— В школе любил. У нас в школе был кружок. Вот в него и записался. Мы кормили кроликов. Я кормил, кажется, по вторникам и четвергам. Хорошие кролики — пушистые и двери не жрут.

Элла Сергеевна позволила себе улыбнуться.

— А вы, Дима, смешной. Кто бы мог подумать — Дима Скворцов кормит кроликов? И что — целый день красили двери?

— Дверь сначала нужно снять, — принялся объяснять я, — затем зашпаклевать. Четыре часа ждать, пока высохнет шпаклевка, выровнять и только потом красить.

— Голова не болит?

— От финской краски голова не болит. Голова болит не от краски.

Наш ни к чему не обязывающий разговор мне нравился. Говорили об одном, а думали о другом и каким-то образом прекрасно понимали друг друга. Однако разговор был вынужденным — просто убить время. Хотя… как знать?

— Элла Сергеевна, не могли бы вы дать мне в долг? — спросил я. Вопрос вылетел из меня непроизвольно, и в какой-то момент я испугался. Вопрос, похожий на хамство. Когда собеседник меньше всего ожидает подобной выходки — иным словом, мой поступок не назовешь. Зачем я спросил? Деньги мне были не нужны, то есть они были нужны, но не в той степени, чтобы портить беседу.

— Сколько?

Повеяло прохладой. Очевидно, я преступил грань дозволенного. Каждый сморчок должен знать свое место — я его, вероятно, забыл.

— Сигареты купить, — исправился я, — забыл дома портмоне.

Элла Сергеевна закусила губу и принялась меня внимательно рассматривать. Довольно откровенно, словно прежде никогда не видела.

— А вы, Дима, штучка, — наконец произнесла она. — Сколько вам нужно? Тысяча? Две тысячи? У вас проблемы?

Наш разговор мне не нравился. Элла Сергеевна оказалась гораздо умней, нежели я рассчитывал. И сумму она угадала с первого раза. «Две тысячи» произнесла для эмоционального выражения. Или я ошибся? Мы уже не играли, мы испытывали друг друга — занятие крайне опасное. Деньги она даст, в чем я не сомневался. А почему бы не взять две тысячи? Одним махом решить сразу две проблемы.

Скворцов, ты и в самом деле идиот! — заорал мне кто-то в ухо. О чем ты говоришь? Как часто ты видишь Вадима? А Костю своего — как часто? Эллу Сергеевну — каждый день. И каждый день долг будет отравлять твое существование.

— Я действительно забыл портмоне.

Со стороны выглядел, наверно, жалким и растерянным. К подобным просьбам готовиться следует заблаговременно. Экспромты тут не проходят, в чем и убедился — меня бросило в жар.

— Остановитесь, где сочтете нужным и купите сигареты, — последовал совет.

Элла Сергеевна поняла мою ложь и не только потому, что бумажник предательски торчал из кармана брюк. Ложь выступила и на лице — скверный обманщик. Я могу обмануть, сказать неправду, не моргнув глазом, однако сейчас оплошал. А почему — не знаю. Вероятно, синдром похмелья, помноженный на угрызения совести. Оказывается, она у меня еще есть — моя совесть. И вылезла в самый неподходящий момент.

К обеду я окончательно пришел в норму — мы никуда не ездили. Сначала я сидел в машине, затем отправился в магазин и поговорил с Мишей. Затем вновь вернулся в машину и достал телефон.

— Привет, — сказал я, — где тебя вчера носило?

— Была занята.

— Я не спрашиваю, чем ты была занята. Я спрашиваю, где ты была?

— Скворцов, а твое какое дело? Я что, должна по каждому поводу перед тобой отчитываться?

— Не хочешь — не отвечай.

— Дай слово, — потребовала она.

— Даю слово, никто не узнает.

— Вадиму не скажешь?

До чего странные существа женщины. Почему я должен говорить Вадиму то, что он и без меня знает?

— Мы ездили смотреть новую квартиру.

Ах, вот оно что! Квартиру ездили смотреть — мне бы их проблемы.

— Нормальная квартира? — спросил я, словно собирался в ней жить.

— Ужасно дорогая, но Вадик все просчитал.

— Ты беременная?

— Скворцов, я тебя не понимаю. Чтобы купить новую квартиру, нужно обязательно быть беременной? Мы хотим улучшить жилищные условия, что в этом плохого?

— Я хотел вернуть долг, — неизвестно с какой целью солгал я.

— Вадим будет рад, — сказала она.

— Ты не поняла. Я хотел вернуть долг вчера, но вас не было дома. А сегодня я долг вернуть не могу — придется немного подождать. Ты не возражаешь?

