— Мам, зато я жива.

— Если всю жизнь так жить… Хотя да, оно конечно, согласна.

А потом объявили конкурс на проект небольшой пристройки к санаторию. Я прочитала об этом в местной газете. И решила рискнуть. Даже если не выиграю, то повышу свой уровень, хоть немного буду занята тем, что мне нравится. Для того, чтобы узнать особенности этой работы, нужно было идти к заказчику. Я оставила маму с Мирой и пошла, договорившись предварительно о встрече. Мне просто не повезло или это невезение было уже закономерным? Двое молодых мужчин выдали мне уже распечатанными все требуемые параметры заказа. А дальше все пошло предсказуемо.

Если бы еще он был один, а то включился момент состязательности, или что еще? Меня буквально не отпускали домой. Вежливые, потом твердые и уверенные отговорки не принимались во внимание. Ребята были, скорее всего, с тем самым лихим прошлым — лексикон, раскованность, то как они обращались ко мне… Я поняла, что влипла, испугалась и сорвалась — откровенно нахамила, послала. Дверь заперли, и я запаниковала по-настоящему. Когда один из них подошел ко мне, рванулась из его рук, схватила каменный письменный прибор, стоявший на столе, и бросила в окно, закричав и призывая на помощь.

Там много чего потом было, в том числе и разбитый нос мой и свидетельские показания в полицейском участке. Того, кто хватал меня, задержали, потом выпустили и мне начали поступать угрозы. Требовали, чтобы я забрала заявление, а когда я просто не успела этого сделать, на пустом повороте улицы по пути к магазину в плечо мне вогнали нож.

Я почти не помнила, как это случилось. Тихие шаги сзади, уже за спиной, рывок, потом как будто вспышка перед глазами от боли… Все обставили, как ограбление — исчез кошелек. В нем было тысяча двести тридцать рублей.

Когда я пришла в себя после операции, со мной сидел папа. Я смотрела на него и с жалостью думала, сколько же им пришлось пережить из-за меня, из-за красоты этой проклятой. Почему я не могу жить как человек, просто пройти по улице, чтобы не приставали? Учиться в университете, чтобы не ненавидели. Просто жить, чтобы про меня все забыли…

Папа увидел, что я очнулась, и дал попить воды из стакана через трубочку. Спокойно сказал:

— Пей, не экономь — у тебя катетер. Наркоз паршивый, долго ты не выходила… как бы не было последствий. Арина, можешь проклинать, можешь ругать — я не справляюсь. Чтобы дать тебе возможность нормально жить, к тебе нужно приставить охранное агентство. Иначе так и просидишь всю жизнь за забором. Я испугался, дочка. Мать сейчас с мелкой, страшно оставлять их, а мне нужно работать. Ухода нормального за тобой не будет, даже если заплатить — люди здесь очень любят деньги, большие деньги… привыкли к ним — курортный город, что ты хочешь? Хороший катетер и тот пришлось самому искать по аптекам. Я звонил Аркадию Ивановичу. Уедем мы отсюда. Просил его помочь нам уехать, прикрыть от братков этих. Домой поедем. Я сказал ему, что тот счет не трогал, пусть закроет. Деньги на переезд есть, немного, но хватит. Просто боюсь, что тебя не выпустят, сделают что-то кому-то из семьи. И тебе бы охрану. Ты понимаешь меня? Или еще наркоз действует? Подождать надо было?

— Понимаю, — прошептала я тихонько. Громко говорить, напрягая грудную клетку, было больно.

— Вот так как-то. Думаю, что на днях кто-то приедет. Я просил у него охранника, лучше женщину, в идеале с медицинским образованием. Это пока все, что нам нужно. Сейчас взял дни за свой счет, посижу с тобой, а потом с мамой — соберемся потихоньку. Спи, глаза слипаются — вижу. Синяк не сошел у тебя… Попьешь еще? Наркоз сушит, — тихо говорил он, гладя меня по голове.

Я не осуждала и не проклинала его, просто не пришло такое в голову. Сколько еще бедному папе, да и маме тоже, тащить на своем горбу мои не проходящие проблемы? Пусть им помогут хоть немного. Это вполне посильная помощь для Аркадия Ивановича. Просто отдать распоряжение. Даже какие-то деньги, потраченные на такую помощь, будут для него мизерными.

