Барташюнас приказал немедленно ехать в Горький и добиться в областном управлении НКВД производства в срочном порядке графической экспертизы. Начальник отдела управления из-за страшной перегруженности работой даже слушать не хотел о производстве срочной экспертизы:

— Выводы экспертизы можно ждать только через неделю, — твердо заявил он.

— Но ведь человек под стражей, надо сегодня же решать, — пытаюсь убедить начальника.

— Сначала следовало получить заключение экспертизы, а после арестовывать человека, — услышал в ответ.

Он, конечно, был прав, но тогда от таких поучений было мало пользы.

С трудом добился приема к начальнику областного управления. Выслушав меня, он поднял телефонную трубку и отдал приказание:

— В течение трех часов должно быть готово заключение эксперта для литовской дивизии! Выполняйте!

Вывод эксперта был категоричен: анонимное письмо написано другим лицом, но не подозреваемым нами командиром.

Эксперт — милая женщина — по-дружески меня пожурила:

— Вы допустили ошибку, обычную для работников, не сведущих в области идентификации почерков. Вы занимались поиском сходства этих двух почерков, совпадения в написании отдельных букв, а таких совпадений зачастую можно обнаружить сколько угодно. Но этого мало! Эксперт в первую очередь исследует, нет ли различий в сличаемых почерках. Определенное количество постоянно повторяющихся различий дает нам основание смело утверждать, что исследуемый документ и представленные образцы почерка исполнены разными лицами. В вашем случае таких различий в почерках — хоть отбавляй!

— Значит, следователь оказался жертвой своего невежества, — признался я с горечью.

Моя собеседница понимающе улыбнулась.

— Ничего, учтете в будущем!

Под вечер вернулся в отдел и доложил о результатах экспертизы Барташюнасу, который приказал извиниться перед задержанным и немедленно его освободить.

На очередном оперативном совещании мне досталось за эту оплошность от полковника:

— Один шаг отделял нас от серьезной ошибки, из-за которой мог пострадать ни в чем не повинный, честный человек. Этот случай свидетельствует о том, что всем нам, и особенно следователю, еще не хватает знаний. Надо серьезно взяться за теорию — на одной лишь практике далеко не уедешь!

Начальник меня тогда отчитал поделом.

Заподозренный нами товарищ, фамилию которого сознательно не указываю, воевал в составе дивизии на протяжении всей Великой Отечественной войны, был награжден, вступил в ряды Коммунистической партии. В послевоенные годы мы стали однокашниками — вместе учились и окончили в Вильнюсе филиал Всесоюзного юридического заочного института. Он занимал ответственные посты на идеологической работе, и ему было присвоено почетное звание заслуженного деятеля культуры Литовской ССР.

Во время одной из наших встреч в день празднования Победы я как-то вспомнил о злополучном его задержании в 1942 году. Товарищ усомнился, было ли в реальности анонимное письмо, явившееся причиной его задержания:

— Все это время я был уверен, что под предлогом письма контрразведчики хотели ближе познакомиться с оказавшимся в дивизии отпрыском дворянского рода.

Но анонимное антисоветское письмо действительно существовало, и оно долгое время не давало покоя работникам отдела. Хотя его автора нам установить не удалось — вероятнее всего, его и вовсе не было в рядах дивизии, однако весь этот казус с задержанием по подозрению в авторстве стал для меня хорошим уроком на всю жизнь.

В первых числах августа в частях дивизии читали перед строем подписанный Народным комиссаром обороны СССР И. В. Сталиным приказ за № 227 от 28 июля 1942 года «Ни шагу назад!». Его довели до сведения всего личного состава — от командиров и политработников до каждого красноармейца.

Не считаясь с потерями, враг упорно наступал. Он уже достиг Дона, рвался к Сталинграду, на Кавказ. Приказ требовал мобилизовать все силы и до последней капли крови, до последнего вздоха защищать каждую пядь советской земли, каждую боевую позицию! Приказ гласил, что в наших рядах не должно быть трусов, паникеров, дезертиров — с такими лицами необходимо вести самую решительную борьбу!

На родине Льва Толстого. Ночное ЧП. В Туле. Сукмановские землянки. В борьбе с непогодой.

15 августа 1942 г. был получен приказ о передислокации нашей дивизии.

На открытые железнодорожные платформы погрузили автомашины, орудия, военное снаряжение, личный состав разместился в товарных вагонах, и эшелоны тронулись в южном направлении. Сначала местом назначения была станция Тула, но после, видимо, были внесены коррективы, и наш состав прибыл на железнодорожную станцию Ясная Поляна. Здесь в поселке расположился штаб дивизии. Полки получили приказ дислоцироваться в соседних населенных пунктах.

Нам повезло — мы расквартировались на родине Льва Николаевича Толстого. Природа здесь необычайно живописна — покрытые лесом холмы, затененные долины, многочисленные речки и ручейки… И среди всей этой прелести — белокаменный двухэтажный дом, в котором жил великий русский писатель. С благоговением прошла группа командиров нашей дивизии по комнатам, где он когда-то творил, где родились «Война и мир», «Анна Каренина», «Живой труп» и многие другие бессмертные произведения. В полукилометре от дома, в лесу, на краю оврага мы долго стояли, склонив головы над скромной могилой Толстого. В мемориальном музее-заповеднике все напоминало об этом гиганте мысли, гении русской и мировой, литературы.

Но, увы, не только о нем! В августе 1942-го здесь еще многое напоминало о том, что год назад в Ясной Поляне «погостила» гитлеровская солдатня, к которой как нельзя лучше подходили слова самого Толстого: «Это была толпа мародеров, из которой каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые казались ему ценны и нужны». Варвары двадцатого века приходили в бешенство от самого факта существования русской культуры, и они уничтожали все, что было связано с памятью Льва Толстого, — предали огню уникальную мебель, превратили в развалины здание, где еще в прошлом веке писатель открыл школу для крестьянских детей, наконец, как истинные «культуртрегеры» (дословно — носители культуры), унесли с собой ценные картины, ковры, иные реликвии, хранившиеся в музее.

Рассказы людей были полны ужасных подробностей об убийствах, грабежах, о командах поджигателей. На каждом шагу — следы бесчинств оккупантов.

Как результат всех этих впечатлений и раздумий в моем блокноте появилась такая запись:

«Любой ценой необходимо смести с лица земли немецкий фашизм, ибо только при этом условии будут спасены сокровищницы мировой культуры, в том числе и немецкого народа, давшего нам великих людей — Гете, Шиллера, Гейне, Баха, Бетховена…»

В музее Л. Н. Толстого побывало большинство воинов литовской дивизии, и приходили они сюда не только как любознательные экскурсанты. Многие наши красноармейцы помогли в восстановлении разрушенной и оскверненной гитлеровцами святыни русской культуры, участвовали в строительных работах, в ремонте и реставрации некоторых построек усадьбы.

Тем временем жизнь дивизии на новом месте текла своим чередом…

Приведу некоторые выдержки из моих записей в блокноте, которые в какой-то мере отражают настроения, думы тех дней не только автора этих строк, но и подавляющего большинства воинов, рассказывают о наших делах.

«…По сообщениям печати, премьер министр Великобритании У. Черчилль 8 сентября выступил в палате общин и о своих переговорах в Москве, в частности, сказал: „Я верю — мне удалось дать Сталину почувствовать, что мы являемся хорошими и преданными товарищами в этой войне. Но это докажут дела, а не слова…“

Что верно, то верно! Однако настоящих дел со стороны союзников пока что-то еще нет. Подождем открытия, второго фронта. Поживем — увидим!»