К дробным постукиваниям сердца и шагов прибавились нарастающие девичьи всхлипы. У Могильщик непроизвольно сжались кулаки. На боковой комнате, неподалеку от спальни хозяйки имения, висел тяжелый железный замок. Колдунья, замерев, смотрела на него с ненавистью и болью от пожирающей изнутри пустоты. Плач из неведомой комнаты лишь усиливался, переходя в вой, полный отчаяния.

В порыве гнева Могильщик вцепилась замок, как в горло заклятого врага. Звон металла заставил всхлипы прерваться. Судя по звукам, кто-то в страхе начал забиваться в угол. Колдунья Бездны прислонилась к двери, опираясь на неё ладонью. Злоба куда-то улетучивалась, оставляя место для отравляющей разум апатии.

– Никто тебе отсюда не выпустит, сколько бы ты не ждала, – сухо произнесла Могильщик, бессмысленно глядя в темный конец коридора. – Никто не тебе не поможет, никакие врачи. Но у тебя есть выбор. Стать свободной и стать сильнее или дождаться, пока тебя наконец не заморят голодом. Крепления окон разболтаны, ты с ними справишься. Здесь не высоко – ты выживешь. Свобода – твой единственный шанс обуздать свою силу.

Могильщик резко убрала ладонь и, не произнося больше ни слова, устремилась к покоям госпожи Пратервейн. Шаг твердел, а страх тонул в новообретенном безразличии. Поврежденное плечо возвращало в реальность, как якорь – болью окуная в полумрак коридора.

Приоткрытая дверь открывала на одинокую постель в кромешной темноте. Хозяйка имения скрывалась под копной одеял, всё меньше согревающих хладеющее тело. Она не спала – молча смотрела на пришельца, вторгшегося в её покои. Могильщик натянула капюшон поглубже.

Колдунья не знала, что чувствовать. Встреча эта ей не представлялась совсем, и то, как обернулась в итоге жизнь, лишь заставляло думать об абсурдной иронии происходящего. Могильщик помнила всё.

Но забыла, что же хотела сказать при встрече.

– Здравствуй, мама, – произнесла она растерянно.

Нужные слова терялись в лабиринтах сознания, делая их поиски тщетой.

– Я хотела увидеться, пусть, может, и в последний раз, – дрожащим голосом сказала Могильщик. – Столько лет прошло… но я никогда не забывала вас с отцом, правда.

Голос неожиданно ожесточился, отдавая едва скрываемой ненавистью:

– После всего того, что было.

Могильщик вздохнула, мотая головой и отбрасывая дурные мысли:

– Я сожалею обо всем, что сделала. О том, как заставила вас переживать, о том, сколько бед и страданий принесла нашей семье, – слова буквально выдавливались из груди. – Я сожалею… о Викторе.

Гостья приблизилась к постели, сцепив леденеющие руки.

– После стольких лет скитаний, я наконец поняла и обрела себя, – тихо, будто стыдясь, произнесла колдунья. – Я нашла человека… людей, с которыми я чувствую покой. Чувствую, что я движусь в верном направлении. Вместе мы найдем достойное место в мире.

Не в силах больше смотреть на предсмертное ложе, Могильщик опустила голову, уставившись в пол.

– Мне жаль, что наши пути разошлись, – отстраненно пробормотала колдунья, не понимая даже, искренне ли говорит. – Я хотела бы…

С постели раздался глухой кашель.

– Ничего не понимаю…

Гостья замерла, глядя на еле зашевелившиеся одеяла.

– Кто ты такая? – хриплый женский голос с непониманием разнесся по комнате.

Плечо колдуньи дернулось от очередного болевого приступа.

– Я твоя дочь, – в голосе Могильщик что-то переломилось.

– У меня никогда не было дочери.

– Я твоя дочь Обливия! – едва не срываясь на крик, с мольбой повторила колдунья.

– Я впервые слышу это имя, – с искренностью зазвучали простые слова.

Могильщик казалось, что её сердце кто-то выжимает, как старую грязную тряпку. Она чувствовала, что начинает задыхаться, что от колющей боли в груди могла рухнуть на колени в любой момент.

– Я не знаю, кто ты и на что рассчитываешь, – сурово произнесла госпожа Пратервейн, – но у меня был только один ребенок. Мой маленький Виктор умер так рано…

Из-под капюшона стала проявляться неестественная синева. Могильщик в ужасе попятилась прочь, не в силах издать ни звука.

