– Терентий, – проговорил больной, слегка улыбнувшись лишь уголком рта на одну сторону, видимо, зная, как его имя действует на женский пол.

И был прав: Янина улыбнулась и сразу же покраснела. Записав дату рождения, поняла, что они ровесники.

В госпитале Терентий пролежал около трех месяцев. Больше всего пострадала правая нога. Ходил он плохо и только при помощи костылей. Все это время Янина заходила к нему в палату по поводу и без него. Все переживала: вдруг ему стало хуже, а ее рядом не было в этот момент.

Когда Янина шла по коридору с книгами в руках, а не как обычно с медицинскими картами, все больные знали, что пора идти в палату № 3. Так образовался негласный книжный клуб. Но спешила Янина лишь к одному слушателю, с которым у нее оказались одинаковые предпочтения в литературе. Ольга Феликсовна располагала большой библиотекой с хорошей и интересной подборкой различных авторов. Когда палата наполнялась слушателями, Янина раскрывала книгу, и начинался литературный вечер. Но свободного времени у нее обычно было немного, на небольшой рассказ, одну главу романа или несколько стихов, и снова пора бежать работать или учиться. И вот наступил тот день, которого Янина больше всего боялась.

– Меня выписывают завтра, – Терентий стоял перед девушкой невысокого роста в белом халате и говорил, смотря ей прямо в глаза. – Я очень благодарен Вам за свое спасение и за заботу. Другие медсестры поговаривают, что я обязан Вам жизнью, – он ненадолго замолчал.

«Мы больше не увидимся, – пронеслось у нее в голове. – Это последний день, который мы проведем вместе».

– Янина, я хочу сделать Вам предложение. Выходите за меня.

– Да, – ответила девушка, ни секунды не задумываясь. Она смотрела снизу вверх на высокого молодого человека. Не веря своему счастью, привстала на носочки, чтобы оказаться ближе к его красивому лицу. Закрыла глаза и поцеловала Терентия в губы.

И вот день, наступление которого она больше всего боялась, принес ей несказанное счастье.

– Ольга Феликсовна, мне сделали предложение, и я его приняла, – с искрящимися глазами, держа за руки приемную мать, проговорила Янина. После разговора с Терентием она поспешила поделиться радостной новостью с самым близким человеком.

– Ну, слава Богу. Надеюсь, сейчас меня никто кроме тебя не слышит? – шутливо озираясь, проговорила Ольга Феликсовна. – А то вера нынче не в почете.

– Терентий – прекрасный человек, он Вам понравится, – продолжила Янина.

Ольга Феликсовна удивленно и немного непонимающе взглянула на дочку.

– Я понимаю, что сначала нужно было спросить и посоветоваться с Вами, – начала оправдываться Янина, – но все произошло так быстро.

– Да уж быстро, но это твоя жизнь, и то, как и с кем ты ее проживешь, решать исключительно тебе самой. Прошли времена подбора пары для своих детей.

В тот день Ольга Феликсовна пришла домой рано, чего обычно с ней не случалось. Муж сразу же забеспокоился, ведь это так не похоже на его жену.

– Дорогая, ты приболела? – спросил, выйдя в коридор из комнаты.

– Со мной как раз все хорошо. Он совсем ей не пара, – сетовала Ольга Феликсовна мужу. – Костя, ты бы его видел, он такой надменный. У меня и в мыслях не было, что наша Яночка ему приглянется. Он самовлюбленный нарцисс. Недосмотрела я, не уследила, – причитала, почти плача, Ольга Феликсовна. – Кирилл Эдуардович – такой замечательный человек, так нежно ухаживал, а она выбрала первого встречного. Нет, ну он, конечно, красив, как Бог, но внутри, кажется, человек с гнильцой.

– Вот поэтому-то раньше и решали родители, за кого замуж выходить и на ком жениться, потому что малы, импульсивны и глупы дети. Мы старше, нам виднее, – спокойно и монотонно, в своей манере, проговорил муж.

– Я не могу с ней так поступить, не имею на это права. И потом, может он действительно неплохой человек, и, узнав его получше, мы изменим свое мнение.