Мелькнула мысль, что может примчаться Ярослав, но я тогда так обидела его — вряд ли. Да и отец его вряд ли скажет ему, тоже должен щадить своего ребенка. Сколько можно тянуться этой истории? Да и орала я тогда, как умалишенная, припадочная… Сейчас вспоминала и становилось невыносимо стыдно из-за этого.

Когда полностью отошла от наркоза, то поняла, что не так уж мне и плохо. Плечо, конечно, болело, но не так уж смертельно. Я даже встать хотела, но папа сказал, что нельзя пока и нужно лежать — может закружиться голова. И руку теперь долго придется носить на перевязи.

Мы оба понимали, что убивать меня не хотели, а хотели только запугать, сделать послушной. У меня было сейчас время подумать обо всем — об этом случае и вообще… Вся история моей жизни, за редкими исключениями, была какой-то в общем плане безрадостной, что ли? Или мало радостной… Казалось бы — любящие родители, относительный достаток в семье, мозги есть — училась неплохо, специальность выбрала по душе, внешность не подкачала, а вот как-то через одно место все получается.

И родители из-за меня мотаются по свету и страдают, и учебу я бросила, и личная жизнь в глубокой… депрессии, ребенок растет без отца. Я несчастна вопреки всему и это как-то странно. Казалось бы — люди бывают счастливыми вопреки всему, а тут совсем все наоборот. Порча на мне, что ли? Или проклятие того мира…?

Нападение случилось около двенадцати дня. Потом шла операция. Потом я отходила от нее. Разговор с папой был ближе к вечеру, я долго не спала, обдумывая все, а под утро меня разбудили голоса. Я не выспалась и медленно возвращалась к реальности, не понимая — то ли еще сплю, то ли нет.

Папа разговаривал с Аркадием Ивановичем. Они сидели на соседней койке, где папа спал до этого и тихо бубнили. Я мутными глазами смотрела на них, пытаясь быстрее очухаться и понять, о чем у них идет разговор. Они увидели, что я проснулась. Посетитель обратился ко мне:

— Здравствуй, Арина Лескаева. Что-то у тебя все не слава Богу, девочка. Что так-то, а?

— Да вот только сама думала об этом почти всю ночь, — хрипло прокаркала я и осторожно прокашлялась.

— Я взял на себя смелость и принял решение за вас всех, Арина. Мои люди сейчас помогают твоей маме собрать самые необходимые вещи. Сейчас твой отец напишет заявление об увольнении с работы. Я дождусь прихода лечащего врача и выясню, разрешена ли транспортировка тебя самолетом. Виктор вот говорит, что нужно написать отказ от госпитализации. Вопрос с полицией я тоже решу, когда начнется рабочий день. Думаю, что за полдня мы управимся. Потом уложим тебя на носилки и отправим вместе со всей семьей в Санкт-Петербург на частном самолете.

— У вас и самолет есть?

— У моего хорошего знакомого. И самолет хороший, не переживай за безопасность. Как ты относишься ко всему этому?

— Нормально отношусь. Папа хоть отдохнет немного от всего этого дурдома. Он уже с ног валится и от моих проблем, и от своей работы.

Папа пытался возражать. Получалось неубедительно.

— Только я не поняла, или вы не сказали — а куда мы потом? Когда прилетим?

— А потом вы в мой дом в пригороде. Там нет никого, мы зимой живем в городской квартире. Сейчас там включили отопление по полной, делают уборку, готовят вам комнаты и еду. За тобой будет ухаживать отец, делать перевязки и что необходимо. Хирург тоже будет приезжать. Познакомитесь с ним в аэропорту, он проедет с нами и уже в доме осмотрит тебя. Виктор Александрович говорит, что ранение не очень опасное.

И у него, в свою очередь, будет время помочь мне. Это наши мужские дела, Арина. А ты выздоровеешь, потом уже решите всей семьей, куда наступать дальше. Рядом большой город, проблем с трудоустройством для твоего отца не будет. А пока устроишь себе небольшой отпуск, да, Виктор? Как будто все объяснил, тебе все ясно, Арина?

— Вы просто разжевали все, Аркадий Иванович — тупой поймет.

— Ну и отлично. Я сейчас проеду к дому, посмотрю что там и как. К тому времени, когда появится лечащий врач, буду уже здесь.