Я на ослабевших ногах вернулась на два шага и плюхнулась на стул. Я боялась его сейчас.
Аркадий Иванович кашлянул, сказав потом:
— Ненормальный… теперь точно перелом.
Папа молча сделал звук в телевизоре громче. Показывали видеосъемку того первого дня выставки. Притихшие посетители и вцепившаяся в Ярослава сестра. Судорожно рисующий меня Антонио и я, замершая и пожирающая его глазами.
Ярослав глухо застонал и выскочил из гостиной. А события на экране развивались. Я встала, медленно пошла на выход, мой воздушный поцелуй Антонио. Камера обводит всех. Ярослав, кинувшийся за мной и остановившийся у входа. Удар по стене кулаком. Сестра возле него. Захлебывающийся комментариями ведущий передачи. Что-то о русских женщинах, сенсации, просьбе помочь в поисках красавицы и прочая чушь.
Папа прокашлялся.
— Африканские страсти. Ну, учитывая происхождение… Мать, как хорошо, что я не разбудил этого в тебе. Ты меня вполне устраиваешь в человеческом облике. Арина, все это действительно драматично, а так же прекрасно и страшно одновременно — мебель сломана. Боюсь, что и рука тоже. Там повторно травмировано. Нужен осмотр травматолога, а лучше — рентген.
Аркадий, что выросло, то выросло и это теперь нужно снова как-то прятать. Что будем делать? Вопрос времени стоит остро. Шумиха большая, это же краса и гордость русского народа… Это достояние нации, скорее всего, не собираются отдавать проклятым империалистам. Нужно принимать срочные меры.
— Папа, пожалуйста, кончай хохмить. Аркадий Иванович, извините меня за этот стриптиз. Я сожалею — накипело, знаете ли.
Он покачал головой.
— Действительно — страсти иномирные. В короли ему еще рано — выдержки маловато. Арина, все очень серьезно. Сейчас они просто раскачиваются. Потом начнут препарировать. Кто ты — выяснят быстро. Отзовутся те же однокурсники. А потом начнут просто зарабатывать деньги на теме. Вытащат то, что ты мать-одиночка, будут охотиться за фото Славки. Будут обвинять в корысти и черт знает в чем. У них есть съемка того, как ты ожидала именно его.
— У меня не было этого чертового пригласительного. Просто хотела попросить провести. Кто, как не хозяин выставки, смог бы это сделать? Просто не пришлось просить.
— Дело не в этом. Нужно переждать все эти ток-шоу и выступления анатомов и психологов. Я не понимаю, отчего вообще все это получило такой резонанс? С чего сенсация? Ты очень красивая девушка, но не до такой же степени?
Послышался голос мамы. Она стояла со Славкой на руках у двери.
— Я думаю, что дело не только в красоте. Тот художник… это было, и правда, как гипноз. Он своим восхищением и всем поведением поднял ее на недосягаемую высоту. Это одномоментный пиар. А она нечаянно подыграла ему, проникшись его романтическим настроением. Это, как игра талантливых актеров — им поверили. А они верили друг другу. Арина правильно сказала — повышенное внимание к ней из-за его внимания.
Папа вышел посмотреть, где Ярослав и проверить его руку. Аркадий Иванович сюсюкал с мелкой, сидящей на руках у мамы. Мелкая пыталась схватить его за нос. Я потеряно водила рукой по сломанному столу.
— Он вчера показал руку врачу? Он всегда такой бешеный?
— Не замечал, пока не начались его проблемы с тобой. Вы уж определитесь как-то между собой. А то страшно рядом находиться. Между вами искрит. Ладно, Виктория Львовна, пойду я заберу Ромэо да поедем домой. Он опять сегодня проведет ночь под холодным душем. Решай, Ариша, быстрей про доступ к телу, мучается же мужик. Мебель, опять же…
— Непременно. Я рада, что вам всем весело.
Он хохотнул и вышел. Сумасшедший день, ненормальный и так и закончившийся ничем.
Их машина давно уехала. Папа объявил, что под вопросом перелом пятой пястной кости. Они поехали в травму.
Этой ночью Славка дала нам концерт. Лезли сразу два зуба. Мы с мамой как будто и сменяли друг друга, но все равно было не уснуть. Поэтому утро встретили в детской — одна на кровати, другая с мелкой на руках. Под утро она успокоилась — то ли подействовало обезболивание, то ли само попустило, но она уснула. А мы поползли вниз на кухню, чтобы выпить кофе.
