Ример позволил Потоку ненадолго наполнить тело, как будто хотел проверить, по-прежнему ли может это делать. Каким же пустым должен казаться мир тому, кто не в состоянии испытать это чувство. Каким бессмысленным. Мир без жизненной силы. Без Всевидящего.

Он запил хлеб яблочным соком, поднялся наверх и прошёл в скрипторий. Комната была пустой. Мебель и ковры уже ехали домой, во дворец в Маннфалле. Письменный стол остался в одиночестве. Тёмный дубовый колосс. Илюме склонилась над письмом.

За её спиной солнечные лучи просачивались в комнату сквозь оконный витраж, на котором был изображён Всевидящий, парящий над вытянутыми руками. Коричневые пятна света падали на белое одеяние Илюме, отчего оно казалось грязным. Но Ример знал, что как только она поднимется, снова станет чистой. С Илюме так всегда. И с Советом так всегда. Они встречались, они вершили судьбы имлингов каждый день, а после каждого заседания мыли руки в больших серебряных чашах. Всегда чисты. Сумеет ли она остаться чистой и в этот раз?

Её миссию в Эльверуа резко прервали после шести лет переговоров, как их называл Совет. Шесть лет давления на Равнхов. Несмотря на годы, проведённые ими в Эльверуа, теперь Равнхов бьёт в щиты, перешёптывается о слепых и порицает Совет. Ситуация была непростой, причём настолько, что Илюме отозвали.

Ример понимал, что противники Илюме станут обвинять её в провале миссии. Равнхов не стал частью Маннфаллы, а именно это было целью Совета и самым важным заданием матери рода.

Ример вошёл в комнату. Илюме подняла на него глаза. Он немного подождал, потому что знал: ей нужно время, чтобы принять решение поговорить с ним. Бабушка опустила перо в костяной стакан и сложила руки на груди. Может быть, этот разговор будет легче, чем он думал? После вечера в Глиммеросене Илюме сменила откровенную ненависть на пугающее равнодушие. Она что-то планировала. Ример пытался понять, в каком она настроении, чтобы правильно начать беседу. Илюме нравилось рассказывать ему, кто он такой. Это самый верный способ получить ответ.

– Насколько сильным слиятелем была моя мать?

– Слабее, чем ты.

Ример охотно поддержал тему.

– А как узнать, насколько имлинг силён?

Илюме посмотрела на него.

– Тот, кто хочет знать, узнает. Ты же понимаешь.

– И все такие с рождения?

– Такие?

Он начал ходить по комнате, проводя рукой по полкам в пустых книжных шкафах, которые останутся тут. Пыли в них не было. Он пытался подобрать правильные слова. Хирка соврала ему, но он знал о ней кое-что, чего, вероятно, не знали другие. И он понимал, что выдавать её тайну он не должен.

– Все ли одинаково хорошо чувствуют землю? Все ли одинаковы?

– Конечно, нет. Каждая семья обладает своей частью Потока, кто-то большей, кто-то меньшей.

Ример это прекрасно знал, но позволил ей продолжать.

– Ты не мог бы стать слугой Всевидящего, если бы не имел соответствующей крови, Ример.

– А у кого самая сильная кровь?

Илюме рассмеялась. Ример обратил внимание на её морщины. Обычно их не было видно, они проступали, только когда она смеялась. Хотел бы он, чтобы она смеялась почаще.

– Спросишь семью Таид, они ответят: «У нас». Спросишь у Якиннинов, они ответят то же самое.

Ример почувствовал нетерпение. Он не продвигался вперёд.

– А когда-нибудь появляются те, кто намного сильнее или… слабее… чем другие?

Улыбка Илюме померкла, и она посмотрела на него и приподняла тонкую бровь.

– Ты встретил имлинга сильнее тебя? – этого не было, поэтому он легко выдержал взгляд старухи.

– Нет.

Она не отводила от него глаз.

– Возможно, кто-то из тех, кого выберут во время Ритуала, сможет стать таким, – предпринял он очередную попытку.

Илюме вздохнула и положила руки на подлокотники.

– Ритуал уже не тот, что раньше. Немногие чувствуют землю так, как это делали все мы. Поток истощается. Отлив и прилив скоро станут одним и тем же. Журчащим ручейком, который высохнет со временем, – Илюме говорила почти мягко. Она выглянула в окно. – Кто знает, вечен ли Поток? Кто знает, всегда ли он был или же он просто проходит сквозь нас и исчезает? Дорогой и редкий или вечный и изобильный? Если мы ответим неверно, это затронет весь мир.

