В оформлении обложки использована фотография автора.

Выстрел прорезал тишину осенней ночи.

Где-то вдалеке, встревоженные резким шумом, с дерева стаей взлетели в темное небо птицы. Еще некоторое время в звенящей тишине были слышны шорохи крыльев, недовольные вскрики, и шелест листьев покинутого дерева. Довольно быстро над поляной вновь воцарилась тишина.

Я стоял один в целом мире, сузившемся до размеров небольшой прогалины в лесу, и безучастно наблюдал, как надоевший уже за долгие годы моей жизни туман подползает все ближе…

Чего я ждал? Какого-то знамения, небесной кары? Я и сам не знал. Но факт оставался фактом. Небеса не разверзлись, гром не грянул над моей головой, земля не сотряслась, все живое не встрепенулось. Только птицы, недовольные тем, что пришлось покинуть насиженное место, стали невольными свидетелями окончания долгой истории.

«Прощай!» – проговорил я, отведя, наконец, взгляд от молочно-белой завораживающей пелены и поднимая глаза на звезды.

В этот момент одна из точек на небе очертила длинную светящуюся полосу. Откуда-то из детства, из того периода жизни, который отзывался в груди странной режущей болью, вспомнились чьи-то слова, что в этом случае нужно загадать желание. Но на самом деле мало, кто успевает.

Я не собирался ничего загадывать.

Тишина разъедала сознание, не давая собрать образы в голове в какую-нибудь здравую, или хотя бы просто логичную мысль.

Я подошел к ближайшему дереву, единственному, которое еще не поглотил белый туман, и сполз вдоль ствола к холодной земле. Я спокойно закурил, пытаясь найти ответ на вопрос, осталось ли во мне хоть что-то человеческое, или хотя бы живое.

В кромешной тьме осеннего леса, прореженного только бледным светом луны, падающим сквозь листья деревьев, огонек на конце сигареты внушал нелепую надежду.

Надежду, которой не было.

В тот день небо было каким-то по-особенному серым и мрачным. Тучи нависли над городом огромной свинцовой массой, и, казалось, вот-вот обрушатся на землю проливным дождем. Вся природа замерла, ни один лист на деревьях не шевелился из-за отсутствия ветра, а воздух был буквально наэлектризован затянувшимся ожиданием.

– В такой день хозяин собаку из дома не выгонит! – ворчал худенький светловолосый мальчик лет десяти, сидя на табурете в прихожей самой обычной квартиры девяностых годов. Нарочно медленно завязывая шнурки уже потрепанных и практически потерявших форму, но все равно самых любимых кроссовок, он надеялся, что ему удастся дотянуть время до момента, пока не пойдет дождь. И грела его только мысль, что мама не отправит его в магазин, если будет хотя бы небольшая вероятность вымокнуть до нитки.

– Мам, вот если бы у тебя была собака?..

Из кухни, вооружившись самым суровым своим взглядом и уперев руки в бока, вышла мама в кухонном фартуке.

– Илья, если бы у нас была собака, она была бы не у меня, а у тебя, и тебе пришлось бы гулять с ней несколько раз в день. А это чаще, чем раз в неделю сходить в магазин за продуктами. А если ты думаешь, что я передумаю отправлять тебя туда, то ты очень сильно ошибаешься. У меня еда на плите готовится, а тебя оставлять следить – бессмысленно. Ты как всегда убежишь играть, и что-нибудь обязательно выкипит или сгорит. Мы это с тобой уже неоднократно проходили. Поэтому поторапливайся!

– Но мама, ты ведь не будешь спорить…

– Я кому сказала?!

– Сейчас пойдет дождь! – цепляясь за последнюю соломинку, отчаянно выкрикнул Илья, в надежде, что хотя бы этот аргумент заставит маму передумать. Но вместо того, чтобы сжалиться, мама достала с полки увесистый черный зонт-трость с деревянной лакированной ручкой и протянула его сыну. Илья тут же начал кривляться, делая вид, что его торжественно посвящают в рыцари. Поднырнул под воображаемый меч сначала одним плечом, потом вторым, поклонился матери и только после этого принял у нее из рук зонт и выбежал из квартиры.