— Деньги нам, конечно, нужны. Однако тысяча ничего не решает. Я не возражаю. Вернешь, когда сможешь. А что случилось?

— Ничего не случилось.

— Тебе прибавили в зарплате? Как твоя Элла Сергеевна?

— Прости, мне, кажется, пора.

Элла Сергеевна направлялась к машине. Открыть дверь я не успел, а если честно, и не хотел.

Когда-то здесь стоял лес. Я его помню — хороший сосновый бор. Он и сейчас стоит, скрывая в своем чреве жизнь, которая не должна бросаться в глаза. Я даже представить не мог, что где-то в глуши скрывается она — чужая жизнь. Загородный поселок. Хотя слово «поселок» не совсем удачное в данном случае. Мы свернули с магистрали и въехали в лес. Каких-то двадцать минут и следы цивилизации пропали. Однако я чувствовал обман — слишком ровная асфальтовая дорожка бежала навстречу. Еще один поворот, еще одна горка и мимо пролетел огромный джип. Элла Сергеевна встрепенулась — как оказалось, не напрасно. Монстр тут же ударил по тормозам и принялся неуклюже разворачиваться. Я бросил встревоженный взгляд — Элла Сергеевна опустила козырек и принялась поправлять макияж. Еще через пару минут мы остановились.

— Я сейчас, — бросила она и открыла дверь. Дверь джипа тоже распахнулась, и вылез мужчина. Большой мужчина — под два метра и такой же внушительной комплекции. Я смотрел в зеркало заднего вида, как мужчина приближается. Затем оба раскланялись. Дверь своей машины мужчина не соизволил прикрыть. Поэтому она перегородила и без того узкую дорогу. Однако, похоже, мужчину данный факт не волновал, он был занят разговором — каким именно, я не слышал. Элла Сергеевна стояла ко мне спиной, одной рукой держала сумочку, второй изредка поправляла волосы. Прошло минут десять — оба продолжали разговор. Я заглушил двигатель и вылез. Слегка пнул колесо и полез за сигаретами. Проехала машина. Мужчина, спохватившись, прикрыл, но не закрыл дверь. Я выбросил сигарету и после некоторого сомнения вдавил ее в песок обочины. Затем Элла Сергеевна обернулась, и оба посмотрели на меня. Чтобы чем-то себя занять, я вновь слегка пнул колесо. Проехала еще одна машина и подала сигнал. Мужчина махнул в приветствии рукой. Элла Сергеевна улыбнулась. Затем она вернулась и принялась внимательно изучать свой телефон. К тому времени я сидел в машине.

— Напрасно ездили, — сказала Элла Сергеевна, — странно, но звонка я не получала. Может быть, вы, Дима, слышали?

Звонка точно не было.

— Куда? — спросил я и завел двигатель. Джип неуклюже развернулся — поднял придорожную пыль и стремительно скрылся из вида.

— В город, — сказала Элла Сергеевна. До поселка мы не доехали километра три. На тот момент я об этом не знал. Дорога и дорога, а куда она ведет — какое мне дело? Я же не пешком иду.

Вечером я смотрел телевизор. Положил ноги на стол и тупо глядел на экран — шел какой-то фильм. В бытность свою я был большим фанатом кино, а потом словно отрезало. Либо засыпал, либо терял интерес и выключал телевизор. Смотреть новости интересней, какая ни есть, а все-таки жизнь. Хотя и новости вскоре начали утомлять. Я встал, прошел на кухню и открыл холодильник. Он был пуст. Большой, вместительный холодильник, куда залезет не одна тележка продуктов, был пуст. Взял в руки Будду и лег на диван. Откуда ты пришел? Говорят, для тебя нет преград, ты можешь появиться в любой точке мира. Это правда? Или красивая легенда? Миф или сказка? Будда молчал. Он всегда молчит. Смертный разум должен понять — истинная вера обращена за пределы материального мира, к реальностям вечного будущего. Кажется, это твои наставления? Тебе никогда не было дела до мелкой суеты, что и составляет земную жизнь. А вот я не могу подняться над собой. Меня постоянно преследуют проблемы. Не дают покоя, даже когда я лежу на диване. Заползают в голову, словно мерзкие твари. Как ты с ними боролся? Сидел и терпеливо ждал, когда они тебя покинут? Понимаю, с глупыми мыслями ты также боролся. А как быть с умными? Откуда они берутся? Молчишь? Ты всегда молчишь — погрузился в нирвану и забыл обо всем на свете. Ты — Будда. Ты — символ, а я — Дима Скворцов.