Видимо, моя возня привлекла чьё-то внимание. Внизу, от лестницы, послышалось: «Кто там, наверху? Грегори, это ты?» – и я узнал голос Дженнифер. Меньше всего мне сейчас хотелось скандалить с ней, поэтому я замер, чувствуя, как сердце бьётся где-то в районе горла.
Подниматься она не стала, но я решил перестраховаться и выждал ещё минут десять, прежде чем спуститься. Вышел из дома я тем же способом, что и вошёл – через заднюю дверь, стараясь не топать утеплёнными тимберлендами.
Меня охватило нетерпение. Едва прогрев мотор, я медленно выехал из гаража и буквально прокрался мимо ярко освещённого дома. На мгновение почудилось, что кто-то стоит у кухонного окна, расплющив лицо о стекло и беззвучно шевеля губами.
Когда я выезжал на федеральную трассу, ожил телефон в кармане аляски. Не останавливаясь, я отклонил звонок и увеличил скорость.
В салоне старого доджа было холодно, но моё тело защищала тёплая куртка, а душу грело предвкушение встречи с новыми друзьями. Я сам не понимал, отчего тянул столько времени. Вспомнят ли они меня, обрадуются ли? Сколько собраний АННП прошло без моего участия?
За время болезни я частенько искал в интернете любые упоминания о забавной аббревиатуре, но не нашёл ровным счётом ничего. Ни в социальных сетях, ни на форумах не было никакой информации.
Врубив местное радио, я мчался вперёд среди кружения лёгких снежинок. Дорога была пуста, сквозь рваные клочья облаков проглядывал тонкий серпик.
Когда послышался шум волн, я немного запаниковал и сбавил скорость. На миг даже показалось, что я забыл путь, но уже через несколько минут свет фар выхватил из темноты искорёженный указатель «К маяку», и я понял – Дом совсем рядом.
Оставив машину, как и прежде, в некотором отдалении, я приблизился к парадному входу. В слабеньком свете юной луны Дом показался мне необитаемым, и впервые меня посетила мысль: «А что, если его обитатели окажутся не так уж и рады непрошеному визитёру? В конце концов, что я о них знаю?» Вспомнилось настораживающее предостережение Вебстера, который советовал не доверять безоглядно всему, что мне говорят.
Задрав голову, я осматривал здание, в надежде обнаружить признаки жизни. Когда я немного обошёл Дом по периметру, то заметил в боковом окне яркий свет и, присмотревшись, расплывчатые движущиеся тени.
Это придало мне смелости, но, проболев столько времени, я боялся, что обитатели Дома позабыли обо мне, поэтому подходил к двери с мучительным чувством. Сначала мой робкий стук остался без внимания. Выждав, я снова постучал – на этот раз послышались чьи-то торопливые шаги, и в ту же секунду дверь распахнулась.
На пороге стояла Марина в лёгком платье без рукавов. Растерявшись, не зная, что сказать ей, я по-дурацки развёл руками, и мы оба рассмеялись.
– Вот это сюрприз! А мы уже решили, Грегори, что вы и думать про нас забыли. Проходите скорее внутрь, не стойте на ветру, – самую чуточку насмешливо сказала она, но я видел, чувствовал её искреннюю радость от встречи.
Зябко передёрнув обнажёнными плечами, она обхватила их худенькими руками. Серебряные браслеты на её запястьях мелодично зазвенели, и этот звук вызвал у меня странное щемящее чувство – как в детстве, когда взлетаешь на карусели, замирая от восторга, или смотришь любимый фильм, в конце которого герой погибает.
Марина отступила чуть в сторону, и, проходя мимо неё, я снова ощутил ароматы корицы и апельсиновой кожуры.
– К ужину вы опоздали, Глория уже всё убрала и вымыла посуду, но Вебстер, думаю, нальёт вам стаканчик, чтобы вы согрелись.
– Нет, нет, только не это, – взмолился я шёпотом, – второй раз мне такое не пережить!
Марина по-детски прыснула, но, моментально приняв серьёзный вид, прошептала с нарочитой строгостью:
– Сами виноваты, знаете ли! Вас предупреждали.
Откуда-то из глубины Дома послышался хриплый голос Глории:
– Марина, детка, это Томас вернулся? Он купил хлопья к завтраку?
