Несмотря на то что ее сердце так громко стучало в ушах, что не слышно было криков какаду над головой, Элис заставила себя бежать – мимо сарая отца и розария матери, пока не пересекла двор. На линии, где заканчивался их участок и начинались тростниковые поля, она остановилась. Земляная тропинка уходила между зелеными стеблями далеко, насколько хватало глаз.

В конечном счете Элис даже удивилась, как легко она пошла на то, что ей всегда запрещали. Ей лишь нужно было сделать шаг. Первый. Потом второй.

Элис шла так долго и была уже так далеко, что она начала задаваться вопросом, не окажется ли она в другой стране, когда выберется из зарослей сахарного тростника. Может быть, она дойдет до Европы и сядет на один из тех поездов, что мчатся сквозь снежные просторы в маминых рассказах. Но когда она достигла края поля, ее открытие было даже лучше: она стояла на пересечении улиц посреди города.

Она заслонила рукой глаза от солнца. Так много цвета и движения, шума и суеты. Легковушки и грузовики фермеров приезжают на перекресток и покидают его, машины сигналят, фермеры, высунув из окон загорелые локти, приветственно поднимают натруженные руки, когда проезжают мимо друг друга.

Элис приметила на улице магазин с большой витриной, полной свежего хлеба и глазированных пирожных. «Кондитерская», – догадалась она, вспомнив одну из своих книжек с картинками. У этой на входе висела бисерная штора. Снаружи, под полосатым тентом, в беспорядке громоздились столы и стулья, на каждой клетчатой скатерти стояло по вазе с ярким цветком. У Элис потекли слюнки. Как бы ей хотелось, чтобы мама сейчас была рядом.

По обеим сторонам пекарни витрины обещали женам фермеров полное погружение в жизнь в стиле «Космополитан»: новые чайные платья с зауженной талией, большие шляпы с широкими мягкими полями, сумочки с кистями и туфли на каблуке-рюмочке. Элис пошевелила пальцами в сандалиях. Она никогда не видела, чтобы мама носила нечто похожее на то, что было на манекенах в витринах. У матери был только один наряд, который она надевала, когда отправлялась в город: бордового цвета платье из полиэстера с длинными рукавами и желто-коричневые балетки. В остальное время она носила просторные хлопковые платья, которые сама шила, и, как и дочь, ходила босиком.

Элис перевела взгляд на перекресток, где молодая женщина и девочка ждали, когда загорится зеленый свет для пешеходов. Женщина держала девочку за руку, перекинув через плечо ее розовый рюкзачок. На девочке были блестящие черные туфли и белые носки с оборочками, а ее волосы были заплетены в две аккуратные косички с одинаковыми лентами. Элис не могла оторвать взгляда. Когда светофор переключился, они перешли через дорогу, раздвинули бисерную штору кондитерской и скрылись внутри. Вскоре они вышли, держа в руках густые молочные коктейли и большие куски торта. Они сели за тот стол, который и Элис выбрала бы, – на нем стояла до боли жизнерадостная желтая гербера. Они отхлебывали из своих стаканов и улыбались друг другу из-под молочных усов.

Солнце давило на Элис. Глаза болели от яркого света. Когда она уже готова была сдаться и развернуться, чтобы побежать обратно домой, Элис увидела надпись на резном каменном фасаде здания напротив:

Она ахнула и побежала к светофору. Она настойчиво нажимала на кнопку, как это делала та девочка, пока не загорелся зеленый свет и движение не остановилось. Тогда она перебежала через дорогу и, минуя тяжелые двери, ворвалась в библиотеку.

В фойе она согнулась пополам, переводя дыхание. Прохладный воздух остудил ее разгоряченную потную кожу. Пульс стал медленнее барабанить в ушах. Она отбросила волосы с обгоревшего на солнце лба, а вместе с ними и мысли о женщине, девочке и их жизнерадостной желтой гербере. Элис хотела поправить платье, но поняла, что его на ней не было: она все еще была в ночнушке. Забыла переодеться, когда убегала из дома. Не зная, что делать и куда идти, Элис осталась стоять на месте, щипля свои запястья, пока на коже не появились ссадины; боль снаружи смягчала острые чувства, наполнявшие ее изнутри, которые она не могла понять. Только когда перед глазами у нее поплыли разноцветные круги, она оставила запястья в покое.

