– Кто? Серега? Сюда, из твоих знакомых, кроме него все равно никто не ходит!

– Да хоть бы и Серега! Мне и его достаточно!

Алиса шлепнула Илью по руке, чтобы прекратить его попытки покушения на надпись.

– Тем более это неправда! – Илья обиженно надулся.

– А мне кажется, что правда. Иначе бы ты так не рвался ее стереть! – девчонка показала ему язык и вновь полюбовалась проделанной работой. Неожиданно где-то на площадке третьего этажа в замке повернулся ключ. Алиса вздрогнула и, бегло взглянув вверх, где на лестнице уже были видны чьи-то ноги в больших ботинках, неожиданно сорвалась с места и убежала вниз.

– Привет, Илюха, – поздоровался дядя Андрей, сосед, с которым отец работал на заводе, – Ты чего здесь делаешь?

Взгляд его скользнул по части стены, которую только что заслоняла спиной подруга мальчика, и брови его нахмурились.

– Стены портишь? Ну, дождись вечера! Все матери твоей расскажу. Стены ведь только покрасили! – все это мужчина говорил, уже спускаясь вниз.

– Но это не я! Это Алиса! – пытался защитить себя Илья, потому что знал, как попадет от матери, если та поверит не ему, а соседу.

– Какая Алиса? Здесь же нет никого, кроме тебя! За свои поступки нужно отвечать!

Дядя Андрей уже скрылся на другом лестничном пролете, а Илья с яростью уставился на ненавистную запись.

На розоватой шершавой стене ключом глубоко и старательно была выцарапана надпись: «Илья + Алиса».

***

Я присел на корточки и провел пальцем по старым буквам. Даже неоднократный ремонт был не помеха глубоким царапинам в штукатурке. Разве что теперь надпись была не настолько глубокой… Все воспоминания о прошлой жизни были какими-то отстраненными, и проступали словно из пелены густого белого тумана, так что теперь я уже и сам не был уверен, кто тогда нацарапал эту надпись. Начать сомневаться в таких простых вещах – совсем не сложно, если на протяжении семи лет все твои воспоминания ставят под сомнения.

Мысленно попрощавшись с воспоминанием, я, больше не останавливаясь, спустился на первый этаж, вышел из подъезда и остановился под козырьком, размышляя, что делать дальше. Щелкнула зажигалка. В темноте заалел огонек сигареты.

Неожиданно домофон запищал, предвещая, что дверь сейчас откроется, но я уже не обращал на это внимания – мало ли кому понадобилось выйти на ночь глядя из дома.

– Ты куришь? – вдруг услышал я грустный голос матери.

– А ты спишь с другим мужиком? – ехидно осведомился я, даже не глядя в ее сторону.

– Илья, он мой муж, – виновато ответила мама.

– Я думал, что мужья знают о наличии детей. Если ты, конечно, все еще считаешь меня своим сыном.

– Не говори глупости! Конечно, ты мой сын… Просто… Он никогда не хотел детей… Я увлеклась… И не рассказала ему ни о чем… Да и что я могла ответить, если бы он спросил, где мой сын сейчас? Пойми ты меня! Он бы просто ушел… Я не могла себе этого позволить.

Посмотрев на мать, я увидел, что в руках она держит небольших размеров спортивную сумку. Одного вопросительного взгляда хватило, чтобы получить ответ, которого я втайне боялся:

– Я здесь собрала твои вещи… Так, по мелочи… Самое нужное. В этой записке – адрес твоего отца, – мама протянула сумку и листок бумаги, сложенный вдвое.

Я забрал вещи и записку, которую не стал читать, выбросил недокуренную сигарету и пристально посмотрел в глаза маме. Если бы сейчас я увидел от нее хоть каплю любви или сожаления, моя решимость бы точно дрогнула. Но увидел я лишь чувство вины за то, что ей приходится так поступать. Она, видимо, и правда не ждала меня – ни сегодня, ни вообще…

– Каково это – продать семью за толстый кошелек? – спросил я насмешливо, и тут же резкая, неожиданная, но, возможно, заслуженная пощечина обожгла щеку.

– Не смей так говорить! Ты не поймешь меня!

– Конечно. Я ж у мамы дурачок.

