И тогда Белль могла бы получить все книги, какие только захочет, и никто не будет смотреть на нее как на странную девицу, ведь в больших городах и своих чудаков хватает. А вдруг какой-то богатый дворянин увидит изобретение отца, распознает его гений и проспонсирует дальнейшую работу?.. И заберет отца и Белль отсюда, точно фея-крестная, и введет их в мир образования, науки и людей, близких им по духу. Они стали бы частью всех тех чудес, которые сулил нынешний век, и навсегда уехали бы из этого провинциального городка с его дурацкими свадебными церемониями, на которые она не соглашалась.

Белль порадовалась, что отца сейчас здесь нет и он всего этого не видел. Он не рассердился бы так сильно, как она, но наверняка пришел бы в изрядное замешательство, а от этого никому лучше не стало бы.

Уперевшись подбородком в ладони, она смотрела, как собравшаяся на свадьбу толпа быстро редеет, спасаясь от крепчавшего ветра. Лефу пытался поймать улетевшую розовую ленту, змеей вившуюся среди ветвей и стульев. Через несколько минут горожане разойдутся, но Белль хотелось поскорее спуститься с холма и проскользнуть мимо людей незамеченной, чтобы оказаться в доме до начала грозы. Возможно, ей удастся обойти дом с восточной стороны, пройдя через розарий…

Девушка со вздохом обернулась и посмотрела на красивые розовые и белые точки, пестреющие вдалеке. Со свадебной поляны цветы не видны… Именно из-за них отец все никак не решался покинуть скромный деревенский домик. В глубине души он надеялся, что в один прекрасный день его жена снова придет к своим розам, а также к мужу и дочери.

Возможно, он верил, что если будет заботиться о цветнике, жена вернется.

Вздумай они уехать, как она их найдет?

Морис окружил цветы заботой, устроил специальную систему автоматического полива, и розы цвели даже в самые лютые морозы, однако недавно начали увядать и темнеть.

Белль тяжело вздохнула и поднялась на ноги. Она почти не помнила мать. У нее есть самый лучший в мире отец, а большего ей не надо.

Она бросила последний взгляд на горизонт, грозовые облака и дорогу и вдруг увидела вдалеке какое-то движение.

К дому галопом мчался Филипп, таща за собой повозку.

Вот только отца в ней не было.

Морис и Розалинда сразу же начали жить-поживать душа в душу. Крошечная, но уютная квартирка, в которую они переехали, располагалась на третьем этаже, а сам дом стоял недалеко от дворца, в самом центре фешенебельного, оживленного квартала. Небольшой садик рядом с домом давал Розалинде все необходимое для магических нужд, а Морис договорился с Алариком, что будет и дальше пользоваться горном рядом с комнатой над конюшней, хотя и съехал оттуда.

В первый год совместной жизни молодой четы их квартира полнилась работой и вечеринками, научными спорами, длившимися до поздней ночи, и громкими развеселыми песнями, исследованиями, розами и металлом. Потом молодые немного поуспокоились, и их жилище стало тихим пристанищем, в котором можно спрятаться от мира.

Квартира находилась достаточно высоко над улицей, и, удивительное дело, городской шум в нее не проникал. Случайные прохожие редко заходили в узкий темный переулок за домом, и мало кому вздумалось бы карабкаться по старой деревянной лестнице на третий этаж, хотя друзья знали, как обойти установленную Морисом хитроумную систему сигнализации.

Именно поэтому изобретатель очень удивился и оказался застигнутым врасплох, когда система сработала.

Загромыхали бьющиеся горшки, посыпались на пол осколки, оглушительно затрубил рожок, ему вторил старый аккордеон – словом, оглушительная какофония звуков разрушила сонную тишину сада, распугав птиц и мотыльков.

– Видишь? Я же говорил, что сигнализация пригодится, – обратился Морис к Розалинде и пошел посмотреть, кто это к ним пожаловал.

У него имелись кое-какие соображения относительно двери: на нее можно установить нечто вроде перископа или монокуляра, что позволит обитателям квартиры видеть, кто находится за дверью, при этом, скажем так, не впуская внутрь холодный зимний воздух.

Да… Скажем, трубка с отражателем внутри…

Изобретатель открыл дверь и с удивлением увидел стоявшего на пороге юношу, изрядно напуганного – кажется, малый даже попытался заслониться рукой.

