Жена Ховсюкова, Вера, тоже вместо него мечтала видеть в мужьях красавца из последнего телесериала. Но приходилось сожительствовать с Ховсюковым на совместной жилплощади, да и к тому же, он, худо-бедно, но все, же приносил зарплату.

Ховсюков трижды менял работу, сменил три жены, но все равно они оказывались не те, а других, так и не было…

Однажды в понедельник – сменил место жительство и уехал жить заграницу в Англию, потому что там, как казалось по телевизору, все те, и других не надо. Но через месяц понял, что и там все не то, все не те, а других нету. И борщ не тот, и водка там – не та, и даже язык у них – не тот.

Он снова вернулся в свой Низкохребетный переулок, к прежней жене, Вере, которая, хоть, и не та, но, зато пекла вкусные пирожки, которые так там печь не могут.

Устроился на прежнюю работу, правда, его должность уже занимала длинноногая блондинка, а других вакансий не было, кроме, техника по безопасности кондиционеров. Он согласился и на эту ставку, раз других не было.

Через неделю, кондиционер перегорел, а других не было…

У каждого из нас, своя справедливость. И чтобы ни говорили философы, авторы всяких учений, каждый справедливость понимает по-своему. Справедливо это то, когда ему хорошо, и лучше, чем соседу. И, если раньше, во времена всеобщего социализма, «справедливость» пытались разделить поровну на всех, построив ровными рядами, как солдат в строю под барабанный бой, то сейчас справедливость брошена на произвол самотек рыночной стихии. Кто ее поймает за хвост, то и прав. В огромном мегаполисе люди с трудом делили справедливости по квадратным метрам. Ситуация складывалась, как на коммунальной кухне, где каждая хозяйка была, по – своему, права. Порой справедливость провозглашали индивидуально, с помощью кулака или травматического пистолета. И потому криминальная сводка города кишела жертвами самостийной справедливости. Нередко парад самопровозглашенных автономных справедливостей блокировал улицы и дороги, как транспортные пробки» в час пик» на Садовом кольце, где не работал светофор, и каждый видел только собственный зеленый свет.

Справедливость предпринимателя Гены Заболдуева расплескивалась комфортом симфонической музыки по салону «Бентли», который он приобрел несколько недель назад за счет своего здоровья, наглости и смекалки, присвоив бюджетные деньги, предназначенные для строительства дороги в областном центре, там, где он в свое время работал в банке. А теперь он возглавлял, через подставное лицо, гражданскую жену Марину, важный столичный банк, который прокручивал бюджетные деньги. Он очень грамотно прокрутил миллионы рублей, выжав из них излишки, как из сыра воду. «Излишки» отправил в оффшоры, а все остальное перевел на свой счет в Цюрихе, инсценировав налет на инкассаторов. Деньги работали на скупке недвижимости в Греции и продаже разведенного бензина в Подмосковье, где он имел несколько своих точек по паспортам подставных лиц, которые уже давно отдыхают от мирской суеты на разных кладбищах. Еще, он строил гостиницу в районе «золотого кольца». Все было справедливо, с его точки зрения. Он достоин шикарной иномарки, виллы на Рублевке. Все это досталось ему ценой двух инфарктов, инсультом на нервной почве и отсутствием эрекции по ночам. В результате не мог пить дорогих коньяков, не использовать красивых баб по назначению. А их, как назло, в его офисах, как птичек около кормушки. И все не прочь вступить с ним в интимную связь, но его любовный инструмент, как ружье, без пороха, давно уже не стреляет.

– «Всех девчонок сокращать придется, и менять их на компьютерную сеть с роботами, это для меня дешевле, а значить справедливее, – думал он.

Он мчался по «ленинградке» в ночной вип-клуб «Орфей-икс».

Вырвался из «пробки», и помчался к ночному клубу, на Солянку. Там у него была назначена встреча с представителем Госдумы, который обещал ему продать мандат депутата в партийном списке. И это справедливо, пора уже политический вес зарабатывать, не век же ему от прокуратуры и налоговых инспекторов прятаться. Да и стриптезерша с этого клуба приглянулась, она умела, как-то, возбуждать притухшие желания, садясь ему на колени и вытаскивая зубами из его бумажника «баксы».