– Не ёрничай! – крикнула ему вдогонку мама, но по голосу было слышно, что она улыбается.

– Как будто нельзя было зонты меньше придумать. Кто вообще этим занимается? Наказывать нужно таких разработчиков… – ворчал мальчик, медленно и неохотно спускаясь по лестнице подъезда. Наперевес с зонтом, который был действительно великоват для десятилетнего невысокого ребенка, а также со списком продуктов в другой руке, он представлял себя вооруженным и опасным шпионом, о чем и бормотал себе под нос.

– Если на меня сейчас кто-то нападет, я насмерть зачитаю его позициями из этого списка. Зачем столько продуктов? Будто у нас в семье кто-то столько ест. Мама на вечной диете, отец ужинает пивом, а я могу и к Сереге зайти поесть. Экономия же, ну!

Выйдя на улицу, мальчик почувствовал напряжение в воздухе, которое, казалось, можно резать ножом. Захотелось тут же развернуться и пойти обратно, объяснив свой отказ от похода в магазин… ну, например, высоким уровнем опасности в воздухе. Предчувствуя ноющий затылок от маминого воспитательного элемента, Илья все-таки потащился в магазин, останавливаясь чуть ли не на каждом углу, пиная камни и поднимая разные цветные стеклышки, которые могли заинтересовать его лучшего друга Серегу, у которого иногда можно было выменять какую-нибудь безделушку на вполне себе нужную вещицу. Весь секрет успешного обмена заключался только лишь в том, что нравилась Сереге только полнейшая фигня, разумеется, по мнению самого Ильи. Именно поэтому у Ильи дома была целая коробка неоцененных Серегой вещей, таких, как сдутый футбольный мяч, автомат от игрушечного солдатика, несколько горстей разноцветных пулек, и много других сокровищ, которые Илья оберегал от мамы, которая, регулярно наводя уборку, норовила выбросить весь этот хлам.

Список продуктов действительно был весьма объемным. Не желая тратить время и силы на то, чтобы разбираться в мамином почерке, Илья просто вручил исписанный листок тете Вале – приветливой продавщице, которая была в приятельских отношениях с его мамой, и иногда даже бесплатно давала ему конфет. Тетя Валя была солидной по габаритам женщиной, и за долгие годы работы в магазине уже будто срослась с синим фартуком и белым кружевным чепчиком, за которым «взрывом на макаронной фабрике», как говорил папа, торчали кудрявые окрашенные в грязно-желтый цвет волосы. Благодаря объемам женщины, рядом с ней Илья всегда чувствовал себя в безопасности, и любил, когда она приходила в гости. Но сегодня безопасности не ощущалось, и даже добрая и милая мамина подруга не могла отогнать липкого ощущения опасности и страха, которые подкатывали к горлу.

Пока женщина с грациозностью очень крупной бабочки порхала по отделу, собирая ему в пакет продукты, Илья рассматривал гири, которые продавцы ставят на весы, и размышлял о том, почему тети Вали все на одно лицо. Ему представлялся завод, штампующий подобных продавщиц – полных, в синих фартуках, с короткими волосами, испорченными химической завивкой, и с постоянной улыбкой, из-за которой их румяные щеки кажутся еще больше и еще румянее.

В тот момент, когда Илья размышлял о том, как мог бы называться подобный завод, существуй он в реальности, между лопаток будто защекотало, и появилось стойкое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Даже не ощущение, а полная уверенность, что кто-то на него внимательно и выжидающе смотрит. Учитывая, что он находился в магазине, в котором все-таки бывают люди, подозрение имело под собой некую почву, однако в данный момент все было совсем иначе. Ощущение это вызывало какое-то неясное чувство усилившегося страха и отвращения. Обернувшись, он не заметил никого и ничего, что могло бы вызвать подозрение, что за ним следят. Зато через огромные, во всю стену, окна магазина увидел, что на улице начался настоящий ливень, да такой силы, что на расстоянии нескольких метров от крыльца магазина уже нельзя было ничего разглядеть за сплошной пеленой воды.