– А мистический опыт, ведь я…!?
–Зачем твой мистический опыт Мне?! – Пол содрогнулся под ногами старика от голоса Михаила, как будто чья-то тень, разом выйдя из-под земли накрыла библиотеку, или даже весь мир. Старик весь сжался от ужаса, прикрывая глаза рукой. – Ты родился как человек, так проживи жизнь свою, как человек!
– Значит…, это конец?
– Конец? Конец может быть только в одном случае – если было начало. Иерофант предложил тебе власть и книгу и ты с радостью взял их. А зачем? А лишь потому, чтобы стать управляющим, только управляющим и больше ничем. Так что я тебе могу предложить ещё, кроме твоего выбора? Ничего.
– Ты считаешь, что мой труд по управлению системой менее важен, чем труд брата?
– Вспомни свой диалог с Мастером?
– Когда…, который? – старик весь напрягся.
–Я напомню тебе:
«Предай господу путь свой и уповай на него, и он совершит…. Ты же сам говоришь, Амати, что скрипка – как живой человек…. И если дух твой чист и господь сам идёт перед тобой, то святое омовение в купели только сделает её голос чище и сильнее, ибо вдохнёт в неё промысел божий. Отчего же ты упорствуешь?
– Я делаю доброе дело. И чтобы проверить, угодно ли оно богу, не надо портить скрипку…
– Я не понял тебя, сын мой. Разве что-либо доброе можно испортить омовением в святой воде?
– Она хоть и святая, но всё-таки вода.
– Что?
– Скрипка, говорю, размокнет. Пропадёт инструмент…
– А может быть, ты совсем другого боишься? Может быть, ты боишься, что святое причастие изгонит голоса бесовские из твоей скрипки? Голос чрева диаволова пропадёт? Этого испугался? Вельзевула кары боишься? А суда господнего не боишься?
– Тьма невежества затмила ваш разум, святой отец. Мои скрипки играют в папской капелле в храме святого Петра!
– Его преосвященство, епископ Мантуанский повелел тебе явиться к святой исповеди, а до этого пусть скрипки будут неприкосновенны…
– Эта скрипка заказана для инфанта испанского.
– И обещано тебе за неё одиннадцать тысяч пиастров…
– Возьмите! Мне не нужно за неё ни одного байокко! Вручите этот дар епископу, пусть в своём доме он убедится, что греха в ней не более, чем в любом дереве, а ясной души…
– Я думаю, что его преосвященство согласится только на окропление скрипки святой водой. Ритуал омовения будет совершён и так…
– Хорошо! Хорошо! Кропите! Омывайте! Делайте что хотите, только оставьте в покое!
– Гордыня овладевает твоим сердцем, сын мой.
– Уйдите, святой отец. Я вам и так отдал самое дорогое. Больше у меня все равно ничего нет…
– А зачем вы отдали им эту несравненную скрипку?
– Мальчик мой, запомни: когда за человеком бежит пёс, надо бросить ему кость…».
Питаясь одними костями сотворить что ни будь чудесное невозможно, а будущее неизбежно.
Михаил встал из кресла, подошёл к маленькому шкафчику, открыл его и взял с верхней полки небольшую книгу, безошибочно одним движением открыл её на нужной странице, как будто на закладке, прочитал: «Однажды вечером, перед сумерками, я рассеянно читала книгу в кабинете Александры Михайловны. Она сидела за фортепьяно, импровизируя на тему одного любимейшего ею мотива итальянской музыки. Когда она перешла наконец в чистую мелодию арии, я, увлёкшись музыкою, которая проникла мне в сердце, начала робко, вполголоса, напевать этот мотив про себя. Скоро увлёкшись совсем, я встала с места и подошла к фортепьяно; Александра Михайловна, как бы угадав меня, перешла в аккомпанемент и с любовью следила за каждой нотой моего голоса. Казалось, она была поражена богатством его. До сих пор я никогда при ней не пела, да и сама едва знала, есть ли у меня какие—ни будь средства. Теперь мы вдруг одушевились обе. Я всё более и более возвышала голос; во мне возбуждалась энергия, страсть, разжигаемая ещё более радостным изумлением Александры Михайловны, которое я угадывала в каждом такте её аккомпанемента. Наконец пение кончилось так удачно, с таким одушевлением, с такою силою, что она в восторге схватила мои руки и радостно взглянула на меня.
