Так было, когда суды проводили.
Сейчас, пока зал пустовал, давящая его серость, громоздкость и головокружительная бесконечность действовали на нервы даже сильнее, чем во время заседаний. Впрочем, сказать, что в зале суда никого не было, стало бы неуважением к третьему и последнему из магистров.
Синцерус не постеснялся занять место судьи, встречая вошедших товарищей ленивым взором. Коллеги никогда и ничем его особо не интересовали. Будучи самым молодым из трех управителей Магистрата, колдун отличался от коллег как умом, так и внешностью. Сферы интересов сходились слабо, а исследованиями ни Эребус, ни Тормун уже почти не занимались.
В отличие от нескрывающих свои лета стариков, Синцерус куда больше следил за собой. Возраст в нем выдавала лишь щетина на скулах, вместе со скупыми бакенбардами расчерчивающая на лице квадрат.
– Я ведь даже парадно нарядился, Эребус, – с насмешливым сожалением заметил Синцерус, – а ты всё отменил. Жаль.
Седобородый магистр предпочел промолчать. Парадный вид его коллеги заканчивался белой рубашкой и отсутствием защитной спецодежды.
– Я обо всем позаботился, Тормун, – обратился Синцерус к другому колдуну. – Не знаю, планирует магус покидать Марадрат или нет, но останутся они там надолго.
– Что ты пообещал ему? – раздалось в ответ.
– Вычеркнуть имя из книги виновных, – волосы, сплетенные в тугой хвост, слегка дернулись. – Остальные желания вытекали бы из этого.
– И как же его зовут? – кисло осведомился Тормун.
Молодой магистр искренне захохотал:
– Я понятия не имею.
Эребус тихо хмыкнул, стараясь не обращать внимания на головную боль.
– Насколько отчаявшимся нужно быть, чтобы поверить вот так – на слово? – задумчиво произнес он.
– Настолько, что его уже целый месяц всё не могли казнить, – сухо отметил Синцерус. – И не понадобись он нам – Бездна знает, сколько еще не смогли бы.
Ноги Эребуса подкашивались от болевых волн. Колдун поспешил сесть на единственное поблизости кресло – предназначенное для обвиняемого.
– Я полагаю, что ты полностью солидарен с Тормуном насчет магуса? – без всякой надежды в голосе произнес он.
– Тебе отлично известна моя позиция, Эребус. Я уважаю Ксандара за то, что он пытается играть и жить по своим правилам. Но нашему миру эти правила сейчас совершенно не подходят, – с расстановкой проговорил Синцерус, – Есть лишь одно правило выжившего – адаптируйся или умри. Ксандар подстраиваться отказался.
– И что по поводу Спация? – вклинился Тормун.
– У нас по-прежнему не хватает бюджета на две цели? – поинтересовался Эребус, не отрывая ладони ото лба.
Молодой магистр неоднозначно повел бровями:
– Ну конечно, – помрачнел Синцерус. – Ведь кому-то приспичило вставить золотые рамы на все окна Магистрата.
Тормун предпочел сделать вид, что его не существует. Возможно, первый раз за всю жизнь.
– Так или иначе сегодня вечером меня ждут переговоры с «Занавесом». Там всё и решится, – обозначил молодой магистр. – Кстати говоря, который час?
Эребус устало поднял руку с часами на запястье.
– Половина пятого.
Еще никогда колдун не видел человека, настолько удовлетворенного текущим временем суток.
***
Несмотря на события суточной давности, Тейн решил оставить громоздкий меч в палате у своих «временных соратников». И без того хватало косых взглядов на, по мнению толпы, виновника вчерашнего торжества. Или, по крайней мере, одного из его участников.
Не то чтобы воину не было наплевать – мнение большинства частенько рознилось с собственным. Другое дело, что давящее чувство дискомфорта от бесконечного наблюдения и недоверия в определенной степени мешало жить. Безоружный вид внушал куда меньше угрозы, особенно когда в ней мечник и не нуждался.
В повсеместном ношении клинка не было ничего зазорного, скорее наоборот – подобный атрибут зачастую подчеркивал профиль работы, или, в крайнем случае, давал подозрительным личностям из подворотен знать, что с дел с ними иметь никто не хочет. Проблема возникала из-за габаритов клинка Тейна. Ножны для подобного «орудия труда» отсутствовали как понятие, а размеры привлекали чересчур много внимания.
