- Нас больше интересует цель создания несогласованной и несанкционированной литературы, - перебил он меня.

- Цель ее создания непосредственно связана с моим намерением передать ее в отдел наблюдателей, - твердо стоял на своем я.

- Значит, теперь Вы заявляете, - язвительно усмехнулся внештатник, - что занимались противоправной деятельностью для данного отдела?

- В конечном счете, да, - благодарно кивнул ему я. - И упоминание противоправной деятельности в связи с этим отделом представляется мне вполне уместным.

- А вот это уже интересно, - неприятно оживился он. - Вы случайно ничего не перепутали? Вы здесь обвиняемый, а не обвинитель.

- Вы абсолютно правы, - согласился я. - Я полностью признаю свою вину, выражаю полную готовность сотрудничать со следствием и прошу не снисхождения, а полностью открытого и публичного процесса над собой. Эти слова я также требую занести в протокол.

Внештатник обменялся тяжелым взглядом с охранниками, переминающимися с ноги на ногу справа и слева от меня, и чуть заметно покачал головой. С явной досадой на лице. Затем он перевел мрачный взгляд на меня.

- Вам был задан вопрос о цели, - процедил он сквозь зубы.

- Вам была озвучена просьба записывать мои слова без купюр, - отпарировал я.

- Включая обвинения в адрес закрытого отдела? - поинтересовался он с прищуром.

- Именно! - радостно подтвердил я. - Именно в закрытости этого отдела кроется причина всех нарушений самих основ нашего сообщества, которые множатся в последнее время, как снежный ком, и которые можно без преувеличения назвать беспрецедентными.

Внештатник снова переглянулся со своими молчаливыми копиями, покивал им с насмешливо важным видом и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

- Ну-ну, откройте нам глаза, - протянул он с ленивой издевкой.

- Я знал, что Вы не останетесь равнодушны к творящемуся беззаконию! - с чувством принял я его слова за чистую монету. - Вышеупомянутый отдел привык вершить свои деяния за ширмой секретности, и не исключено, что им удалось скрыть их даже от вас. Что, с моей точки зрения, само по себе является нарушением основополагающих устоев.

Внештатник нахмурился, вновь придвинулся к столу, повертел в руках новую ручку и вскинул на меня полный холодной собранности взгляд.

- Продолжайте, - коротко обронил он.

- Я всегда знал, что успех любой речи зависит не от ее содержания, а от угла его подачи. Если есть в ней красная нить, то все аргументы и факты нанизываются на нее, создавая стройную, убедительную и доступную любому пониманию картину.

Заметив явную и острую реакцию внештатника на упоминание беспрецедентности, ее-то я и сделал связующей нитью всех событий, случившихся с нами с Татьяной сразу после прибытия в родные пенаты.

- По Вашим словам, - медленно проговорил внештатник, выслушав мой вдохновенный рассказ вперемешку с постоянной апелляцией к многочисленным нарушенным пунктам устава нашего сообщества, - все решения принимались на самом высоком уровне. С чего Вы решили, что для них не было достаточно веских оснований?

- Я вполне допускаю их наличие, - смиренно склонил я голову. - Вопрос в том, кто их предоставил.

- Что Вы имеете в виду? - впился он в меня цепким взглядом.

- Мне случалось принимать участие в разрешении спорных ситуаций, - снова начал я издалека. - И не раз, признаю к своему сожалению. В качестве и ответчика, и просто свидетеля. На всех разбирательствах слово всегда давалось обеим сторонам конфликта. В решении же судьбы моей подопечной мне не было задано ни одного вопроса. Было принято во внимание только негативное мнение о ней.

- Почему Вы считаете, - немедленно отреагировал он, - что это мнение поступило из отдела наблюдателей?

- Потому что это был далеко не первый пример их откровенной враждебности, - охотно объяснил я. - Проявляемой в отношении всех, так или иначе связанных с нашими потомками на земле. Чему имеются многочисленные свидетельства.

- Подробнее, - произнес внештатник волшебное слово.