Едва он вышел из кабины, как сзади обрушился тяжелый удар по затылку. У Заболдуева потемнело в глазах, но он быстро собрался в пружину, и, выхватив из бокового кармана травматический пистолет, резко обернувшись, увидел скуластое лицо с небритой черной щетиной и безжалостные бесцветные глаза, отсвечивающие холодным лезвием тесака. Выстрелить он не успел, нападающий ударил его еще раз в висок свинцовой рукояткой ножа. Больше он ничего не помнил.

Аслан отбросил тело ногой, как мешок с опилками, и запрыгнул за руль заветного «Бентли», как когда-то, его прадед, на тонконогого чужого жеребца, угнанного из табуна с горных пастбищ, помчался по извилистым московским переулкам. Он дождался, благодаря Аллаху, своей справедливости. Он пас этот «Бентли» уже вторую неделю, следуя за ним по пятам на не приметной «шестерке», с тонированными стеклами, и заляпанным грязью подмосковным номером. И, вот, подстерег его у ночного клуба «Орфей-икс». Не хотел он бить этого пузыря, но тот сам напросился, зачем он хотел изломать его справедливость. Ведь за угон этой машины ему обещали деньги, много денег, чтобы он смог построить дом в селении Верхний Алтуд, потому, что его Мадина должна скоро родить ему сына-джигита, и он ей за это сделает подарок – двухэтажный кирпичный дом, с цинковой крышей, газовым отоплением и высоким железным забором. Как у соседа Ахмеда, который людьми торгует. Аслан людьми не торгует, он торгует модными машинами. Рискует жизнью, разгадывает коды сигнализации, как кибернетик какой-то, а пузыри, не обеднеют, им одним «бентли» больше, или меньше…

Он выскочил окольными путями на кольцевую и помчался в деревню в Тверской области. Обогнул встречный пост ГИБДД, готовый взметнуться ракетой от погони. Но, видимо, еще, туда тревоги не поступило.

В Виденевке, в условном домике, его должен ждать Ибрагим, чтобы спрятать «бентли», а потом перегнать машину на Кавказ. Он даст ему денег, много денег, которых хватит, чтобы рассчитаться с долгами, и построить дом в Верхнем Алтуде.

Справедливости смешались, и топтались на пяточке, в центре Москвы. Им было тесно, как автомобилям в пробке.

Ибрагим был доволен, хвалил Аслана, но денег не дал. Сказал приехать за деньгами завтра, в кафе «Чинар», неподалеку от Ногинска.

– Заказчик не обналичил их еще в «евро». Все будет справедливо, – говорил ему хитрый Ибрагим, щедро угощая его анашой и водкой…

У каждого своя справедливость, Ибрагим обещал ему новые заказы, которые будут щедро оплачены, так, что на три дома хватит.

Аслан приехал в «Чинар» на час раньше, и нетерпеливо ждал у входа, сидя в кабине заляпанных «жигулях», угнанных недавно у пенсионера алкоголика в Балашихе. Ровно в 11, он сел за столик у окна, и заказал, как договорились, две порции шашлыка и графин коньяка «Дербент». Но никто не пришел. Не в одиннадцать, ни в двенадцать. Шашлык остыл, коньяк выдохся. Мобильник Ибрагима, почему-то, не работал. Противный бабий голос, словно издеваясь, твердил ему, что абонент не доступен. Наконец, он понял, что его «кинули». Несправедливо и подло, как лоха на вокзале. Задыхаясь от ярости, одним глотком выпил коньяк из графина, и, не закусив, выбросив остывший шашлык бездомным псам, дежурившим у входа, вышел из кафе.

Ибрагим зря его обидел. Плохо он знал Аслана. Своих обидчиков он достанет из-под земли, и перережет горло, как баранам. Он подошел к «шестерке», дернул дверь. Больше ничего не помнил. Оглушительный взрыв подбросил, и швырнул его на землю. Очнулся от боли в животе. Сжал зубы и простонал.

Над головой белый потолок, и лицо в белой маске. Неужели в раю, у Аллаха, – подумал Аслан, наконец-то, закончил он свой земной путь, тяжелый и не очень для него радостный…