Ривай озадаченно качнул ногой, целеустремлённо смотря в стену.
— Я подтолкнул тебя к пропасти.
Подвал казался таким реальным и в то же время слишком тихим, слишком мрачным — совершенно не таким, каким отпечатала его память. Эрен прекрасно помнил те несколько дней, проведённых в полной темноте. Тишина — не столько страшная, сколько гнетущая — нарушалась противным скрипом двери дважды в день, после чего раздавались равномерные тяжёлые шаги на лестнице. Кто-то спускался.
Каждый раз Эрен напрягался и вжимался в стену, словно таким образом мог что-то изменить. Человек, продержавший его в заточении, не делал ему больно — только приносил еду. Он ничего не говорил, пока в один прекрасный день не принёс вместо еды какой-то тяжёлый предмет. В следующее мгновение Эрен ощутил секундную боль в голове, а уже потом обнаружил себя лежащим на улице, на дороге около собственного дома. Он кое-как встал и сделал несколько шагов.
— Эрен!
Это был отец. Эмоции в его голосе показались чужими — он был врачом, хирургом, а значит, эмоциям нельзя было давать верх. В какой-то степени Эрен всегда понимал это, но отказывался принимать. Он считал, что в кругу семьи запреты можно нарушать.
Отец обнял его, но быстро отстранился, профессионально осматривая склонённую голову.
— У тебя кровь. Господи, у тебя кровь… Пойдём скорее в дом.
— Пап?
— Что такое?
— Я умер?
Гриша Йегер остановился, серьёзно взглянув ему в глаза.
— Тебе бы я не позволил умереть.
Эрен уловил еле заметное сожаление и тоску, которые в следующей фразе сменились на прежнюю холодную твёрдость.
— Нужно промыть рану. Когда Карла вернётся, и следа уже не останется.
Тогда Эрен был слишком слаб, чтобы задавать вопросы. Он покорно позволил отцу сделать то, в чём тот был прекрасным специалистом.
— Где я был? — спросил Эрен уже после того, как на голове образовалась плотная повязка.
Отец не ответил.
— Мама знает?
— Она в санатории. Ей лучше не волноваться.
— Я хочу с ней поговорить…
— Нет! — неожиданно жёстко вскричал Гриша и, взяв сына за плечи, прошептал: — Никто не должен знать о том, что случилось, понимаешь? Карла… не нужно её волновать зря. Ты жив, с тобой всё хорошо. Хочешь, чтобы она до конца дней не спускала с тебя глаз, даже когда вырастешь?
Эрену стало обидно. Почему отец ведёт себя так, как и всегда? Почему не показывает, что хотя бы немного волновался?
Он дёрнулся в сторону, нетвёрдым шагом направившись к себе в комнату.
— Прости меня, Эрен.
Тогда Эрен так и не понял, за что именно отец просил прощения. Он предпочёл не вспоминать ни единой минуты из тех дней, тем самым невольно выполняя приказ отца — не рассказывать никому о случившемся.
Проведя холодной ладонью по лбу, Эрен повернулся к Риваю.
— Я что, упал в обморок?
— Как сказать. Ты что-то бормотал без устали, а потом вдруг замолчал. Пришлось положить тебя на кровать, но обмороком бы я это не назвал.
— А на что было похоже?
Ривай на секунду плотно сжал губы, явно обдумывая варианты, а потом слегка усмехнулся.
— Знаешь, как психи иногда разговаривают с пустотой, ничего не замечая вокруг?
На вопрос Эрен не ответил, прекрасно поняв сравнение. Но ведь он не псих. Он в своём уме. И он совершенно не помнит, что произошло до его «пробуждения».
В голове крутились беспорядочные образы и слова из «сна». Он разговаривал с человеком, которого знал в реальной жизни, разговаривал о странных вещах, которые в конечном итоге привели… А к чему они привели?
Марко. Отец. Марко. Отец.
Почему ты убил моего отца, Марко?
Эрен будто бы ощутил ледяной ветер внутри себя. Чувство было слишком сложно описать — словно вместо горячей крови по венам со скоростью света потекла вода с дроблёными кубиками льда. Подступили слёзы, и Эрен поднёс дрожащую руку ко рту. Было слишком больно, чтобы сдерживаться. Он согнулся пополам, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом.
— Ривай, — позвал он, с трудом выговаривая звуки.
Ривай молча подошёл к кровати и, кажется, сел — Эрен не решался поднять голову.
