Орки как раз закончили работать в шахтах. Повинуясь заранее отданному приказу, они вернулись к некроманту и замерли в мертвой неподвижности, ожидая дальнейших распоряжений.
Адриан поморщился. Все его существо восставало против того, что должно было произойти, но это было необходимо. С тяжким вздохом он махнул рукой в сторону отдельно лежащей кучи мифрилового крошева, которую специально не стали паковать, и буквально выдавил:
- Это разобрать по заплечным сумкам и надеть на себя.
Орки молча выполнили команду.
- А теперь вперед бодрым маршем на Мордор. Неприметно, по ночам, обходя дороги и населенные пункты стороной. С периодичностью раз-два в день делать короткие привалы и разбивать стоянки с кострами. Та-а-ак… первый ряд – два шага вперед, – орки и гоблины повиновались. – Вы – устроите сражение где-нибудь на территории Рохана. Вроде как не поделили добычу или что-нибудь такое. Мешки с мифрилом у скольких? Руки поднимите. Трое? Два пусть свои кому-нибудь из третьей линии передадут, а из оставшегося ты, ты и ты возьмите по горсти: засунете в кошели. Та-а-ак… теперь второй ряд – шаг вперед. Вы доберетесь до Минас Моргула. Вот ты, – он указал на особенно мощного орка, – где-нибудь в Эфель Дуате устроишь обвал, завалив остальных, которые станут ждать на горной тропе. Сам же сорвешься со скалы чуть дальше. Через день-два пути. Сколько у вас мешков с мифрилом? Пять? Нет, так не пойдет. Оставим два. Остальные отдайте третьей линии. Что? Там уже все с мешками? Тогда четвертой или пятой. Закончили. Тогда первые две линии отойдите в сторону, разберемся с оставшимися. Ваша задача – дойти до Мертвых топей, зайти в самую глубь и там, покрутившись, как будто сбились с пути, потопнуть. Теперь… Вперед пусть выйдут те, кто без мифрила. Подойдите к мешкам и возьмите себе по два-три куска породы. Ты, ты и ты – устроите сражение на выходе из Мории. Биться до «смерти» – я запущу ваши процессы так, чтобы кровь еще день-два не свернулась. Вы пятеро – отколетесь от команды и пойдете к Ортханку. “Убиться” за день-два до него…
Раздав указы и по карте сверив, что все всё поняли верно, он распустил свою армию, настроив контроль над состоянием их организмов так, что стоит мертвецу выполнить последнюю команду, его тело, лишившись подпитки, вернется в обычное состояние. Для стороннего наблюдателя именно этот момент покажется моментом смерти: кровь вытечет из организма, тело начнет костенеть и появятся следы разложения. За то, что хитрость раскроется, Адриан не опасался: ощутить следы его магии мог бы лишь другой некромант и то в ближайшие день-два после окончания действия чар, вероятность чего была крайне низкой. Но даже если бы такой гипотетический умелец нашелся, еще менее вероятным было то, что он поделится своими выводами с гномами или эльфами.
Олень терпеливо ждал у подножия гор.
- Да уж, – проворчал Адриан. После того, как ему пришлось расстаться с целой кучей крайне ценной руды, которая уже была в его руках, настроение некроманта было похоронным. – Хорошо еще, что тут каменистая почва и твои следы нас почти не демаскируют. Вот отъедем на расстояние в дневной переход, я еще пошаманю и дождичком последние улики уничтожу. Пускай потом ищут ветра в поле.
Родная башня встретила злым, как тысяча чертей Кирином, развесистой паутиной, пылью и оглушающей тишиной. Чувствуя какое-то мстительное удовлетворение, Адриан отрядил с десяток призраков на уборку и отправился мириться с обиженным компаньоном, который успел потоптаться на туше осевшего мертвым грузом оленя и превратить ее в склизкую вонючую массу.
- Молодец, – язвительно похвалил его Адриан. – А убирать все это кто будет, ты об этом подумал? Я? Нет уж, родной: я-то в башню уйду, а ты можешь оставаться в приятной компании.
