьбу?

Колдунья повернула к нему перебинтованное лицо.

– Мы сами управляем своей судьбой, – зло проговорила она, глядя на незнакомца. – Так я считаю.

– В этом наши мнения сходятся, – заметил рыцарь, – но не похоже, чтобы вас устраивала ваша текущая судьба.

– И что с того? – вспылила колдунья, разбрызгивая воду с намокшего плаща.

Из-под забрала синего шлема вышло облако пара.

– Я предлагаю вам взять судьбу в свои руки.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Но хочу узнать.

Они стояли друг напротив друга, созерцая лиственный ураган, который устроил ворвавшийся в переулок порыв ветра.

– Меня зовут Аламид, – представился рыцарь, – а вас, миледи?

– Обливия, – тихо сказала колдунья.

– Полагаю, нам обоим следует перестать прятаться за этим маскарадом, – Аламид обвел руками свой доспех. – Откроете ли вы своё лицо?

– Исключено, – отрезала Могильщик.

Руки рыцаря ухватились за шлем и, с хрустом, сняли его с головы. Которая отсутствовала.

– Мы куда больше похожи, миледи, чем вы можете подумать.

Могильщик не была напугана, скорее – удивлена. Взгляд держался на покоящемся в руках шлеме достаточно долго. А затем она потянулась к платкам. Ткань соскользнула с такой легкостью, будто её совсем ничего не держало. Полный синевы череп предстал перед обрушившимся на город дождем.

– Мой отец – господин Пратервейн, – произнесла колдунья с дрожью в голосе. – Вот, что случилось.

– Я сожалею о вашей утрате, миледи.

– Дело, в большей степени, не в этом, – дыхание начинало перехватывать. – В наследстве старого безумца ни слова нет обо мне. Ни единой строчки, ни единого упоминания.

– Значит, всё дело в деньгах?

Череп уныло таращился на омываемую дождем стену.

– Нет. Мне нет дела до фамильной земли или драгоценностей. Мой отец, – легкие схватил приступ кашля, – он словно забыл обо мне. Мой собственный отец предпочел сделать вид, что у него нет дочери… да на том собрании меня никто даже и слушать не стал. Меня выбросили прочь, как жалкую нищенку!

– У всего есть цена, леди Обливия, – произнес Аламид, не меняясь в тоне. – Может быть, вы так и не поняли, что это за цена?

Могильщик недоуменно смотрела на рыцаря, повторяя сказанное в голове. Ладони коснулись синеватых скул, наконец принося осознание.

– Он… забыл меня. Как будто меня никогда и не было.

– Я не знаю, миледи, что с вами произошло, и с кем вы заключили сделку, но внешний облик – отнюдь не всё, что вы отдали.

– Бездна не заключает сделок, – хмуро пробормотала Могильщик. – Она забирает то, что считает нужным. И, похоже, Бездна взяла и отцовскую память обо мне.

Аламид погрузил шлем на полагающееся ему место.

– Никто не захочет быть забытым, я понимаю это. То, что я сказал вам о судьбе, напрямую с этим связано, – прошелестел рыцарь. – Я один из тех, кто потерял своё место в мире и место в памяти людей. Я хочу вернуть его. И я ищу тех, кто был отодвинут жизнью на второй план. Людей, которых упорно стараются забыть. Тех, кто не нужен и не имеет цели. Я готов найти им цель и применение. Я готов пойти на всё, чтобы оставить за ними и собой память. Чтобы наконец обрести место или создать его самим.

Могильщик смотрела на этого явившегося из ниоткуда рыцаря с неведомым ей доселе трепетом. Сказанные им слова открыли врата мысли, которая никогда колдунью не посещала.

Теперь она не одна.

Обливия протянула к нему руку, раскрывая ладонь. На ней лежал маленький стальной перстень, искусно вырезанный в виде лунного серпа, который отчасти напоминал коготь.

– Ты – Виктор Пратервейн, и ты явился, чтобы забрать по праву унаследованное, – твердо обозначила Могильщик. – Никто не знает, как выглядел мой брат на самом деле. Никто не знает, что он давно мертв. Отсюда мы начнем наш путь.

Мы берем судьбу в свои руки.

– И к счастью, эти воспоминания уйдут с тобой в могилу, магус, – меланхолично произнесла Могильщик, оглядываясь на своего пленника. – Магус?..

Но колдуна и след простыл.

– Как мироздание могло воспроизвести настолько надоедливое существо? – скрипнув зубами от раздражения, процедила наемница.

Ксандар бы с радостью поспорил с противником на этот счет, но услышать колдунью Бездны, логически, не мог – он был уже далеко. Воспользовавшись вовлеченностью Могильщик, чародей банально сбежал, ничем себя не выдав. Теперь же он несся, не жалея ног, взрывая лужи своими сапогами. У него родилось подобие плана. Абсурдная идея.

Но когда абсурд мешал чему-то работать?

Магус распахивал настежь всякую дверь на своем пути, отнюдь не из интереса заглядывая внутрь, наспех осматривая комнаты, залы и коридоры. Откровенно говоря, на успех колдун рассчитывал слабо – поскольку большая часть домов была заперта. Да и «открывать» волшебник решил не только входные двери: под раздачу попали дверцы шкафов и тумб, крышки сундуков и даже окна.

Благо никто не обращал внимания на сумасшедшего с виду мага, врывающегося ко всем подряд.

Мародерствуя в очередной прихожей, Ксандар обнаружил, что кто-то встал у него за спиной, накрывая вытянутой тенью. Обернувшись, он увидел полный синевы череп, но, не придавая этому совершенно никакого значения, многозначительно махнул рукой и вернулся распахиванию дверец на всем, что было закрыто.