– Привет, – дружелюбно поздоровался Морис. – Моя сигнализация тебя напугала?

Юноша ничего не ответил.

– Потому что я как раз пытаюсь решить, сделать ли ее беззвучной для тех, кто снаружи, чтобы я мог хорошенько их удивить, или оставить как есть, чтобы отпугивать возможных злоумышленников. Что думаешь? Не мог бы ты… О!

Морис вдруг заметил, что именно паренек держит в протянутой руке.

Это был кусок древесного угля. Глянув на перемычку над дверью, изобретатель увидел кое-как накорябанное, незаконченное, довольно грубое слово.

– И что это значит? – поинтересовался он, в первый миг чувствуя скорее удивление, нежели злость.

– Значит, что тут живет могущественная и жуткая ведьма! – дерзко выкрикнул перепуганный юнец, злобно щуря маленькие поросячьи глазки.

– Ох. – По натуре Морис был человеком великодушным и терпимым – качества, которые волей-неволей приобретают почти все путешественники, мечтатели и лудильщики. Однако он не забыл, при каких обстоятельствах познакомился с Розалиндой, как помнил и избитого паренька в тот день, когда любимая предложила ему на ней жениться. – Ах, вот как… И что дальше?

– ОНА ПРЕВРАТИЛА ЧЕЛОВЕКА В СВИНЬЮ! – завопил парень.

– Нет, она всего лишь превратила его нос в поросячий пятачок. А тот тип вел себя очень грубо. А потом она превратила пятачок обратно в нос, так что никто не пострадал.

– ДЬЯВОЛОПОКЛОННИКИ! – выплюнул юнец, повернулся и убежал.

Вздохнув, Морис вернулся в квартиру, закрыл дверь и, подумав, запер ее, чего прежде почти никогда не делал.

Его милая жена полулежала в кресле-качалке, вид у нее был довольный, но усталый; лениво поводя в воздухе мизинцем, она заставила кресло покачиваться, а потом таким же манером заставила ложку перелететь через всю комнату и положить мед в ее чашку с чаем.

– Дорогая, – проговорил Морис, садясь на табуретку, – кажется, у нас возникли непредвиденные осложнения. Какой-то странный малый пытался разукрасить нашу дверь… похоже, хотел написать ругательства про магию.

– Ох уж эти невежественные крестьяне, – устало проворчала Розалинда, прижимая ладонь ко лбу. – Я так от них устала. Они теперь повсюду, а некоторые просто тупые, злобные животные. Я-то думала, все затихнет после того случая с девушкой…

– Это случилось задолго до моего появления здесь, и что-то не похоже, будто страсти утихли. По-моему, тот парень и писать-то толком не умеет. Кажется, кто-то заставил его заучить одну-единственную гадкую фразу.

– Он еще здесь? Где он? – требовательно спросила Розалинда, с трудом пытаясь подняться, и ее щеки раскраснелись.

Морис поскорее взял жену за руку и успокаивающе прошептал:

– Ш-ш-ш. Тебе нельзя волноваться, это вредно и тебе, и ребенку. Уже все хорошо.

Розалинда стиснула его ладонь и поцеловала, потом приложила к округлому животу.

– Ты уверена, что будет девочка? – прошептал он.

– Абсолютно, – кивнула Розалинда, слабо улыбаясь. – Волшебницы в таких вещах разбираются. Не забудь, когда выйдешь сегодня в город, заверни к Вашти. Она отличная повитуха, помогала моей тете, и та в нее прямо-таки влюбилась.

– Обязательно, дорогая. Все что угодно ради тебя и нашей маленькой дочурки.

Однако повитуху Морис не нашел.

Когда он подошел к ее дому, то увидел открытую дверь – довольно зловещий знак.

– Есть здесь кто? – нерешительно позвал Морис.

Подождав несколько секунд и так и не дождавшись ответа, он потянулся к висевшему на поясе ножу.

– Вашти? Эй? Это Морис, муж Розалинды.

Повитуха, конечно, стара, но еще очень бодрая. В глубине души Морис боялся, что обнаружит ее на полу со сломанным ребром или еще более тяжелыми травмами, однако это явно не тот случай.