– Аннета! да у тебя чудный голос, – сказала она. – Боже мой! Как же это я не заметила!
– Я сама только сейчас заметила, – отвечала я вне себя от радости.
– Да благословит же тебя бог, моё милое, бесценное дитя! Благодари его за этот дар. Кто знает… Ах, боже мой, боже мой!
Она была так растрогана неожиданностью, в таком исступлении от радости, что не знала, что мне сказать, как приголубить меня. Это была одна из тех минут откровения, взаимной симпатии, сближения, которых уже давно не было с нами. Через час как будто праздник настал в доме. Немедленно послали за Б. В ожидании его мы наудачу раскрыли другую музыку, которая мне была знакомее, и начали новую арию. В этот раз я дрожала от робости. Мне не хотелось неудачей разрушить первое впечатление. Но скоро мой же голос ободрил и поддержал меня. Я сама всё более и более изумлялась его силе, и в этот вторичный опыт рассеяно было всякое сомнение.»
– Что это?
–А это то, что положено в основании структуры системы архитектором, именно то, что ты так настойчиво стремился всю свою жизнь разрушить, не потрудившись понять, что ты делаешь, я уж не говорю о том, чтобы осознать её сущность, или хотя бы подобное….
Михаил направился к двери. Старик встал с кресла, смотря встревоженным взглядом ему в спину.
– Что со мной будет?
–Ничего…, «живи», пока. Так, для сведения, Мастер ещё пока здесь…
– Как?! – старик весь встрепенулся, – Мастер сейчас здесь, где…?!
–Да здесь, более того, Королевская свадьба состоялась.
– Как же это…?! – Старик, поражённый услышанным, стоял как изваяние. – Кто он?
–Помнишь, как ты сказал тогда здесь, в этой библиотеке: какое она имеет право судить о нас…! – Михаил остановился у стола, – Она имеет это право! – Он поднял книгу над своей головой, глядя в центр стола: «… Для чего ваше притворство – не знаю. … "Что ж за беда, что вы меня полюбили?" Вот что она говорила, вот что хотелось ей доказать вам. Ваше тщеславие, ваш ревнивый эгоизм были безжалостны. Прощайте! Объяснений не нужно! Но, смотрите, я вас знаю всего, вижу насквозь, не забывайте же этого!». – Ты заметил какая тонкая грань, еле заметная, практически неуловимая, между словами: прощение и прощание? Его зовут Владислав…, и пока он здесь….
Михаил положил книгу в самый центр стола, в то место куда смотрел, затем не оборачиваясь вышел из комнаты. На огромном чёрном прямоугольнике, в самом его центре, светлым пятном лежала крохотная книга, из глубины которой смотрело лицо девочки и как будто оно изнутри светилось.
10 .
Пребудет в исполнении приятном
Досуг твой и мысли уступив душе
Пребудет в радости покоя твоя мечта
Идеей полный смысл твой взгляд.
Александр за всё это время несколько раз приходил к Михаилу и никак не мог застать того, дверь всегда была закрыта. Звонил, даже стучал, но никто не открывал. Сегодня был выходной день, и он решил сходить на разведку к Михаилу прямо сутра. Позвонил, но звонка не услышал, снова звонил – тишина, звонок, наверное, сломан. Хотел постучать, но решил, что всё равно никого нет и собрался уходить. Напоследок дёрнул ручку двери и неожиданно дверь открылась. Он пошёл по коридору, все двери как всегда были нараспашку, однако в этот раз почему-то везде горел свет, но не было ни одного человека, везде было пусто и тихо. Дойдя до конца коридора, он осторожно приоткрыл дверь, заглянул внутрь и вошёл. В комнате было светло, занавеси были распахнуты. Александр подошёл к балконным дверям, но вместо площади увидел обычный городской двор между домами и детскую площадку.
– Они будут ждать до тех пор, пока не придёт Мастер.
Александр обернулся, в дверях стоял Михаил. Тот прошёл в комнату и сел в глубокое кресло за письменным столом, стоящим в углу.
– Мастер?