По нашей с мамой просьбе у нас уже сутки не было повара. Женщина готовила теперь в городской квартире хозяев. В ресторанное обслуживание мы уже наигрались, поняли, что это спец. обслуживание не является обязательным условием проживания здесь. Поэтому попросили разрешить готовить самим, поскольку я уже потихоньку могла заниматься ребенком, щадя плечо, а мама на стенку лезла от безделья. Папа был не против.
Так что сейчас на кухне было пусто и тихо. Кофейный автомат тихо щелкал, а мы ждали, глядя на него и зевая по очереди. Папа еще спал. Он, бедный наш, кажется, отсыпался здесь за всю свою жизнь. Мама поставила чашки с кофе на стол, подсунула ко мне сахар и спросила:
— Так что ты решила? Едем домой, в Италию или все же дашь шанс Ярославу?
— Мам, сейчас даже думать не хочется ни о чем, не то что решать. До поезда еще есть время… В Италию вряд ли. Стремно что-то. Слишком много патетики, боюсь, что не смогу соответствовать. Все же я земная женщина, а не муза. Опять же — проклятое университетское прошлое. Увлекусь, могу и выразиться ненароком. Разочарую… И язык учить придется, а у меня с этим — сама знаешь… Да и вообще… Наверное, все-таки домой. Меня не ищут, хотели бы — за три года нашли бы. Дома хорошо… Восстановлюсь на заочном. Ты ж посидишь с мелкой, пока сессия?
А Ярослав… Наговорить можно многое. Тут имеет место уязвленное самолюбие и нереализованное желание. А любовь… вот это их искусственное чувство, вызванное поцелуем, страшная штука, мама. Совершенно не зная человека так прикипеть к нему — это ненормально, что бы там ни рассказывал Мир. Так хотеть, так зависеть, умирать в его руках и потеряв его. Если бы это проснулось тогда в Ярославе — выжить без меня он бы не смог. Я тогда откликнулась, но не так, как с Миром, а по земному, нормально. Так что это не любовь у него. Пройдет, как мы уедем. Найдет себе кого-нибудь, как ни больно говорить об этом, находил же до этого. Страшнее, если я поверю и доверюсь, а он добьется своего и успокоится, по привычке уйдя в загул. А я, кажется, люблю его, я просто не выживу. Боюсь.
— Ты тогда и не успела почувствовать ничего — тебя больно ударили с этим спором. И с Миром — там было еще и ожерелье. А у Ярослава наше, земное воспитание, заставляющее держать себя в руках на людях. Откуда ты знаешь, что творилось с ним, когда ты тогда пропала? Конечно, могли временно помочь и заменители, суррогат, но очевидно ненадолго, раз он так и не забыл тебя и зовет до сих пор. Когда принимают такие решения, на догадки полагаться нельзя. Тебя вылечил тогда Мир. И от первой любви, и от обиды… А теперь ты опять боишься поцеловать его? Я не понимаю. Это же прояснит все, ты выяснишь…
— Мама, да мне не надо прояснять ничего. Я все и так знаю. А он в любом случае вцепится, как клещ… Не надо, мама. Не хочу сейчас…Спать хочу. Кто первый идет — ты или я?
Первой пошла мама, а я приготовила обед. Кормила папу, занялась потом дочкой. Когда мама вышла и отпустила меня, я уже порядком устала и сразу пошлепала наверх. И спала, когда папа растормошил меня и сказал, что позвонил Аркадий Иванович и велел в семнадцать часов обязательно смотреть местный прямой эфир. В чем дело, он не объяснил.
В прямом эфире давал интервью Ярослав. Я посмотрела на папу:
— Что это? Ты знаешь? Он сказал?
Он покачал головой и приложил палец к губам. Тихо подошла и села рядом мама. А ведущий продолжал:
— Вы согласились дать интервью. Почему?
— Чтобы защитить интересы своей семьи. Нам с женой не нравится вся эта шумиха, что поднялась вокруг нее. Я пришел сказать, что женщина, так заинтересовавшая журналистов — моя жена Арина.
— Вы ничего не напутали? Незнакомка назвалась Арианной.
— Это ее второе, родовое имя. Так принято было у них в семье — старинные дворянские традиции.