Я старательно оправдал свой намек на широкую поддержку нашей неприязни к наблюдателям. Благо, Стас накануне освежил мне память. Я напомнил внештатнику об относительно недавнем процессе, на котором наблюдатели открыто выступили против идеи изучения и внедрения ангельских детей в наше сообщество и потребовали полной изоляции всех имеющих к ним отношение ангелов.

Отбиться нам тогда удалось только благодаря Стасу, который умудрился в рекордно короткие сроки собрать целую кучу свидетельств в пользу ангельских потомков, причем не только со стороны хранителей, но и некоторых наблюдателей.

С видом внезапного озарения я сделал предположение, что все эти показания, возможно, до сих пор хранятся в службе внешней охраны, и нерешительно добавил, что при необходимости можно, пожалуй, повторно опросить их авторов.

Отложив в сторону как минимум десятый полностью исписанный лист бумаги, внештатник снова поднял на меня глаза, в которых мне почудилось снисходительное одобрение дрессировщика.

- Почему Вы не обратились со всеми этими материалами непосредственно к высшему руководству? - задал он мне очередной вопрос.

Я довольно естественно осекся. Вот как-то насторожил меня этот сытый, удовлетворенный взгляд.

С другой стороны, я бы и дальше с удовольствием вбивал гвозди если не в гроб, то в неприкасаемость наблюдателей.

Я бы и дальше с удовольствием уводил внештатников даже от мимолетной мысли о Татьяне.

Но что бы там ни говорил Стас, именно она должна стать нашим общим мотивом для упражнений в изящной словесности. В походе против наблюдателей у меня не должно быть соучастников.

- Обратился, - ответил я внештатному. - И не один раз. И ко всему руководству. И обнаружил, что меня лишили доступа к кому бы то ни было. Вплоть до того самого момента, когда в отношении моей подопечной было принято и воплощено в жизнь не имеющее ни единого аналога в нашей истории решение.

- И тогда, - с понимающим видом подхватил он, - Вы сразу поняли, кто был инициатором этого решения, и задались целью вывести их на чистую воду.

- Не совсем, - набрав воздух, бросился я головой в омут.

На сей раз я получил полное и безраздельное внимание их всех. Да, я хотел, чтобы наблюдатели получили по заслугам. Нет, это не было моей основной целью - и уж точно не первой. Да, идея создания воспоминаний принадлежит всецело мне. Нет, мои будущие соавторы отнеслись к ней довольно скептически, и мне стоило больших трудов переубедить их.

- В чем состояла эта идея? - нетерпеливо прихлопнул ладонью по столу внештатник.

- Я хотел восстановить память своей подопечной, - коротко ответил я.

На сей раз молниеносные взгляды полетели от моих охранников к их предводителю. Они чуть на месте не пританцовывали, явно испрашивая разрешения перейти к активным действиям.

- Я понимаю, что это звучит самонадеянно, - снова заговорил я, чтобы задержать их, - но ни вернуть время вспять, ни официально призвать наблюдателей к ответу мне было не по силам. Оставалось лишь попытаться разрушить их замысел в рамках своей компетенции.

- И как Вам это удалось? - негромким, вкрадчивым тоном поинтересовался внештатник.

Вместо ответа я обмяк на стуле и отвел глаза в сторону, сложив мышцы лица в горькие складки вокруг рта.

- Никак, - глухо произнес я наконец. - Целители, как выяснилось, недаром такой славой пользуются. Моей подопечной больше нет.

Внештатник еще какое-то время практически ощупывал взглядом мое лицо, и, не произнеся больше ни слова, дал знак своим подручным увести меня. Выходя из комнаты, я мельком оглянулся - он уже встал и торопливо собирал свои записи.

В своих апартаментах я тут же рухнул на диван, уткнувшись в него лицом. Самая подходящая поза для только что признавшего свое поражение героя. И для срочного вызова…

Нет, не Татьяны - спохватившись, взял я себя в руки. Ей не то, что видеть - знать незачем о маске поверженного героя. Еще скажет, что та мне к лицу. Не говоря уже о маске болтливого предателя - лучше даже не представлять себе, что она на это скажет.