— Я ждал тебя уже давно, — оторвал от размышлений Эрена голос.

Вздрогнув, он судорожно принялся искать источник. Кресло Марко стояло около стены рядом с зашторенным окном, словно специально спрятавшись в тени. Марко сидел спиной к Эрену и, похоже, поворачиваться вовсе не спешил, как подобало человеку из благовоспитанной семьи.

— На улице плохая погода, не так ли? — продолжал Марко. — Удивительно, что ты решил зайти именно сегодня, когда должна болеть голова и ломить тело.

Голова действительно болела, но не от погоды, а от последних событий, горой навалившихся на Эрена.

— Марко… — он запнулся. — Почему?

Тишину нарушало равномерное тиканье часов. Механизм в кресле тихонько заурчал, и оно плавно повернулось, но лицо Марко Эрен мог разглядеть с трудом. Практически так же, как в том бреду.

— Так ты вспомнил?

Эрен не знал, что именно он вспомнил. Какая-то часть его подсказывала, что тот сон вовсе не был сном, а являлся чем-то вроде… воспоминания. Обрывка памяти, закопанного где-то глубоко внутри. Но, стоя здесь, Эрен сомневался, стоило ли бросаться громкими обвинениями в человека, которого так сильно любил Жан и который вовсе не выглядел опасным.

— Я так хотел познакомиться с тобой, Эрен. Лицом к лицу. Так долго, что потерял счёт времени. Даже и не знаю, как назвать своё желание — помешательством или сумасшествием, — Марко немного помолчал, склонив голову к плечу. — Впрочем, можно придумать и третий вариант.

Эрен стоял не шевелясь и боялся даже сделать вдох.

— Почему ты всё ещё здесь?

— Я дома.

— Ты должен был сбежать ещё тогда, когда меня привёл сюда Жан.

— Мне некуда бежать, Эрен. Это единственное место, где я могу находиться. А вот ты… Ты решил, что здесь сможешь начать с нуля. И как, понравилось?

Эрена передёрнуло.

— Мы играем в прятки. Я не понимаю, о чём ты говоришь, но ты явно знаешь больше меня.

— Конечно, — согласно кивнул Марко. — Потому что твой отец трус и никогда бы не сказал правду собственной семье.

Любовь к отцу Эрен уже давно сумел обуздать, когда осознал, что ответного тепла ему дождаться не суждено. Но сейчас старые чувства проснулись, напомнив, что от слов Марко должно быть больно.

— Какую правду? — Эрен прищурился.

Марко поцокал языком.

— Гениальный хирург, которого приглашали вести лекции и проводить выездные операции, когда он бывал в других городах. К нему съезжались люди с разных уголков мира, в надежде на спасение. И он действительно был гением, лучшим из лучших. Таким ты знал своего отца, Эрен?

Он не ответил.

— Когда мы кого-то любим, то предпочитаем не замечать недостатки. В работе твоего отца, Эрен, хладнокровие — высочайшее достоинство. Оно гарантирует трезвость мышления. Однако он боялся только одного — повредить собственную шкуру. Репутацию. Иногда работа становится высочайшим достижением в жизни, и омрачать его глупым промахом равносильно поражению.

Марко знал что-то, чего не знал Эрен. Под ложечкой неприятно засосало, живот свело. Сейчас Эрен видел того самого Марко, каким тот, похоже, никогда не представал перед Жаном. Губы, растянутые в холодной улыбке, взгляд, не суливший ничего хорошего. Несмотря на то, что Марко сидел в инвалидном кресле, а Эрен стоял на ногах, он всё равно чувствовал себя никчёмным насекомым.

— Что сделал мой отец?

Казалось, Марко ждал этого вопроса.

— Мы были в отъезде. Вся семья, включая меня. И попали в аварию на скоростной трассе — автомобиль превратился в груду металла. Отец умер на месте, а мы с мамой выжили и попали в больницу, прямиком к выдающемуся хирургу Грише Йегеру. Я думал, что можно не волноваться. Что мама непременно будет жить, но случайно подслушал разговор Йегера поздним вечером, когда больница уже опустела. Он разговаривал с другим врачом, который впоследствии держал язык за зубами — Йегера боялись и уважали. Тогда он сказал, что впервые в жизни совершил врачебную ошибку. Одно неверное движение скальпелем — и жизнь человека уже не спасти. Но разве из-за такого стоит пускать карьеру под откос? Конечно, нет. Просто нужно представить себя невиновным. И Йегеру, конечно же, поверили.

