Вдоволь наоравшись песен – так у меня радостные эмоции лезли наружу, через искусство – я пошел считать часы до самого радостного события в моей жизни. Вдруг я осознал, что недавние события напрямую связаны с моей свободой. Незадолго до того, как мне сообщили, что для меня скоро все закончится, в колонию начали прибывать новенькие. Раньше это было не так часто и не в таком количестве. Теперь же руководство колонии все наши кровати превратило в двухъярусные. Из двух обычных солдатских пружинных кроватей, сваривали новые спальные места для детей. При сварке использовали карбид, поэтому вонь стояла ужасная, белые потеки везде по территории возле бараков.

Детей поступало много, и каждый из них рассказывал свою историю о том, как попал в это место. Одна история была страшнее другой. Поэтому, поняв, чему я должен быть благодарен, я расстроился. Я знал, что ждет всех этих детей. Я прожил здесь четыре года, но моя мама жива, и она приезжала ко мне и заберет меня буквально через пару дней домой. А слушая истории новеньких, я понимал, что уже никто и никогда их не навестит, и мечтать, что родители их заберут, они не смогут. У них забрали даже эти мечты.

Когда мама меня забрала, она уже занимала должность завуча младших классов, вела свой класс начальной школы и все так же преподавала литературу в старших. В первой половине дня обучала малышей, а во второй – старшеклассников, плюс занималась организационной работой школы.

Я проснулся, когда еще было темно на улице, и снова закрыл глаза. Не поверил, что рядом нет еще ста девяноста девяти кроватей и что рядом спит мама. Закрыл их и на мгновение затаил дыхание, боясь, что все исчезнет, когда их снова открою. Я так много раз мечтал о том, как проснусь не в бараке, а рядом с ней, что сейчас, когда оказался далеко от колонии, не поверил в это. Посчитав до десяти про себя, неспешно открыл сначала один глаз, потом второй. Все осталось на месте: и комната не исчезла, и моя мама, проснувшись, смотрела на меня глазами, полными любви. Кажется, она тоже готова была зажмуриться, не веря в то, что я рядом. Никто и никогда не смотрел на меня так, как она. В этом взгляде любовь, надежда и вера перемешались в одно целое, он словно окутывал меня в безопасный кокон. Я обнял ее, перед этим все же ущипнув себя довольно больно за ногу.

Жили мы в одном из кабинетов школы. Два из них выделили под жилье для учителей. В каждом разместилось от восьми до десяти человек. Вместо стен перегородками служили географические карты на подставках. Но коллектив был дружный, и все обрадовались, когда Анастасия Михайловна познакомила их со мной. Все радостно приветствовали, говорили, что мама обо мне много рассказывала, и подарили в день приезда книгу и конфеты. Неужели эти подарки никто не отберет? Я по привычке конфеты спрятал под матрас, а книгу положил за пазуху.

Освоился на новом месте очень быстро. Воссоединился с мамой, когда была пора летних каникул, и теперь гонял в селе и по рощам целыми днями. Теперь я по-настоящему свободен! Это ни с чем не сравнимое чувство, когда ты из года в год живешь одной только мечтой, и вот она осуществилась. Для меня небо стало более голубое, трава зеленее, все вокруг стало ярче, мир поражал и ослеплял своими красками. А воздух какой! Дышал, громко втягивая воздух носом и не мог надышаться.

В первый же день приезда подружился с местными ребятами. Узнав, что я не умею плавать, сразу решили это исправить.

– Это не важко. Мы все не умели плавать, а зараз спокийно переплываем ричку, – сказал Петро.

Он был самым старшим среди местных ребят, ему было двенадцать лет. Жил с матерью в одном из сельских домов и учился в школе. Моя мама была его первой учительницей в младших классах. У них в семье было трое детей, но два брата не перенесли голода, хотя отец и мать отдавали детям последнее, не ели сами. Но в живых остались только он – средний ребенок и мать, отец умер от тифа вскоре за детьми. Петя был высокого роста, поэтому именно за ним все дети двора признали старшинство. Говор у моего нового приятеля интересный был. Поначалу я не все понимал, что он говорит мне. Но быстро разобрался. Часть слов была на русском, часть – на украинском, а третью часть – и вовсе, кажется, он сам придумал.