– Нет, это кое-кто другой, но ты будешь рада! – Марина повесила мою куртку в шкаф и заговорщически мне подмигнула: – Приехал один из твоих поклонников, и он утверждает, что не может тебя забыть!
Через несколько секунд в холл рысцой вбежала Глория в мешковатом джинсовом комбинезоне и с мокрым полотенцем на плече.
– Ох ты ж! А я, как назло, не при параде! – и она изящным движением погладила бритый череп, делая вид, что поправляет причёску.
– Да бросьте, Глория, вы прекрасны даже в костюме техасского фермера из глубинки, – смеясь, произнёс я вполне искренне.
Ласковый приём, который мне оказали, и удивил, и обрадовал меня. И Марина, и Глория вели себя так, словно мы были знакомы целую вечность. Иронизируя друг над другом, они посмеивались и надо мной, но в этом не было ничего обидного, только проявление дружеского расположения и симпатии.
Вскоре к нам присоединился Вебстер. Когда он вошёл, Марина тихо произнесла:
– А вот и мистер Ворчун к нам пожаловал.
Я вопросительно посмотрел на неё, но она с улыбкой махнула рукой, а Глория наклонилась к моему уху и свистящим театральным шёпотом пояснила:
– Они не разговаривают со вчерашнего вечера. Рассорились в пух и прах на почве различного восприятия поэзии. Мы с Томасом, если честно, со дня на день ожидаем перестрелку. Вилки, ножи и двуручную пилу я уже спрятала.
– Да хватит уже! Трещишь, как хвост гремучей змеи, – скривился Вебстер, пожимая мне руку: – Просто кто-то о себе чересчур много воображает, вот и всё, – пояснил он неопределённо.
Марина поморщилась, но промолчала. На её щеках заалели два крохотных пятна, и она принялась суетливыми движениями разглаживать подол длинного платья из золотистой материи.
– Пойдём, поможешь, – лаконично произнёс Вебстер, обращаясь ко мне.
Пока мы собирали растопку (среди предполагаемых дров, к моему удивлению, был разрубленный на части старый стул и пара досок с гвоздями) и разжигали камин, он молчал, ни о чём не спрашивая. Но когда огонь мало-помалу разгорелся, Вебстер угрюмо посмотрел на меня и негромко спросил:
– Чего приехал-то? В Марину влюбился? Или в Глорию?
– В обеих сразу, – рассмеялся я от неожиданности и наглости вопроса.
– Помнишь, о чём я тебя предупреждал? – он продолжал смотреть на меня тяжёлым взглядом, но мне порядком надоели и неуместная таинственность его слов, и демонстративная угрюмость.
– Нет, забыл уже, – ответил я не слишком вежливо, глядя ему в глаза.
Выдержав паузу, Вебстер вяло пожал плечами и пробормотал:
– Ну, не жалуйся потом, что тебя не предупреждали.
…Кто вперёд быстрее мчится,
в подземелье очутится.
Слова из детской считалки неизвестно почему отозвались во мне смутной тревогой. Они будто заставляли меня вспомнить что-то необычайно важное, но на ум ничего не приходило, кроме следующей строчки:
Там поднимется вода,
и утонешь навсегда.
Громкий стук в дверь избавил меня от назойливо теснящихся в голове мыслей. Томас приветствовал моё появление значительно более радушно, чем Вебстер, и смутное беспокойство, вызванное глупыми детскими стишками, быстро испарилось.
Пройдя в гостиную в чём был, в тёплой парке синего цвета и вязаной шапке, Томас, увидев меня, вскинул брови в радостном изумлении:
– Вот это да! А я думаю, чьи это следы у крыльца? А это Диккинс к нам пожаловал! Да ещё одетый – в свитере, в ботинках… Ну, чудеса!
Его рукопожатие было крепким и энергичным, глаза светились искренним дружеским расположением. Вообще, если не брать во внимание странное и не очень-то гостеприимное поведение Вебстера, то можно считать, что мои новые знакомые приняли меня как старинного приятеля, вернувшегося из далёкого путешествия.
В тот вечер меня согревал не столько жар огня в камине, сколько атмосфера неподдельного и внимательного участия. Сам от себя не ожидая, я в порыве откровенности рассказал всем о вечеринке Дженнифер, с которой сбежал, и о своре двуличных честолюбцев, увязших в иллюзии собственного всевластия.