В переходах подземки я проходил на ощупь,

Переходы подземки ладоней помнить не станут.

Скажи мне, пожалуйста, где мы теряем сердце?

Я все шел по осколкам, пытаясь его найти.

Мне пришлось дышать, потому что здесь некуда деться,

Но забыл, что мы там, где кончаются все пути.

Знаешь, я не писал в блокнотах.

Потому что все это так сильно мозолит глаза.

И знаешь, меня все же разъел мой город,

На который ночами надвинется сверху гроза.

Белые лилии памятью тлеют на снежном насте.

Легион возвратится в родные промерзшие земли.

Между всполохов битв пламя жизни в глазах угаснет,

И нас нежно окутает холодом лютой метели.

Моя кровь окропила бы всю чистоту этих фьордов,

Я сердце отдал бы за то, чтоб принять эту стужу.

И меж полей брани, как по небесной хорде,

Мы долго скитались, устав не слагать оружий.

Не помни, родная, не пой нам печальной саги.

Я что-то пытался увидеть в этих краях,

Но я даже не знаю, где наши тела закопали.

Небо дышит туманом на вересковых полях.

Где-то там потерялась любовь на холодных скалах.

Только сердце остынет где-нибудь точно не там.

И сколько бы саг ты земле о нас ни рассказала,

Все равно здесь колосья отхлещут по нашим щитам.

Под тягостным трупом мечты

Забей, здесь вся наша кровь разлилась акварелью.

Слилась в никуда, став участью сточных канав.

Пищевая цепочка, а мы в ней голодные звенья.

Я сросся со стенами клетки, все растеряв.

Отхаркнута с легких, стекает венозная щелочь.

И с рук все не смоешь, их до конца опустив.

Эхом дождей крик утопших попросит помощь,

И мы потеряем друг друга, в туманы себя отпустив.

Скажи, увидим ли мы за забором бездонное море?

Мое тело распятым лежит на кресте баррикад.

В бесконечной войне, бесконечной войне с собою

Я погибшим остался, в числе этих многих ребят.

Я знал имена их, и знал, что у нас мало шансов.

Когда нет ничего, у себя оставался лишь ты.

Ничего нас не ждет, мы за это хотели драться.

И поднимемся ль снова под тягостным трупом мечты?

Зачем ты тенью тянешь руки из прошлого

Скверной этой шутки, я не улыбаюсь нарочно.

Мне холодно и жутко, но я шагаю дорожкой

Кривой до конечной неизвестной маршрутки.

Поставив жизнь на автономный режим,

И абонент уже давно не абонент.

Ты хоть по сотне полок все порядком разложи,

В библиотеке этой моей книги нет.

И никогда и не было.

Все только чтобы просто доиграть.

Ты можешь гвоздем в гроб себе забить победы,

Ведь только свою смерть ты и умеешь создавать.

Так что плевать, мне незачем уже кричать из преисподней.

Ведь я здесь знаю сотню старых добрых лиц,

Как принтер знает сотню старых копий,

Которые в артерию впились.

Под вечер разбудит порывистый северный ветер.

Мы дети, что переиграли больными на улице,

Растворившись ночною тенью, и наш свет незаметен.

Наше небо бездонно, тротила хранит килотонны

И бесконечно хмурится.

Оно нас до сих пор не простило.

И грузом Атланта снова нам давит на плечи,

Когда здесь ничего не вечно.

Рассмотри в полусонных глазах,

Все то, что они отразят – было ли это красивым?

Я себя разменял на участь в печальных снах.

Луна – ты небесная стерва.

Я отдам тебе последние силы,

Все то, что я пороком клеймил в листах.

Но тебе все равно, ведь ты ничего не просила.

Ты уронишь мне в душу слова, чтобы я опознал

Этот труп – часть меня. Потому-то они и не живы.

Не жги мне глаза рассветом пустого дня.

Я отдал тебе свое время, безбожно его растранжирил.

Утром снова отчалит паром, но опять без меня.

Пускай

За невинной улыбкой будет на хрип изрываться тоска.

Давай

Я ослаблю ошейник, и черти меня разорвут по кускам.

Смотри –

Это чудо, клянусь, бессчетное чудо света.

Прости,

Мы все корм, нас не жалко, и я всегда помнил об этом.

Я знал,

Мы сложим ладони в нашей порочной молитве.

Назад

Не хочу возвращаться, гуляя по лезвию бритвы.

Скажи,

Я так долго бежал, чтоб потом обессиленно пасть?

Во лжи

Все сгорало под нами, даже уже не дымясь.

Прости,

Нас сожрали, себя соберу из того, что осталось.

Пусти

Меня к выходу, может там жизнь потерялась.

Давай ты мысленно мне выстрелишь в висок,

Ведь я не знал, что жил на самом деле.

И этот лайнер увезет с остатком все,

Что оставалось ценным в моем теле.

Унылая дуга нейронных волн,

Такая тусклая в сравнении с цветом радуг,

Оставит на асфальте мрачный тон,

Такой неяркий. Может, так и надо.

И чудеса в коробках от таблеток

Боготворить в коробках из бетона

Достанется всем нам, и мы об этом

Забыть желая, не пророним слова.

Как от картонки оторву кусок надежды

В этом пропащем, странном, душном мире.

Он обязательно размокнет даже прежде,

Чем с этой осенью вернется холод ливней.

Я говорил уже о том, как Солнце умерло.

По его ровной линии пульса ты можешь найти

Все отсылки и хроники, как по аллеям Бунина.

Важно ли это? Не знаю, мы сбились с пути.

Моя память об этом выжжена черными пятнами.

Тот автограф последний ожогом остыл на руках.

Смесь разбитых сердец и детских улыбок натянутых

Нас зимою холодной укутает в солнечный прах.

Дай мне просто забыть и просто стать частью пепла.

Нас кремирует пламя этой чужой войны.

На сожженных листках наши жизни истерлись где-то.

Я закрою глаза, ничего в них не видишь ты.

Реквием звездам сыграй, нас не будут слушать.

Этот вопль порежет мне слух, он не был по мечте.

Я всегда задыхался внутри, но шагнув наружу,

Постепенно додумал, что тоже теперь нигде.

Где-то тихая пристань, куда не доплыть,

И меня вновь кидает от шторма к шторму.

По рукам вяжет с берегом скальная нить,

И, прикрыв глаза, разобьюсь о волны.

Льет из рации шелест пустого эфира,

Ты всю жизнь его потреблял запоем.

И внутри вязкой пленкой его глицерина

Оседает в легких тоска прибоя.

Полумесяц луны протыкает звезды,

И приносит их в жертву, как просто символ.

Миллиардам шрамам на небе роздан

Свет холодный, но их так и не воскресили.

Мы точим клыки, чтобы были острее.

Лишь бы видеть глазами, куда дальше плыть,

Так жадно впиваясь в небесную шею.

Потому что мы тоже боимся остыть.