— Ну… — промямлила я, словно сидела на экзамене перед строгим наставником. — Я знаю, что у юноши, который нравился Корнелии, то же имя, что и у моего возлюбленного. А ещё я помню вот что (я сделала короткий вдох и попыталась как можно лучше передать интонацию): «Вода, Земля, Огонь, Воздух. Когда-то давно четыре народа жили в мире. Но вскоре народ огня развязал войну. Только…»

Я прервалась, поймав шокированный взгляд Анны.

— Понятно, — сказала она. — Совсем ничего не помнишь?

— Я не знаю, что именно вы хотите услышать. Извините, у меня плохо с магией, — засмущалась я. — Помню, что такому волшебству нельзя научиться. Так же, как и невозможно подчинить себе изменения природы, если только ты не родился с этими силами. Правильно же? — неуверенно уточнила я.

Анна кивнула.

— Да, верно. Такое волшебство должно быть буквально в крови, поэтому маги стихий и времён года так отличаются от тех, кто овладел энергетической магией: внешностью, здоровьем и вообще тем, как работает их тело, территорией с особым климатом, мировосприятием, образом жизни и, конечно, ритуалами.

Я увидела по тревожному взгляду Анны, что она подбирается к сути, и опять застыла в волнительном ожидании кошмара наяву.

— Природный маг может отказаться от сил. По разным причинам. Жизнь этих магов непростая: они всё время учатся контролировать силы. Иногда бывает, что маг не способен с ними совладать, не выдерживает напора, страдает от полученных во время обучения ран или у него не получается справиться с врагами. Тогда он может совершить ритуал и создать камень-двоедушник. Этот ритуал очень важен для магов. Его цель — объединиться с природой. Маг берёт в ладони камень, сосредотачивается и нашёптывает заклинание. Он должен связать свою душу и душу камня, душу природы. Как если бы кто-то переливал воду в сосуд.

Звучало красиво. Объединение душ, слияние с природой, гармония человека и окружающего мира… Однако я чувствовала подвох и внутренне готовилась к худшему. Не зря же Анна пыталась убежать от объяснений. Ладони у меня покрылись мелкими каплями пота, и я потёрла руки о колени.

— И что дальше? Наступает просветление, камень становится волшебным, дух мага возрождается? — не скрывая иронии, затараторила я, пытаясь разрядить обстановку и расслабить саму себя. Но Анна даже не улыбнулась.

— Я бы не смеялась на твоём месте. — Мне тут же стало неловко. — Да, камень превращается в артефакт, но душа мага остаётся внутри навсегда. Маг умирает.

Я стиснула зубы и сглотнула комок в горле. Смерть. Снова. Ну конечно.

Она так близко, так точно идет по пятам, играя роль моей близкой подруги или преданной фанатки, следующей за кумиром и протягивающей ему подарки. Протягивающей нож.

Мысли медленно выстраивались в логическую цепочку. У меня не осталось никаких слов, только душный плен эмоций. Я подавила крик и сдержала слёзы, когда на меня накинулось понимание.

Я не хотела об этом думать.

«Заберите меня домой», — просипел внутренний голос и заглох.

— Маг — это Лукас, да?

— Боюсь, что да. Ты же говорила, что его позвала с вами Зои?

«Приехал ко мне недавно», «мне тоже нужен защитник», «он мой друг, наши семьи общаются». Ложь. Какая же это чушь. Я никогда не слышала столько злостного вранья.

— Он тут не случайно, — тихо сказала я.

— Да, — удивительно быстро согласилась Анна, обхватив себя руками. — Его обманули.

***

Я не могла уйти от подступающего страха. Лукас продолжал смотреть на Опаску.

— Гад. Значит, я убил его зря.

Потом он резко развернулся и дикими глазами оглядел Зои. Он оказался рядом с ней за несколько секунд. Взгляд пылал безумием, но лицо было удивительно спокойным. Его хладнокровие пугало как никогда раньше. Равнодушие сопровождало его везде. Я вспомнила происходящее у Анны, у озера Теней, вспомнила цинизм до встречи с Опаской. Всё это время он был сдержан. Только нападение на Опаску — зверское, беспощадное — омрачило его благородство и стойкость. Лукас позволил жёсткости превратиться в жестокость, а потом — обратно. Сколько ещё эмоций он скрывал подобным образом?

