Инструкторы Стаса переглянулись. Хмурясь.
- Командир сказал, общую найти, - произнес один из них. - И ему доложить, для координации, чтобы без разброда и шатаний.
Через час я понял причину отсутствия какой бы то ни было демократии в силовых структурах - без разброда и шатаний они умеют только прямые приказы выполнять. Поиски общих воспоминаний в творческой дискуссии опять чуть дракой не закончились.
Каждое предложение любого из них встречалось шквалом критики, немедленно переходящей на личность говорящего, которого обвиняли в стремлении выпятить свои персональные заслуги в предлагаемой ситуации.
Вышеупомянутая личность тут же отвечала взаимностью, напоминая критикам, что если бы не их вопиющие ошибки, они бы тоже могли блеснуть успехами.
В ответ критики сыпали примерами его собственных промашек в других операциях, блистали остроумием в их оценке и вызывались сходить за своими собратьями, трудящимися с новичками, для подтверждения их слов.
Элементарный получасовой поиск общей точки соприкосновения грозил обернуться превращением службы внешней охраны ангельского сообщества в сборище враждующих кланов. И что-то подсказывало мне, что начальник этой службы ни на секунду не задумается, кого назначить ответственным за этот раскол.
- Замолчали все! - грозно рыкнул я, вспотев при мысли о вежливых расспросах Стаса, не обсуждалась ли с темным гением идея внесения смятения во вверенное ему подразделение. - Больше никаких дискуссий - отвечать только на мои вопросы.
У них словно звук у всех отключили - рты захлопнулись, спины в струнку выпрямились, лица повернулись ко мне и глаза уставились на меня с ожиданием и готовностью.
На этот раз я покрылся холодным потом - узнай Стас о моей неизменной способности держать любую ситуацию под контролем, он и мне специальную должность у себя изобретет. Цербером над его костоломами. Чтобы Татьяне легче их координировать было. Такой аргумент мне не то, что руки - всего меня в бараний рог скрутит. И прощай возвращение в родной отдел.
- В качестве общей волны, - срочно вернулся я к обычному тону, - нужно выбрать воспоминание, объединяющее всех вас и не очень явно в глаза бросающееся. В какой операции вы все участвовали?
Они вновь переглянулись. Задумчиво.
- Нет таких, - решительно заявил, наконец, один. - Вот разве что логово темных однажды штурмовать пойдем…
- Без рассуждений! - снова не сдержался я. - На земле есть место, которое вы все посещаете? Не знаю, бар какой-нибудь, - добавил я, вспомнив разговоры Стаса о внеочередной увольнительной, которую ему пришлось дать своему подчиненному, доставившему наши воспоминания.
На этот раз они переглянулись с острым любопытством. Взаимным.
- У каждого свои предпочтения, - уклончиво ответил другой под аккомпанемент коротких смешков.
- А у нас? - не сдавался я. - Ваш этаж не пойдет - слишком явно. Этот павильон тоже. Где еще бываете?
- Да нигде, - ухмыльнулся третий. - Что мы там забыли? Но если надо… - Он поиграл бровями, косясь на соседей. - Вон к внештатникам можно наведаться…
Снова послышались смешки. Нездорово оживленные.
- Я сказал, только отвечать на мои вопросы! - опять пришлось мне повысить голос, хотя идея нашла во мне самый живой отклик.
Вот за этим я бы понаблюдал. Издалека. Но кто бы ни победил в этой схватке, несколько минут моего триумфа закончатся вежливыми расспросами Стаса, кто именно надоумил меня провоцировать открытое противостояние между силовыми структурами ангельского сообщества. Это если его костоломы выиграют. Если они проиграют, с него станется заговорить о моей подрывной деятельности в виде привязки волны связи его подчиненных к месту поражения.
Минуточку, а ведь с ним мы нашу волну вовсе не на место настроили! Я почувствовал прилив вдохновенного самопожертвования. Который оставил за собой ясную, четкую картину моей полной незаменимости для Стаса и моего центрального, скрепляющего и объединяющего положения в его подразделении.