С этими словами я махнул рукой и ушел. Я шел, не оборачиваясь, несколько кварталов, и только после этого остановился под фонарем и открыл записку.

Хватило одного взгляда на название улицы и номер дома, чтобы какие-то события из прошлого вновь нахлынули на меня, норовя заставить вновь потерять рассудок.

Снова он стоял на кухне с неровно выкрашенными зелеными стенами и пожелтевшими, местами рваными занавесками. Таким давно было место на помойке, но Алиса всегда считала себя выше этого и мало уделяла внимания уюту и порядку в доме. На столе почетное место занимала заполненная окурками пепельница, а рядом приютились две кружки с разводами кофе на стенках. Наверное, им обоим стоило бы меньше курить, да и растворимый дешевый кофе вряд ли приносил организму хоть какую-то пользу. Но на данном этапе жизни курение было последним, что волновало Илью, а тратить моральные силы на очередную борьбу с внутренними демонами не хотелось.

– Мне всего лишь хочется, чтобы ты был рядом, – первой нарушила тишину Алиса и снова щелкнула зажигалкой. В воздухе повис запах ванили, от которого Илью уже начинало подташнивать.

– Я не питаю иллюзий, – сказал он, не оборачиваясь. Он знал, что сейчас встретится с тяжелым взглядом зеленых глаз, и чувство жалости может только усугубить ситуацию. – Если человек думает о тебе, но не идет на сближение – какая разница, думает ли он о тебе вообще? Если человек любил тебя когда-то и перестал – имеет ли значение, как он к тебе сейчас относится?

– Если любил – то «перестать» невозможно. Это навсегда. Это же не курить бросить.

– Да, именно поэтому ты до сих пор не бросила? Но сейчас я не об этом. Знаешь, вот для примера… Совершенно не важно, в каком ты городе живешь, и сколько в нем достопримечательностей. Рано или поздно, при отсутствии лени и наличии интереса, ты обойдешь их все, и смотреть будет уже не на что…

– Ага, пока в Москве обойдешь все достопримечательности, можно и на пенсию собираться, – скептически перебила Алиса.

Илья осекся и с трудом поборол желание поступить как раньше – дать с трудом сдерживаемой агрессии вырваться на волю и начать повышать голос, а точнее – просто орать. Он даже не обернулся, только сжал кулаки и сделал несколько глубоких вдохов.

– Перестань, пожалуйста, перебивать и хотя бы постарайся уловить глубинный смысл, а не поверхностный… – не услышав ответа, он продолжил: – Понимаешь, ты живешь или там, где вынужден, или там, где тебе комфортно. Для кого-то комфорт – это много ночных развлечений, ресторанов, огней, и прочего гламура. Для кого-то – культурные ценности, наличие музеев и галерей. А кто-то ценит надежность, спокойствие и умиротворение. Когда тебе нужно спокойствие, ты никогда не будешь счастлив в многомиллионном муравейнике. Тебя задушит эта атмосфера. Если тебе нужно постоянное движение – тебе не подойдет жизнь в маленьком и тихом городке. И даже если ты каким-то образом сможешь убедить себя, что такая жизнь – это предел твоих мечтаний, рано или поздно тебе просто-напросто захочется куда-нибудь сбежать. Вот только вряд ли ты уже сможешь понять, куда тебе хочется. Мозг может творить чудеса, когда занимается самоубеждением.

– Мы же сейчас не о городах говорим?– задумчиво перебила Алиса.

– Угадала.

– Не держи меня за дуру. Я отлично понимаю, что ты пытаешься мне сказать. У того, что ты ко мне чувствуешь, уже давно истек срок годности? За эти годы ты узнал меня как облупленную и тебе просто неинтересно?

– Почти так. Но я даже не уверен, что чувствую вообще хоть что-то. Я хочу быть честен с тобой, потому что, не смотря ни на что, ты моя самая близкая подруга. И я не совсем уверен, что когда-либо между нами было что-то большее, чем просто дружба. Ты не та, кого я хотел бы видеть рядом с собой. Я старался вытянуть из себя чувства, как мог. Но это не мое счастье. Такое ощущение, что я отнимаю его у кого-то другого, кто этого заслуживает гораздо больше, чем я. Возможно, ты хорошая девушка, но не мне предстоит это осознать, – замолчав, Илья через плечо бросил взгляд на девушку.