— Что я натворил, — всхлипнул он. — Почему я решил, что так будет легче?
Ривай ничего не отвечал.
— Я люблю вас, — в смятении прошептал Эрен, наконец, подняв голову и принявшись размазывать слёзы по щекам. — Люблю, люблю, — продолжал бормотать он, в панике хватая воздух ртом между слогами. — Но теперь ничего не исправить. Не исправить…
— Прекрати, — сказал Ривай, отняв его руки от головы, и Эрен тут же замолчал, затравленно смотря на него полными слёз глазами. — Я не хочу смотреть, как ты тут бьёшься головой об стену. Мне и без твоих проблем дерьма в жизни хватило. Может, мне тоже стоило зарыться в песок и вылепить из него сказочный город, чтобы было удобнее жить?
— Нет, — Эрен отчаянно замотал головой.
— Я обещал, что помогу тебе. Так вот чего я хочу: вылезай из песочницы и отправляйся в реальный мир. Всегда прятаться за воображением ты не сможешь.
— О чём вы говорите…
— Ты знаешь, о чём.
Эрен передёрнул плечами и попытался отползти в угол кровати, но Ривай, крепко держа его за запястья, грубо подтащил к себе, едва не усадив на колени.
— Ты сказал, что любишь меня, так?
Эрен, старательно отводя взгляд, с задержкой кивнул.
— Так люби. Будь рядом со мной, а не в своём прошлом! Хватит. Игры окончены. Ещё немного, и ни я, ни Ханджи не сможем помочь тебе.
Хныкнув, Эрен перестал сопротивляться, когда Ривай приблизился к нему, старательно вовлекая в поцелуй. Он не сразу сумел раствориться в пронзившем чувстве нежности, с каждым мгновением увереннее двигая губами. В этот момент Эрен был уверен: Ривай открылся, принимая здесь и сейчас всего его, без остатка.
Руки Ривая забрались под футболку, пальцами очерчивая границу на коже над поясом джинсов. Эрен тут же прижался плотнее, с немыслимой решимостью вдруг собираясь продолжить, но Ривай не позволил, разорвав поцелуй.
— Мы не закончили.
Эрен знал, что от него требуется.
— Мне страшно.
— Ты боишься самого себя — никто больше вреда тебе не причинит.
— Он ведь мёртв, да? Вы знаете правду.
— И ты её знаешь, вот только отказываешься признавать.
Он не считал, сколько времени просидел, обняв Ривая, но в голове неумолимо тикали невидимые часы. Как только Эрен услышал звон, то мягко выбрался из кольца рук, сделав несколько шагов к оставленному около стены рюкзаку.
Пришло время сдаться.
Эрен бросил последний взгляд на Ривая и, получив поддержку, открыл замок на заднем кармане. А потом он долго смотрел на два одинаковых ключа от комнаты в общежитии, пока снова не пришлось моргнуть.
***
Дом Марко Ботта сегодня казался ещё мрачнее и больше. Погода не радовала: небо было затянуто тяжёлыми тучами, резкие порывы ветра едва не сбивали с ног. Эрен, как и в первый раз, чувствовал себя весьма неуютно. Красивые дома вокруг превратились в некое подобие мрачных особняков, обступивших его со всех сторон. Не хотелось признавать, но ноги у Эрена подгибались при каждом шаге. Как только он поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка, его охватило сомнение.
Всё хорошо, мысленно успокаивал себя Эрен. Он не один. В кармане — заранее включённый телефон, а за ближайшим поворотом — Ривай, готовый в любой момент прийти на помощь.
Дверь открыл старик Пиксис, такой же мрачный, как и погода. Однако, как только он увидел Эрена, морщинистое лицо озарила натянутая улыбка.
— Марко дома? Мне нужно с ним поговорить, — и, не дождавшись разрешения, Эрен толкнул дверь, освобождая себе проход.
— Гостиная… — начал было Пиксис вежливым поставленным тоном, но Эрен даже не остановился.
— Я помню, где находится гостиная, — сказал он, но с дрожью в коленах на секунду повернулся в другую сторону коридора, туда, где находился подвал.
В просторной комнате не горел свет, за исключением нескольких бра, света которых хватало только на то, чтобы бледно озарять ближайшие к ним предметы. Эрен неуверенно замер на пороге, осматривая, казалось бы, уже знакомое помещение. Здесь ничего не изменилось. Диванчик, на котором они ночевали с Жаном, вызвал приступ тоски и печали.
