— Честное слово, Лукас, я говорю правду, — жалостливо залепетала Зои, чуть ли не плача. — У меня не было выбора, я так хотела помочь Миранде.

Лукас помолчал.

— Я чувствую, что ты воспользовалась мной. А я верил тебе, понимаешь? Я ведь любил тебя.

— Не говори так. Это же неправда, — прошептала она и отпрянула, открещиваясь от одной мысли о душном чувстве, не давая себе смягчиться.

— Правда, Зои, — спокойно произнёс Лукас. — Ты была мне так близка.

— Ты столько не видишь, — сказала Зои потеряно. И я подумала, что это и были её настоящие эмоции за долгое время. Столько боли было в её голосе, что кровь стыла.

— Что?

— Ничего. — Тон Зои стал прежним: он погрубел, затвердел, заплыл жиром. Даже Апулей не писал про такие удивительные метаморфозы. — Я уже объяснила. Извини.

— Хорошо, — сказал он, поджав губы. — Хорошо, Зои, я понял, что ты больше не хочешь говорить. Тогда давайте начнём. Принесите мне камень. Джей?

— Я? — изумился Джей и замотал головой. — Нет. Ни за что.

— Не устраивай драмы. Покажи своё мужество.

— Ты не можешь хотеть умереть, — сказал Джей и с надеждой посмотрел на меня: — Миранда?

Я промолчала.

Я могла бы сказать, что Лукас не обязан жертвовать собой. Что это ужасно. Что он достоин жить. Но я ловила себя на мысли, что это было бы не совсем честно. Я не хотела, чтобы он это делал, но это было необходимо. Необходимо Калебу. Необходимо мне. Я не желала смерти Лукасу, но ещё больше не желала её Калебу. Ответственность за него легла на мои плечи, и я уже не имела права отступить и бросить его. Калеб был мне слишком важен. Я смирилась с тем, что плата за жизнь будет высока, на то это и жизнь, тем более жизнь Калеба. Я бы не отказалась от него.

— Не смущай её. Давай без сцен, — сказал Лукас.

Лицо Джея вытянулось.

— Нет, я в этом не участвую.

— Возьми уже любой камень, — сказала Зои, и я услышала в её тоне приказ торопиться. «Давай быстрее! Долго нам ещё ждать? Не задерживай никого!» И обращалась она не к Джею. К Лукасу. — Их тут полно.

Лукас глубоко вздохнул и медленно выдохнул, а потом наклонился, пошарил в траве рукой и поднял камень. Послышался лёгкий звон, и траву объяло сияние: остальные камни исчезли, превратившись в волшебную золотую пыль, которая осела на цветы и землю. Эти камни были здесь для него, поняла я и поморщилась от отвращения и ужаса.

Лукас повертел камень в руках и присел на землю. Брови изогнулись, внутренние их уголки приподнялись, взгляд потух, стал тяжёлым, но в то же время решительным.

— Самое забавное, что нам всем говорили про этот ритуал в школе, но я даже не подозревал… Никогда не думал, что всё произойдёт вот так, что мне это понадобится, — монотонно протянул Лукас, сжимая камень двумя руками. — Передайте моим родителям, что я решил так сам. Вы не должны оказаться виновными.

— Конечно, — сказала Зои, пытавшаяся, по-видимому, быть участливой и заботливой, но это выглядело до жути неуместно. Лукас теперь избегал её: не смотрел на неё, не поворачивался к ней. Она это заметила — вдруг начала видеть всё в деталях — и затравленно отступила. Сделала несколько шагов назад и перестала вмешиваться, затихла.

— Ты правда это сделаешь? — спросил Джей. Его, вдруг превратившегося в испуганного мальчика, потряхивало.

— Мы здесь ради Миранды. У меня есть выход?

Я сжалась от стыда. В голову стучало понимание того, что я, именно я, всё испортила. Не «так получилось». Это я, жестокая правительница, сижу на троне и распоряжаюсь судьбами и жизнями. Я подавляю волю, заставляю, унижаю, требую исполнять приказы. Несите голос сирены. Несите амброзию. Несите камень-двоедушник. Несите чужую жизнь. Мне всё равно. Сделаете или умрёте. Впрочем… Сделаете — тоже умрёте.

— Да, есть. Это же твоя жизнь, — сказал Джей поражённо, и тут наши взгляды столкнулись. Он осёкся. — Миранда, я… Я знаю, как это выглядит, но…

— Понимаю, Джей, — сказала я тихо и не лукавила: вправду понимала, что его мучила дилемма. Я ведь тоже не хотела жестокости.

— Хватит, — перевёл на себя внимание Лукас. Он смотрел прямо мне в глаза. — Давайте лучше я всё сделаю, и вы уедете. Миранда, я знаю, что ты не откажешься от Калеба. Я вижу, что ты не хочешь. И я это понимаю. — Он переложил камень в правую руку, а левой поманил меня к себе. — Иди сюда. Присядь на секунду. Хочу кое-что сказать.

Я послушно села на колени рядом.