Она снова посмотрела на Римера.

– Но кто-то должен вести нас вперёд, – сказала она, и мягкость исчезла из её голоса. Ример всем телом ощутил беспокойство.

– Всевидящий нас наказывает?

– Мы сами себя наказываем.

Илюме оглядела опустевшую комнату. Её веки отяжелели. На улице свет совсем угас. Всё вокруг обесцветилось, и матриарха окутал полумрак.

– Бабушка?

Илюме резко встала и свернула бумаги.

– Сможешь называть меня так, когда покаешься. Когда поймёшь, где твоё место, и вынешь кинжал из моей спины. Вот тогда сможешь назвать меня роднёй. Ты раскаиваешься?

– Конечно, нет. Я служу Всевидящему.

Ример не получит ответа. Он больше не часть семьи. Совет и судьбы имлингов больше не его дело. Илюме вольна иметь свои тайны. Ример нисколько не желал их знать. Но если всю жизнь находиться в непосредственной близости к Совету, как Ример, то досадно наблюдать, как Совет блуждает во мраке. Он знал, что лучше промолчать, но всё же сказал:

– Каждый из нас занят своим делом. Я сражаюсь за Всевидящего. И я сделаю всё, что смогу, если нам будут угрожать.

– Если нам когда-нибудь будут угрожать, это твоя работа, – сказала она. – Слепо служить. Ничего не зная и не задавая вопросов.

Ример подметил почти неслышное ударение на последнее слово. Он поклонился и вышел. Она чуть было не дала себя обмануть и не спросила, откуда он мог узнать, что над Имландом нависла угроза.

Внезапно Ример почувствовал себя стариком. Всего несколько лет назад он был бы очень доволен собой, если бы умудрился удивить Илюме Ан-Эльдерин. Ему минуло восемнадцать зим, а ей было три четверти века, и она была членом Внутреннего круга. Но он заставил её невольно поделиться информацией. Сегодня вечером он ощущал лишь беспокойство. Он хотел посидеть в библиотеке, но там не нашлось ни одного стула. И книг не было. Пустые комнаты. В дверь дома постучали, и Ример услышал, как Ода отпирает. Голос Рамойи. И Ветле. На лестнице раздались шаги, и он увидел, как Рамойя промчалась мимо библиотеки, волоча за собой Ветле.

– Рамойя?

Она заглянула к нему. Щёки её раскраснелись.

– Ример. Ты можешь… – она вытолкнула вперёд Ветле.

– Конечно.

Он принял Ветле, и Рамойя убежала к Илюме. Наверняка что-то очень срочное. Сейчас всё было срочным. А когда что-то срочно, то все ищут опору в Илюме. Рамойя искала опору в Илюме с тех пор, как умерла мать Римера. Ветле уселся на пол, Ример сел рядом с ним. Блаженный играл с каменной фигуркой девочки. Она была детально проработана, но хвост отвалился. Ример подумал о Хирке и улыбнулся. Бесхвостая, как её зовёт Колгрим.

Бесхвостая девчонка, которая не умеет сливаться с Потоком.

Ример почувствовал, что волосы у него на руках встают дыбом.

Хирка не хотела подниматься на ноги. Она пыталась не обращать внимания на сосущий голод в животе. Ример уже давно ушёл, но она до сих пор слышала его голос. Поток не жалит…

Ример Ан-Эльдерин, Сын-Ример из рода Совета. Он пытался помочь ей, но теперь ложь во спасение может выдать Хирку. А что, если он уже всё понял?

По земле перед ней семенил Куро и старался привлечь её внимание. Он прыгал взад-вперёд, но потом ему надоело, и он улетел. На лужайку на вершине Пика Волка опустилась тьма. Солнце село. Хирка замёрзла.

Она поднялась и направилась к каменным уступам, окружавшим лужайку. Некоторые камни превосходили её размерами в несколько раз. Их острые края были направлены вверх, как будто они верили, что однажды смогут проделать дырки в небосводе. Ветер попытался завладеть ею и столкнуть с камней, но Хирка не боялась стоять на краю. Не боялась высоты. У неё кружилась голова, но совершенно по другой причине. Она знала, что твёрдо стоит на ногах.