— Тогда объяснись мне, Зои, — сказал Лукас тяжёлым огрубевшим голосом, в котором проскальзывал трагизм. Тон его был таким, будто он пытался не расплакаться. Мне стало жаль его ещё сильнее.

Я корила себя за эту жалость, но ничего не могла с собой поделать, потому что не знала, что чувствовать. Я хотела благодарить его за тот ночной разговор, когда мне было страшно, за кулон, за то, как он пытался полюбить Зои, и кричать на него, дав волю ненависти, за то, что он не заступился за Анну, за ехидство к Джею и, в конце концов, за убийство Опаски. И всё равно внутренне стремилась защитить его, потому что он впервые оказался с Зои не лицом к маске, а лицом к лицу (он-то не притворялся). Уже по-настоящему, по-серьёзному. Их пороки и недостатки были созданы друг для друга.

Абсурдно, как Лукас и Зои перешли за одно утро от объятий до «нам нужно поговорить». И этот этап с серьёзным разговором не был банальным выяснением отношений. После него не стоило ждать перемирия, страстных объятий или битой посуды и хлопка дверьми. Это был затянувшийся миг, шанс, чтобы оттянуть момент. Лукас заморозил время без волшебства.

— Я не знаю, что сказать, — пролепетала Зои.

— Это правда? Я здесь для камня-двоедушника и только ради этого?

Джей оглушительно вздохнул.

Зои мялась и жалась.

— Я… Мне трудно объяснить. Всё не совсем так.

— Хорошо, я понимаю. Тебе сложно. Ты ни за что не признаешься. Но ты сказала, что я здесь, чтобы помогать и защищать тебя, что я должен быть рядом, раз я твой жених. Получается, ты обманула меня, и это нельзя отрицать. Скажи мне только одно: почему? — спросил Лукас потерянно у Зои, и у меня сердце сжалось от его вида. — Всё же было замечательно.

— Мне нужно было помочь Миранде, — сказала она, не решаясь взглянуть ему в глаза. — И можно это обсуждать не сейчас, не при них?

— Нельзя, — сказал он. — Мы больше ничего не сможем обсудить, понимаешь?

В её глазах на секунду заплясали зловещие огоньки, брови неестественно взлетели вверх, а потом она прижала голову к груди и зажмурилась, заведя руки за спину.

— Понимаю. Но я не могла оставить Миранду. Честно, ты мне очень нравишься. Но если ты не заметил, то я не готова выходить замуж и быть королевой.

— Наоборот, Зои, я всё замечал, — воскликнул Лукас, с мольбой глядя на неё. — Я знал, что ты в замешательстве, но я был готов находиться рядом, чтобы помочь. Мы же могли справиться вместе.

Зои еле заметно качнула головой и поводила носком обуви по земле.

— Я знаю, что предала тебя, Лукас, — быстро заговорила она. — Мне жаль, что я так поступила и привела тебя сюда. Но я видела, как Миранде нужна была помощь, а я с ней с самого детства… Я ужасный человек, я знаю. Ужасный.

Лукас яростно выдохнул.

— Зои, посмотри на меня.

Она нехотя подняла голову и боязливо, но в упор взглянула в его разочарованное лицо.

— Смерть ничего не значит, Зои, это только мгновение. Меня к ней давно готовили. Правда значит намного больше. Скажи правду хотя бы сейчас, раз уж не могла не обманывать до этого. Больше шанса не будет.

Мне хотелось кричать от осознания того, что ему опять всё равно. Действительно всё равно. Он был холоден, но не двуличен. Лукас понимал, что сейчас умрёт. Он и с этим смирился. На лице его затаилась тень горького смирения. Удивительная эмоция — я не могла понять: или он прячет слёзы, крик, негодование глубоко внутри, под замком, или он ничего этого не чувствует. «Давай же», — затрещали мысли. — «Покажи, что ты скрываешь. Кричи. Плачь. Хоть что-нибудь». Но нет. Что-то подсказывало, что я этого не увижу. Его не волнует даже собственная смерть. Неважно, кто умирает: Опаска, фея, сам Лукас. Какая разница. Смерть едина.

— Ты что, не веришь мне? — спросила Зои.

— Нет. Думаю, ты намеренно увиливаешь от ответа. Ты хочешь оправдать себя, хочешь, чтобы кто-то сказал тебе, что всё правильно, и пожалел тебя. Я не буду этого делать. Не хочу.