На что он никогда не пойдет.
Даже ради Татьяны с ее талантами.
А мне независимый канал связи с его подчиненными никогда не помешает. Начнет опять руки выкручивать, получит восстание против тирана.
- Настраиваем волну вот здесь, - решительно заявил я потенциальным сообщникам, ткнув пальцем себе под ноги.
- Так об этом месте все же знают, - недоуменно протянул один из них.
- А о моих занятиях с вами в нем - нет! - отрезал я, и добавил безапелляционно: - С остальными я тоже здесь работать буду. Значит так: сейчас каждый представляет момент, когда я его в видимость выводил…
Они вдруг снова все подобрались, оживленно переглядываясь и плотоядно ухмыляясь.
- Да нет, - утробно проурчал тот, на ком они первом тренировались, - через физический контакт как-то надежнее будет…
Для полноты картины у них даже глаза засветились, и я еще успел подумать, что у стаи волков центральной, скрепляющей и объединяющей фигурой зачастую олень бывает…
Потом на меня градом посыпались картины. Их демонстрации мне своих приемов. Вместе с очень яркими физическими ощущениями. Которые воспринимались отнюдь не воображаемыми.
Если бы олень знал о нападении, он бы сбежал. Или рухнул. А так пришлось отбиваться. Не за жизнь, конечно, сражаясь, но за самоуважение точно. После первого момента растерянности я принялся отбрасывать в памяти унизительные картины и выдергивать оттуда другие - в которых мне уже удалось овладеть каждым трюком. Не особенно заботясь об их хронологической последовательности.
Судя по всему, мобилизованные мной сцены попали все же в цель - одна за другой до меня начала доходить ответная реакция. Мысленная. Эдакое насмешливое, слегка удивленное одобрение, словно олень умудрился им всем копытами по лбам настучать. До звона в ушах.
- Слушай, - с воодушевлением бросил мне один из них, уже выходя из «пещеры», - давай ты завтра остальных отмуштруешь, а потом мы как-то вечерком здесь все вместе соберемся?
- Раны сперва залижите, - пренебрежительно бросил ему я, скрестив на груди руки, чтобы не видно было, что они дрожат.
Когда они все вышли, меня еще хватило, чтобы доковылять до стены и медленно - очень медленно - сползти по ней на землю.
Отдышавшись, я в несколько заходов поднял себя с нее, попереступал с ноги на ногу, проверяя, не подкосятся ли они, и вышел в коридор - неторопливой, почти непринужденной походкой.
В коридоре никого не было. Кроме Татьяны. То жаркое нетерпение, с которым она бросилась мне навстречу, почти примирило меня с близким знакомством с высокими стандартами Стаса.
Но не надолго. Оказалось, что она ждала меня, всего лишь чтобы похвастаться успешным натаскиванием одного из Стасовых костоломов. Одного! За целый день! И больше всего меня насторожил тот восторг, с которым она говорила о тонком душевном контакте с - вы только подумайте! - карателем.
Она уже не видела ничего плохого в сотрудничестве с ними.
Она уже представляла себе работу у них как помощь.
Она уже нарисовала себе картину возвращения на землю в их рядах.
Она уже вкусила отраву их солдафонских манер.
Когда она повысила на меня голос, я сдержался. С трудом. Старательно напоминая себе, что когда на нее блажь находила, ее всегда нужно было мягкостью и терпением в здравый рассудок приводить.
Вот только это неоспоримое прежде правило осталось на земле - вместе с той Татьяной, с которой оно всегда там работало. Я в очередной раз проклял безликих их, лишивших Татьяну памяти - даже после ее возвращения моя возвышенная мечтательница необратимо изменилась. И видеть в ней даже отдельные черты решительной хищницы, все более похожей на Марину, было … тяжело.
Когда она предложила мне попробовать «преодолеть нашу реакцию друг на друга в инвертации», я ушам своим не поверил. Оставим в стороне формулировку, но ведь мы же уже это сделали! Я вообще готов был навсегда инвертироваться, чтобы всю вечность с ней в обнимку провести.