— Подожди, — вмешалась Зои изумлённо. — Не хочешь сказать мне что-нибудь? Я ведь твоя невеста. Я ничего не значу для тебя?

Я увидела отвращение, на секунду мелькнувшее на его лице.

— Я больше не хочу для тебя стараться. Ты ничего не замечаешь. — Он посмотрел на меня. — Миранда, я желаю, чтобы у тебя всё получилось. Не кори себя, слышишь? Я правильный человек, чтобы проделать ритуал. Смерть — пустяк. Я бы убил кого угодно ради любимого человека. Хочу, чтобы ты вернулась к Калебу, и точка после слов «и жили они долго и счастливо» была поставлена, поэтому и умираю. Ты замечательная, Миранда. Поверь мне. Осталось несколько минут, поэтому я признаю, что он был прав.

В глазах Зои появились слёзы разочарования. И я подумала, что она его любила.

…Представляете?..

Странно: он стал ей интересен только в момент, когда он перестал её замечать и обратил внимание на меня. Когда я мучилась из-за феи, Зои не слышала моего внутреннего крика, но, казалось, что до меня доходит её. Тот вопль был громче в тысячу раз. Зои выла от одиночества. И самое забавное, что…

Мерзавка

Паршивка

Дрянь

Ненавижу

Теперь-то я понимаю.

Лукас коснулся моего плеча, прежде чем снова сжать в руках камень, и заглянул в глаза. А потом он сказал самые ужасные слова.

Я знаю, что мой рассудок помутился. Да и все, кому не лень, считают, что со мной что-то не так. Если бы меня спросили, когда я обезумела, то я бы назвала в первую очередь именно ту сцену на поляне. Невыносимый миг. Лукас прощается с жизнью, в нескольких метрах — обмякшее тело Опаски и месиво из жасмина и чёрной крови, сзади испуганный Джей и разочарованная Зои. И Лукас сказал… До сих пор не могу поверить, что он был настолько жесток, ещё более беспощаден, чем можно было подумать: он не просто умер. Он сбил с ног последними словами, повесив мне на плечи невообразимую ношу.

«Он же тебе сказал, а ты не поверил».

«Он предупреждал, а ты убил его».

— Миранда, я бы мог влюбиться в тебя.

«Ты это и так сделал, дурак».

Внутри что-то щёлкнуло. Я оцепенела от негодования. Ощутила, как силы меня покидают и я медленно начинаю сходить с ума. Мне хотелось закричать ему «Стоп! Подожди!», но было уже поздно. Не время.

«Ты и так это сделал…»

Он блаженно улыбнулся и сжал камень. Губы неразборчиво зашептали слова. Я ожидала увидеть страшные мучения и услышать душераздирающие крики. Но, к счастью, он умер тихо.

Сияющая кожа потускнела, порозовела. Губы заалели. Волосы утратили белизну, превратив его в седовласого старика. А затем он лёг на землю и закрыл глаза. Хотя его пальцы до сих пор сжимали камень, мы поняли, что Лукас мёртв. С его лица сошла спесь и трезвость наследника, и он стал ребёнком. Подростком с седыми волосами.

Зои отвернулась. Мы все молчали.

Он умер. Я бы не отважилась сказать вслух, но это слово вспороло мой разум. Опять смерть. Такая тихая, красивая, но смерть. Смерть, полная отваги… Отваги! Самоотверженности! Я сжала челюсти. Благородство! Какой же он прекрасный и благородный.

Он всё испортил. «Влюбиться в тебя». И к чему это?

Мне было глубоко противно смотреть, слышать, ощущать под собой землю, дышать, существовать в этом круговороте безумия. Я пыталась побороть отвращение к Лукасу. О Зои и её ломаной безмолвной трагедии даже думать не хотелось.

— Мы убили человека. Мы убили его, — прошептал обречённо, бессильно Джей. — Господи.

Я видела (во все глаза, без возможности их закрыть, отвернуться, уйти), как внутри него что-то обрывается, быстро, одним мигом, безжалостно и беспощадно к нему. Что у него в этот момент всё не в ладу. Что эмоции льются наружу. Что чувства, которые он так долго таил внутри, объединяются с только что родившимся, но уже взрослым, большим, колоссальным горем, болью и ужасом и превращаются, раздуваясь, в один огромный ком печали и безысходности, в мыльный пузырь, который уже готов лопнуть. Я видела, как эмоции одерживали над ним вверх. Джей побледнел, съёжился, осел на землю и крепко-крепко закрыл глаза. Его колотило от боли и всепоглощающей печали. От того, что попытка терпения к миру и людям не удалась. Мир не оценил любви этого мальчика, разбил её, как безделушку, как вазу, которую легко заменить, купив новую. Джея провели и заставили наблюдать то, о чём он только слышал, но к чему ещё не был готов. Мир швырнул его в трагичную реальность, показав, что неприятные одноклассники и скучные балы — это глупости, детский лепет, что оно не стоило мучений. «А знаешь, что стоит мучений, Джей?» — прогудел мир ему прямо в ухо загробным басом. — «Смотри. Наслаждайся. Учись». Мир показал ему смерть.