– Виктор, мой бедный Виктор…

Могильщик бросилась вон, распахивая настежь двери. В ушах стоял чудовищный колокольный звон, эхом разносившийся по черепу. Дребезг, сводящий с ума.

Колдунья вышагнула из закрывающегося лунного моста и упала на покрытую редкой травой землю. Из пустых глазниц лились слезы.

***

– У меня в голове не укладывается, что прошло целых три дня, – озабоченно повторял Ксандар, поднимаясь вверх по склону.

– А кто сказал, что он не выдумывает? – Тейн презрительно фыркнул. – Сперва трусливо сбежать, а потом вернуться и удивляться, что мы в городе слишком долго?

Группа в спешке двигалась прочь от Марадрата в сторону предполагаемого лунного моста. Особого времени на сборы не было – стоило часам пробить ровно «пять», как в город ворвался Яхонт, оповещая Ксандара и остальных, что к ним приближается большая группа зеркальных стражей. Что бы это ни значило, магусу не слишком хотелось вдаваться в причины.

Другое дело, что, по словам северянина, он отсутствовал больше четырех дней, и уже не рассчитывал найти своих союзников в городе на двух реках. Разбираться в сей несусветице никто не стал – группа панически бежала из города путем, найденным Яхонтом. Он понял, как во время побега из Рипарана, Аламид с остальными наемниками проник внутрь – через водостоки. Так выбрались и они.

Времени возвращаться в поместье не оставалось – и некоторые из вещей, к примеру, посох магуса, пришлось оставить позади. Едой было решено запастись в деревеньке впереди, а уже потом обращаться к колдовской аномалии.

Скепсис Тейна вполне можно было понять – Яхонт напрочь отказывался говорить, куда и зачем исчезал. Эта скрытность начинала напрягать воина куда больше простой молчаливости северянина.

– Лунные мосты точно безопасны, Тесс? – Ксандар обеспокоенно посмотрел на девушку.

Этессия на ходу пожала плечами, едва не повалившись с затуманенного склона.

– Уж безопаснее, чем эти!

Группа преодолевала уже не первый навесной мост. Вся окружающая их зона холмов казалась результатом какого-то природного катаклизма, если не их череды. Торчащие во все стороны гранитные глыбы, неровные скалы, изгибистые ущелья… и внизу, конечно же, непроглядные пропасти.

– Что в них может быть опасного? – в ответ спросила Этессия. – Всё, что ты видишь там – обрывки своих воспоминаний. Если ничего прямо страшного не помнишь, то и переживать нечего. И, говорят, чем больше народу, тем лучше. Так ничего конкретного там вырисовываться не будет.

Доски поскрипывали с недобрым намеком. Вообще, вся эта конструкция Тейна отнюдь не вдохновляла. Из-за густого тумана взвешивать приходилось каждый шаг. Кто знает что там – на дне этой пропасти?

– Не напомнишь, почему ты ветром не разогнала эту муть до сих пор? – сердито осведомился воин, обращаясь явно к колдунье.

– Я что, по-твоему, – развела руками Тесс, но, опомнившись, ухватилась за боковой трос, – погоду заказываю?

Ксандара остановился. У него возникло устойчивое желание повернуть назад.

– Отсюда веет магией, – с тревогой протянул он.

– Впереди, – подал голос Яхонт, указывая на незримый противоположный конец моста.

Вдалеке нарисовалась фигура. Кажется, кто-то шел им навстречу.

– В такой тесноте нам не развернуться, – буркнул Тейн.

Нечто, чем-то напоминающее широкую косу, образовалось над головой незнакомца. Даже сквозь плотную пелену тумана была различима кромка лезвия.

– Похоже, нам и не придется, – Ксандар вцепился в бортик, разбрызгивая зеленый гель. – Держитесь!

Свист пронзил тишину над холмами, а последовавший за ним хруст известил группу о кончине противоположного конца моста. Особенно это стало очевидно, когда доски стали уходить из-под ног.

Тесс и Яхонт успели, пусть и с трудом, зацепиться за образовавшиеся щели, удерживаясь на мосту. Не то чтобы это помогло от столкновения со скалой, к которой их отрезок отбросило. Грохот и треск древесины ознаменовали мощный удар. В стороны полетели камни.