Пока Марко неторопливо вёл рассказ, Эрен холодел от ужаса. Он никогда не слышал от отца ничего подобного — тот предпочитал не приносить врачебные истории в дом. А Марко сидел неподвижно, пустым взглядом уставившись куда-то в стену по левую руку от Эрена, и говорил так, словно читал текст из книжки.

— К чему ты клонишь, Марко?

— Подумай.

— Мне надоело думать! Что произошло потом? — сорвался Эрен на крик.

Марко лишь загадочно пожал плечами.

— Потом тебя похитили.

У Эрена подкосились ноги. Он едва успел схватиться рукой за дверной косяк, чтобы не упасть.

— При чём здесь та история, которую ты рассказал?

— Он убил мою мать, Эрен. И вышел сухим из воды, соврав о своей ошибке. Как ты думаешь, при чём здесь эта история? — Марко убрал руки с подлокотников, положив их на колени. — Ты знаешь, кто тебя удерживал в подвале две недели. Прекрати сопротивляться.

— Нет. Неправда…

— Когда в наследство достаются деньги, можно делать многое. Например, сделать себе новую жизнь и подчистить прошлое, которое мозолит глаза. Именно подчистить, а не создавать у себя в голове радужный мир, как это сделал ты. В отличие от тебя я никогда не забывал то, что произошло. А твой отец предпочёл выполнить несколько грязных поручений, чтобы остаться всё тем же «лучшим из лучших». Например, он предпочёл сделать больно собственному сыну, подвергнув его психику нелёгкому испытанию и продержать его две недели в подвале под страхом неизвестности. А ещё он уговорил сына держать всё в тайне даже от матери, под предлогом сохранения её спокойствия и возможности дальнейшей жизни. Всё ради того, чтобы дело не дошло до полиции. А ты, испытывая неосознанную глупую детскую любовь, с радостью согласился.

— Я тебе не верю.

— Ты и в прошлый раз мне не верил. Помнишь, как я пришёл в твой дом в отсутствие Карлы? Вы с отцом были одни. Ты так забавно сползал по стенке на пол, дрожа и плача, после того, как я высадил в грудь твоего отца целую обойму. Помнишь, Эрен? Наш разговор был очень похожим. Ты так мило сходил с ума, что я решил тебя не убивать. А потом — вот удача! — ты действительно свихнулся. Придумал себе, что Гриша по-прежнему жив и не обращает на тебя никакого внимания, и, естественно, забыл моё лицо. Убийцу так и не нашли, а бедняжке Карле Йегер пришлось переживать смерть любимого в одиночку, да ещё и играя с сыном в почти полную счастливую семью, — Марко вдруг с наслаждением рассмеялся.

Эрена колотило крупной дрожью. Он сидел на полу, схватившись ледяными руками за голову. Нет, нет, нет, повторял он про себя. Такого просто не может быть. Он ведь помнит… прекрасно помнит, как отец был недоволен, когда отпускал его на учёбу в другой город. Помнил его неодобрительные взгляды и молчаливый укор. Помнил, как с ним говорила мама…

В мгновение ока мир в голове перевернулся. Зажмурившись, Эрен пытался избавиться от всплывших в памяти кровавых брызг на стене и звуков выстрелов. Да, он видел это. Видел, как широко были распахнуты пустые глаза отца, как обмякло его тело и безвольным мешком рухнуло на пол. Он помнил, как опустилась чья-то рука с пистолетом. Он слышал чьи-то слова. А потом всё вокруг потемнело.

— Ты не мог быть там, — Эрен наконец нашёл в себе силы на ответ. — Ты ведь инвалид! Тебе просто нравится смотреть, как я мучаюсь!

В комнате будто бы стало ещё темнее. Эрен перестал дышать, глядя на то, как Марко напрягся всем телом и съехал на край кресла, нагнувшись вперёд и уткнувшись локтями в колени.

— В день аварии твой отец совершил две ошибки, — он показал на пальцах двойку. — Убил мою мать и спас меня. Я выздоровел. Выздоровел полностью. Но, как я и говорил, с помощью денег можно создать себе новую жизнь.

Эрен невольно отполз по стене в сторону, когда Марко без трудностей опустил ступни на пол и, помогая себе руками, встал на ноги. Кресло, оставшееся позади, теперь выглядело не более чем детской игрушкой.