Да и иногда эту громаду было банально не протащить в дверной проем.
Тейн отдавал себе отчет в том, что подвергается некой опасности, оставаясь безоружным. Но также воин понимал, что любой замысливший недоброе остолоп, посчитавший, что мужчина безоружен, тоже подвергается опасности. Значительно более высокой.
При желании, боец мог смять кулаками сталь. Иногда он даже задумывался – зачем же было тащить с собой эту гигантскую «железку»? Кто бы что ни говорил, компенсировать ему было нечего. Так считал сам Тейн.
Рассуждения о мече навевали недобрые воспоминания о доме. Не помогала и атмосфера пережившего затопление города. Море из бутылки пусть и испарилось крайне быстро, будто по волшебству, но оставило за собой массу повреждений, не говоря уже о заполонивших улицы лужах разнящейся глубины да острого, почти невыносимого запаха соли и водорослей.
Как пояснил Тейну колдун, кто-то умудрился запихать искусственное море в маленькую склянку. Дальнейшие разъяснения о «пятых измерениях» и этих ваших «подпространствах» воина не интересовали от слова совсем. На вопрос «как» столько воды смогли вместить в жалкий бутылек – они всё равно не отвечали.
Настроения бродить по Марадрату не было: сапоги поить, да и только. Желание магуса отчалить как можно скорее Тейн вполне разделял, но за одним лишь исключением. Запасаться провиантом оказалось сложнее, чем воин себе представлял: рынок смыло в реку. Ненадежные палатки и хрупки лотки не выдержали водяного напора.
Мечник оказался вынужден бродить по наводненным улицам в поисках чего-то съестного среди уцелевших лавок. И Тейн был не из тех, кто жался бы к стенам, в надежде оставить ноги сухими. Он, как и всегда, шел напролом, невзирая на всё больше намокающую обувь.
Получайте, лужи!
Запахло копченостями. Решив, что его наконец постигла удача, Тейн вгляделся куда-то вверх по улице. У дверей в мясную лавку угрюмого вида старуха в белом фартуке что-то настойчиво кому-то поясняла. Крепко сложенные, широкоплечие мужчины в доспехах оживленно показывали ей что-то жестами.
Тейн узнал их. Ошибки быть не могло: развивающиеся темно-синие плащи, броня, отлитая под стать чешуе, да наплечники с плавниками. Подобного обмундирования не носил никто, кроме Ангвийских рыцарей.
Не задумываясь ни на секунду, воин резко свернул в один из соседних магазинчиков. Открывая дверь, он мимолетно взглянул на другой конец улицы. Мечнику показалось, что старуха посмотрела прямо на него.
Дверь захлопнулась, а вместе с ней умолк и входной колокольчик. Посудная лавка. Знаем, проходили.
Тейн проследовал глубже внутрь и принялся с деланным интересом разглядывать расписные вазы и кувшины. Аккуратно примостившись между стеллажами, воин присел, чтобы оценить нижний ряд. От одного только вида керамики голову заполнили хруст, треск и скрежет разбивающихся вдребезги стекла и глины. Вчерашний день был что надо.
– Могу что-то подсказать? – поинтересовался вероятный хозяин лавки откуда-то из глубины. – Может быть – где выход?
Тейн приподнялся – из-за стеллажа стала виднеться пара его хмурых глаз. Он готов был поклясться, что голова торгаша тоже походила на вазу.
– Опять пришел всё громить? Выметайся! – тонкие, как спички, руки хозяина уперлись в бока.
Воин прокрутил в голове пару реплик.
– Так та лавка была тоже твоей? А я причем?
– Драку там устроил ты, – гневно заявил торговец. – А теперь выметайся, я сказал!
Звякнул дверной колокольчик.
– А вдруг я пришел что-нибудь купить? – хмыкнул Тейн.
– Значит, покупай или проваливай, – строго обозначил хозяин лавки.
Воин лишь махнул на него рукой и отвернулся к соседнему стеллажу. Но там ему не посчастливилось повстречаться с ударом в живот. Согнувшись от неожиданной боли, мечник почувствовал, что кто-то позади скручивает ему руки. Тейн поднял взгляд – над ним уже высились рыцари в синих плащах.