Пройдя через фойе на цыпочках, Элис попала в главный зал библиотеки, который раскрывался перед ней вширь и ввысь. Ее внимание привлек свет, струившийся сверху через витражные окна: там девочка в красной шапочке брела через лес. Другая девочка мчалась в карете, оставив позади брошенный хрустальный башмачок. Маленькая русалочка смотрела с тоской на человека на берегу. Элис охватил восторг.

– Чем могу помочь?

Элис перевела взгляд от окон вниз, в направлении, откуда раздался вопрос. За восьмигранным столом сидела женщина с пышной копной волос и широкой улыбкой. Элис все так же на цыпочках приблизилась к ней.

– О, здесь совсем не обязательно ходить на цыпочках, – сказала женщина со смешком; когда она смеялась, то слегка фыркала. – Я бы и дня здесь не продержалась, если б мне надо было все время быть настолько тихой. Меня зовут Салли. Кажется, я тебя здесь раньше не видела. – Глаза Салли напомнили Элис море в солнечный день. – Так ведь? – спросила она.

Элис кивнула.

– Ну надо же, как здорово. Новый друг! – Салли хлопнула в ладоши.

Ее ногти были нежно-розового цвета, как морская раковина изнутри. Повисла пауза.

– А как тебя зовут? – спросила наконец Салли.

Элис бросила на нее застенчивый взгляд из-под ресниц.

– О, не смущайся. Библиотека – гостеприимное место. Здесь всем рады.

– Я Элис, – пробормотала девочка.

– Элис?

– Элис Харт.

Странное выражение мелькнуло на лице Салли. Она кашлянула.

– Что ж, Элис Харт, – воскликнула она, – какое волшебное имя! Добро пожаловать. Я с удовольствием все тебе тут покажу.

Ее взгляд пробежал по ночнушке Элис, затем вернулся к ее лицу:

– Ты сегодня здесь с мамой или папой? – Элис покачала головой. – Понятно. Скажи, Элис, сколько тебе лет?

Щеки Элис вспыхнули. В конце концов она показала пять растопыренных пальцев на одной руке и большой и указательный пальцы на другой.

– Подумать только, Элис. Семь лет – это самый подходящий возраст, чтобы завести свою собственную библиотечную карточку.

Элис вскинула голову.

– О, ты только посмотри! Из твоего лица выпрыгивают солнечные зайчики, – подмигнула Салли.

Элис дотронулась кончиками пальцев до своих горящих щек. Солнечные зайчики!

– Сейчас достану тебе бланк, и мы вместе его заполним, – Салли наклонилась и пожала руку Элис, – но сначала скажи, нет ли у тебя вопросов?

Элис задумалась, а потом кивнула.

– Есть. Вы не могли бы, пожалуйста, показать мне сад, где растут книги?

Элис облегченно улыбнулась; голос сумел высыпать слова, как семена из стручка. Салли сперва непонимающе воззрилась на Элис, а потом сдавленно захихикала, не в силах сдержать смех.

– Элис, я с тобой умру от смеха. Чую, мы поладим.

Очень смутившись, Элис только улыбнулась.

Следующие полчаса Салли водила Элис по библиотеке, объясняя, что книги живут не в саду, а на полках. Ряды и ряды историй взывали к Элис. Так много книг. Через некоторое время Элис устроилась в большом мягком кресле возле одной из полок, и Салли предоставила ее самой себе.

– Осмотрись тут и выбери несколько книжек, которые тебе понравятся. Если понадоблюсь, я буду вон там, – Салли указала в сторону своего стола.

Элис, уже с книгой на коленях, кивнула.

Руки Салли дрожали, когда она поднимала телефонную трубку. Пока она набирала номер участка, она наклонилась вперед, чтобы увериться, что Элис не пошла за ней, но та все еще сидела в кресле, поношенные носы сандалий торчали из-под грязного подола ночнушки. Параллельно Салли возилась с библиотечным бланком Элис и охнула, порезавшись бумагой. К глазам подступили слезы, когда она высасывала кровь из пальца. Элис была дочерью Клема Харта. Она выкинула это имя из головы и плотнее прижала к уху телефонную трубку. Возьми трубку. Возьми трубку. Возьми трубку. Наконец ее муж ответил.