К’яард стойко транслировал свое возмущение поведением друга, и некромант, смягчившись, пояснил:
- Мы бы отстали и успели лишь к шапочному разбору. И потом, ничего интересного в эльфийских землях нет. Одни эльфы. Тебе же они не нравятся, как и мне, помнишь? И разумеется, полет на орлах не идет ни в какое сравнение с нашим обычным походом: холодно, ветер продувает до костей, а в воздухе болтает так, что постоянно приходится волевыми усилиями заглатывать подступающую к горлу пищу обратно в желудок. А эта туша? Серьезно, Кирин? Ты же чуешь, как она воняет? А мне пришлось ехать на этом неделями! Сейчас ощущаю себя одним из оживших трупов. Зачем тогда я туда сунулся? Митрандира бросать было жалко. Это мне с нашим новым посохом там дел на полчаса, а сами они могли серьезно пострадать. Когда это я стал таким слюнтяем? Не смешно!
Кирин очень выразительно фыркнул и тряхнул роскошной гривой. Некромант поджал губы и пробурчал:
- Сам до сих пор недоумеваю. Может, это последствия сомнительных ментальных практик? Но это все временное явление. Теперь, когда мы снова предоставлены сами себе, все вернется в нормальное, рабочее состояние.
Прозвучало почему-то глухо и неубедительно. Помолчав, Адриан пнул каменную стену и вернулся в башню, громко хлопнув дверью. Сейчас, когда рядом не было никого, перед кем стоило держать лицо, он мог быть любым – вздорным, склочным, мелочным, резким, депрессивным и подавленным. Если раньше его силы поддерживала цель – добыть мифрил, вернуться домой – то теперь, когда все было выполнено и он остался наедине с собой, неудобные, старательно задвигаемые мысли лезли наружу.
- Вот почему я ненавижу всех этих людей-гномов-эльфов-хоббитов-бородатых комбинаторов и идейных борцов за мир и гармонию! – в сердцах выдал он, постояв в темном коридоре. – Я-то среди них каким боком затесался?! А-а-а, к Морготу все! Кирин, пошли, чем похвастаюсь? – снова выглянув за дверь, искусительным тоном протянул он: – Зачарованные цацки из мифрила в гриву и накладки на когти хочешь? Что, заинтересовался? А будешь меня еще подкалывать и останешься на бобах.
Несмотря на то, что добытые сокровища (мифрил и черепа кузнецов) буквально жгли руки, волевым усилием некромант заставил себя закопать их в сумку поглубже и постараться забыть о них на ближайшие несколько лет. Перестраховка в этом деле лишней не будет.
Уборка тоже не заняла много времени, и вскоре дом вернул себе жилую атмосферу и уют, а сам маг погрузился в привычную, любимую рутину. Он разбирал походную сумку (первым делом вернув черепа из коллекции на их персональные стеллажи), занимался исследованием свойств шкуры, слюны и черепов глубинных хищников, устраивал себе гастрономические вечера, отправлялся в короткие вылазки за подошедшими к концу специями и расходниками для различных составов, читал… А еще осторожно, подходами переосмысливал накопленный за время похода опыт, старательно отгоняя призрак одиночества, безмолвной тенью следующий по пятам. Нервность и вспыльчивость, которые он поначалу списывал на тяготы и лишения, не проходили, трансформировавшись во что-то вроде пока едва заметной черной дыры где-то в области солнечного сплетения, затягивающей в себя все чувства, оставляя лишь могильный, стылый холод и апатию. Привычные занятия и развлечения не радовали, став вдруг пустыми и плоскими. «Зачем все это? – зудела на границе восприятия непрошенная, нежеланные мысли. – Для чего я существую? Что оставлю после себя? Кому я буду нужен? Кто вспомнит обо мне через год, два… сто лет?» От них становилось тошно.
К концу второго месяца Адриан поймал себя на желании бросить все и навестить Ортханк. Причем, как бы печально это ни прозвучало, не только ради того, чтобы закрепить за собой эту крепость, но и предвидя визит в нее Теодена с сыном и Эомером, стоит ему там объявиться. Ему хотелось… живого общения? А еще оттаскать за бороду Митрандира, который всю эту кашу и заварил.
Скрипнув зубами, Адриан в очередной раз повторил мантру-самовнушение «Я – бессердечный, хладнокровный, эгоистичный некромант, которому не нужно рядом ничье присутствие и который наслаждается уединением и тишиной», когда сработавшая от расставленных на подступах к башне менгиров сигнальная сеть оповестила о нарушении границ разумным.
