– Но, дорогой, ты просто обязан отведать торт! – У неё были очень сильные руки для такой стройной женщины, но Ример не поддался.

– Спасибо за предложение, но моя должность запрещает это.

Силья встала.

– Ну мама, он же телохранитель! Они не едят тортов! – она посмотрела на него, и Ример утвердительно кивнул. Кайса подняла бровь:

– Не едят тортов?

Ример улыбнулся.

– Сожалею.

Он кивнул Видару, который собрался было что-то сказать, но вместо этого ещё раз вытерся салфеткой. Ример направился к двери. За его спиной раздалось судорожное перешёптывание. Внезапно рядом с ним возникла Силья. Она приподняла подол юбки и надела башмаки.

– Сегодня такой прекрасный летний вечер, Ример. Я немного провожу тебя.

Воздух на улице был прохладным и дарил облегчение. Долина купалась в последних лучах солнца, которое садилось за горой. Ример направился в сторону Мёртвого озера – это был самый короткий путь к его дому. Силья болтала о Маннфалле, о том, как замечательно, должно быть, жить там, где всё происходит. Она спросила, рад ли он, что возвращается, но ответа не дождалась и стала говорить дальше.

Глиммеросен скрылся у них за спиной. Силья слегка запнулась и схватила его за руку. Она виновато улыбнулась.

– Камень…

Она не выпустила его руки. Ногти у неё были накрашены красным, как у женщин в Маннфалле.

Перед ними неподвижно чернела гладь Мёртвого озера. Оно было похоже на глаз в лесу. С восточной стороны поднимались горы, и Ример слышал, как где-то вдали падают вниз воды Стридренны.

– Дети говорят, что это озеро бездонное.

– В любом месте есть озеро, которое считается бездонным, – ответил он.

– Подумай, что было бы, если бы я упала! – она сильнее уцепилась за его руку, но говорила она скорее пылко, чем испуганно. – Подумай, что было бы, если бы я упала, ещё не начав жить!

Ример почувствовал, как в нём нарастает раздражение. С него хватит этого спектакля. У него появилось стойкое ощущение, что надо уходить.

– Ты ведь живёшь лучше, чем другие? – сказал он и попытался продолжить путь.

Силья обежала вокруг него и преградила ему дорогу, её лицо оказалось прямо под его.

– Но не так, как ты, Ример, – произнесла она голодным голосом. – Если бы мне было дозволено жить, как ты, я бы сделала столько добра…

Ример отступил на шаг назад от её разгорячённого тела.

– Добро можно делать независимо от того, где ты живёшь, Силья, – он попятился ещё на несколько шагов, но она схватила его.

– Я всего лишь хочу служить Всевидящему! – Глаза её блуждали, как будто она искала вход в его душу. Он почувствовал, что его терпение кончается. Вечер выдался длинным.

– Если ты нужна ему, Силья, он возьмёт тебя во время Ритуала. Тебе нечего бояться, – он продолжил свой путь.

– Но я боюсь, Ример!

Он остановился. Девушка улыбнулась и снова приблизилась к нему.

– Я боюсь провалиться, – она взяла его за руку. – Всевидящий избрал тебя, Ример. Я знаю, ты можешь мне помочь.

Он ощущал тепло от каждого произнесённого ею слова на своей шее.

– Если ты поможешь мне, Ример… – она взяла его руку и опустила на свою грудь. – …я буду безгранично признательна тебе. Всегда…

Она направляла его ладонь к одной из своих грудей. Ример почувствовал, как его плоть реагирует на это, и отдёрнул руку. Он попятился назад и уставился на чудовище, которое стояло перед ним.

– Тебе пятнадцать лет! Ты не прошла Ритуал, девочка!

Она снисходительно рассмеялась, как весь вечер смеялась её мать.

– Если ты боишься сломать меня, то страшиться нечего, Ример Ан-Эльдерин. Мне пятнадцать, но сердцем я старше.

Ример чувствовал себя извалявшимся в грязи и разъярённым. Он стал фигурой в игре этой светловолосой девочки. Всё, чего она хотела, – чтобы её выбрали во время Ритуала. Откуда это желание? Неужели никто в мире не может смотреть на него, как на мужчину? Как на простого имлинга, а не как на дверь в другой мир. Неужели нет в мире ничего чистого и доброго, кроме Всевидящего?