Петька хорошо учился, несмотря на то, что часто пропускал школу по семейным обстоятельствам – помогал матери. Она болела после голодомора и очень тяжело перенесла потерю детей и мужа. Часто сидела, не двигаясь и не разговаривая много часов, смотря в одну точку. Петя говорил, что потом это состояние проходило, и она снова становилась прежней, ходила на работу на маслоперерабатывающий завод, ругала сына за непослушание или гонялась за ним по двору, когда он в очередной раз порвал штаны. С одеждой тогда совсем плохо было. У всех – всего по одному: одни штаны на зиму и лето, одна рубаха, одни ботинки всесезонные. А Петька умудрялся свои штаны рвать по нескольку раз в неделю, на них от этого живого места не было. Это была одна большая заплатка, а не брюки. Он был фантазером и мечтателем. Все дети всегда ждали его появления во дворе, знали, если Петро пришел, значит, сейчас начнется игра. Он много читал книг, любил приключенческие романы. А говор свой не менял, видя в этом, кажется, свою индивидуальность.

Когда мы познакомились, он очень обрадовался, узнав, что я тоже очень люблю читать. Мы подолгу с ним болтали и придумывали истории и игры.

– Айда на ричку!

Петька побежал, и все ребята за ним гурьбой, я тоже старался не отставать. Подбежали к реке, один из ребят отвязал лодку.

– Сидай.

Я послушно залез в лодку и сел на доску внутри нее, рядом сел еще один парень, а напротив – Петька на веслах. Ловко и быстро доплыв до середины реки, он достал весла из уключин и положил в лодку. Приключения я очень любил, а на лодке до этого ни разу не катался. Необычно покачивало, и стоять было в ней сложно, приходилось держать равновесие.

– Савва, дай мне руки, а ты, – обратился ко второму мальчишке, – бери его за ноги.

Я покорно отдался им в руки.

– Раз, два, три, – скомандовал Петро.

Считая, они меня раскачивали, и на счет «три» я, подлетев в воздухе, погрузился в воду. Инстинктивно я начал барахтаться в воде руками и ногами. Вода попала в уши, я совсем не слышал, что кричали мне мои тренеры по плаванию. Нос болел оттого, что был полон воды. Я начал погружаться на дно. Петька дал мне немного уйти под воду из его поля зрения, а после прыгнул в воду, и они втащили меня в лодку. Я даже не понял, как в ней оказался, и продолжал, словно маленькая собачонка, плыть, размахивая руками и ногами.

– Все гарно. Зараз отдохнешь и повторим. Тебе понравится. Сам потом будешь просить подбросить тебя. От побачиш! А плавать так учат всех, – мой новый друг одобрительно похлопал меня по плечу.

«Я попрошу? Они что, ненормальные что ли?» Я совсем не был рад тому, что согласился учиться плавать. Совсем, оказалось, неприятное занятие – это плавание. Вода была везде. Я никогда сразу столько воды не пил. Живот булькал, как полный бутыль с водой. Нос не дышал, казалось, он увеличился в размерах и вот-вот лопнет. Я ничего не слышал, уши тоже были полны воды. В голову как будто насыпали песка, и при каждом движении ею он пересыпался внутри. Но Петька сказал, что бросать обучение нельзя, нужно обязательно довести дело до конца, научиться сегодня плавать.

– Раз, два, три, плыви! – и снова. – Раз, два, три, плыви!

К вечеру я поплыл. Не поверите, но мне понравилось, правда, сил не было совсем. Я еле приволок ноги домой. И, не поужинав, просто упал на кровать лицом вниз и уснул. Мокрый, грязный, но довольный. Я умею плавать!

Ребята не обманули. Плавать – это действительно безумно весело. Столько интересного связано с рекой, а без умения плавать все это недоступно. Спустя неделю я плавал не хуже моих новых друзей: и на спине, и кролем, и брассом, и нырял, доставая со дна песок.

– Завтра покажем тебе кое-что, – сказал Петька, когда посмотрел, как я резвился в воде спустя неделю. – Туды ходять только проверенные пацаны, а ты, бачу, хоробрый.