– Тогда пусть все идет своим чередом, – высказал свое мнение по этому поводу супруг.

Янина светилась от счастья.

– Мне кажется, у меня выросли крылья. Это и есть счастье? – спросила она Ольгу Феликсовну после росписи.

– Для меня счастье – это когда я вижу тебя такой и знаю, что у тебя все хорошо, – ответила Ольга Феликсовна.

Пока Терентий находился на больничном, молодожены жили во второй комнате у приемных родителей Янины. Когда военная комиссия признала его снова пригодным к службе, вернулся в военное училище в казарму. Теперь их встречи были очень редкими, лишь в часы увольнительных. Но скучать Янина не успевала, дни летели, словно осенние листья, подхваченные ветром. В госпитале много работы, в институте сессия, свободного времени совсем не было, поэтому соскучиться по Терентию не успевала.

Прибежав с института, Янина собиралась в госпиталь и услышала, как кто-то пришел к Ольге Феликсовне.

– А кто приходил? – спросила Янина, выйдя в коридор квартиры и застегивая сумочку.

– Яночка, скажи мне, пожалуйста, а что вы с Терентием решили насчет детей? – задала странный вопрос Ольга Феликсовна, держа в руках конверт.

– Рано нам об этом думать. Я учусь, Терентий тоже. Сначала учеба.

– Понятно, – немного растягивая слово, проговорила Ольга Феликсовна.

– А почему Вы об этом спрашиваете?

– Только что приходила бывшая жена Терентия с сыном.

Янина так и замерла, услышав это. Он никогда ей об этом не говорил: ни о жене, ни о сыне. «Не говорил, значит, мне это знать не полагается, – подумала Янина. – Сейчас мы так мало времени проводим вместе, что говорить о неприятных ему вещах незачем. Захочет, сам расскажет». И никогда об этом не спросила. Она всегда чувствовала, о чем лучше с ним не говорить, какие темы не обсуждать.

Факультетский сын. Так меня называли среди студентов, я был единственным ребенком, имеющим привилегию жить в общежитии, поэтому баловали меня все.

Пока был мал, хлопот доставлял немного. Точнее, заботы были в основном со стиркой. Вначале комната, в которой жила мама и ее девять подруг, наполнилась веревками, которые были причудливо натянуты от стены к стене в хаотичном порядке. На них постоянно висели и сохли мои пеленки, чуть позже добавились ползунки.

По мере моего роста эта небольшая комната с пятью кроватями наполнялась все новыми и новыми моими атрибутами. Через несколько месяцев от рождения меня уже нельзя было оставить на кровати без присмотра. Ребята с курса придумали, как быть. Пробравшись внутрь женского общежития через комнату Зинки, смастерили для меня манеж. Они раздобыли где-то два гамака, которыми обтянули одну из кроватей, и опасность моего падения была устранена.

К годику под кроватью вместе с корытом для стирки и моего купания красовался эмалированный голубенький горшочек с крышечкой. Его предназначение мне объясняли всем общежитием, потому что стирка и глажка, думаю, утомила всех. Теперь с появлением горшка образовался небольшой просвет в пеленках, которые вывешивали. Но забот добавилось. Я пошел и заговорил. Пол походил на минное поле. Все несли мне всё, что, по их мнению, могло бы стать игрушкой, а я радостно разбрасывал это по комнате. Ночью, после смены, добраться тихонько до своей кровати никто не мог: срабатывали мои игрушки-ловушки. Но ни одна из жительниц комнаты ни разу не возмутилась. Каждую ночь схема была одна и та же: темная комната, кто-то крадется к кровати на цыпочках, шум от падения, смех девушек, мой плач, а потом снова меня убаюкивают.

В 1933 году Анастасия закончила филологический факультет и получила назначение на работу учителя в Рашевскую среднюю школу, на западе Украины. Попрощавшись с подругами, которых также направили преподавать в другие районы страны, мама взяла меня за руку, и мы двинулись в путь.

В кабинет к директору мама зашла почти сразу, как приехала в земскую школу. Выпускаясь из института, Анастасия очень просила руководство деканата распределить ее в Херсонскую область, поближе к родным, но получила отказ, и отправили ее «куда требует Родина».