– Я знаю, чего ты хочешь, Ример. И я могу дать тебе это. Если ты дашь мне то, чего хочу я… – она накрутила волосы на указательный палец.

– Что? И чего же такого ты хочешь?! – он шагнул в её сторону. – Служить Всевидящему? Это всё, чего ты желаешь? – он указал на неё пальцем, и она отступила назад. – Может быть, ты хочешь стать стражем? Или заклинателем камней? Хочешь стать одной из тех, кто всю жизнь слушает камни? Старается услышать крики, которые доносятся из Шлокны? Крики слепых, – он едва узнавал собственный голос, рычащий, чужой.

– Я видел имлингов со шрамами по всему телу! Я видел, как взрослые мужчины сдирают с себя кожу, чтобы прекратить кошмарные сны. Ты этого хочешь, девочка? Или ты хочешь стать воином? Хочешь ли ты точить меч в ожидании приказа напасть на друзей и братьев в Равнхове? Хочешь втыкать сталь в животы имлингов и чувствовать, как по твоим рукам течёт их кровь?

Её нижняя губа задрожала. Как же это раздражает. После трёх лет тренировок это всё, на что он способен? Утратить контроль над собой в обществе девчонки, которая вела себя так, как её воспитали? Ример прикрыл лицо рукой. Он постоял немного, прислушиваясь к шуму реки вдали. Когда он вновь поднял глаза, то увидел, что Силья стоит и шмыгает носом. Слёз он не заметил, поэтому зашагал прочь. Она прокричала ему вслед:

– Ты не можешь оставить меня здесь!

Он знал, она имеет в виду не только здесь, у Мёртвого озера. Неважно. Он оставит их всех.

Солнце никак не вставало. Тучи закрыли всё небо над Эльверуа, в воздухе повисло предчувствие дождя. Хирка шла вниз по склону к Стридренне и пыталась стряхнуть с себя остатки ссоры с отцом, которая состоялась прошлым вечером.

Она рассказала папе о Хлосниане и о том, насколько местные жители стали зависимы от них. Что им делать, если они с отцом уедут? Но папа не испытывал никакого сочувствия к тем, кто относился к ним, как к собакам, а потом прибегал под покровом темноты за помощью, чтобы избавиться от волдырей на срамных местах или раздобыть опы и накуриться до потери сознания.

Раньше он говорил то же самое, но тогда Хирке не казалось, что он сдался. Папа смеялся над тем, что его избегают имлинги, которые молили о помощи, когда она действительно требовалась. Он презирал их. Но это ничего не меняло. Возможно, потому, что они в любой момент могли взять и уехать? Возможно, где-то в глубине души он надеялся, что в следующем месте будет лучше? Что они найдут место, где всё будет так, как и должно быть?

После несчастья всё изменилось. Отец был привязан к стулу и к теневой стороне жизни, куда обстоятельства часто отправляли его. Но сейчас он, несмотря ни на что, снова собрался уехать. Потому что она была тем, кем была. Монстром, которого надо держать подальше от остальных.

Хирка снова протестовала. Она пыталась отыскать множество причин остаться в Эльверуа, помимо стула на колёсах. Она утверждала, что сможет научиться сливаться с Потоком, а отец заявил, что у табуретки память лучше, чем у неё. Он уже пытался учить её, она что, забыла? Хирка не забыла. Она хотела попробовать ещё раз. Она села на траву и вообразила жизненную силу земли, как велел отец. В это мгновение в его взгляде появилась надежда. Он велел ей представить себе Поток как реки крови и притянуть их к себе. Но земля не желала делиться с ней кровью. Потому что она не принадлежала этому миру.

И всё же она старалась. До скрипа зубов. Даже забывала дышать. Но всё напрасно. Отец просил её быть осторожной, как будто она – яйцо, которое может разбиться. Она спросила, что должен почувствовать имлинг, сливаясь с Потоком. И папа ответил:

– Что ты больше не одна.

Но она была одна. Во всех отношениях. Всё, что у неё было, – это отец.