Опаска замолк, но через мгновение тело его сотряслось от грубого басовитого смеха.

— Ой, не смеши мой цилиндр! — еле отдышался он. — Зачем мне врать кому-то из вас? Зачем обманывать тебя? Давай, я уже готов слушать блестящие доказательства моей лжи.

— Делаешь вид, что всё правда? Что тогда значило моё видение? Это чушь. Такого быть не может. Ты просто пытаешься оклеветать меня и моих друзей, — продолжал Лукас, теряя самообладание. Брови его нависли над глазами, зрачки сузились, зубы были стиснуты.

— Лукас, да что с тобой? — Шокированная, я потянулась к нему, но он даже не обернулся, только повёл плечом, стряхивая мою ладонь.

— Сейчас я с ним говорю, Миранда. Я не хочу, чтобы это тебя касалось, — грубо произнёс он, скрежеща зубами.

— Строишь из себя благородного рыцаря, — лениво протянул Опаска, всем видом показывая, что эмоции Лукаса не кажутся ему достойными внимания. — Ну-ну. Посмотрим, стоит ли оно того.

— Ответь на вопрос! — прямо потребовал Лукас.

— Хорошо, как скажете. Тогда давай начистоту. — Опаска наклонил корпус вперёд, чтобы попытаться оказаться с Лукасом на одном уровне, будто бы хотел поведать тому секрет. Лукас поморщился, с нескрываемым отвращением осматривая пасть Опаски и нитки сосудов в глазу, но назад не отступил. Напротив, он сам сделал несколько шагов к Опаске и стал смотреть ещё более дерзко и презрительно, в упор, не отводя глаз. Их разделяло меньше полуметра.

— Уже неважно, что значит видение, ты сам скоро поймёшь, — продолжил Опаска размеренно. — Это же не просто картинки. Подумай, сложи два и два, непонятное станет прозрачным. Очевидно одно: ты жалок, Лукас. Посмотри. Только посмотри. Кого ты из себя строишь? Говоришь о благородстве, о чести, сыплешь громкими фразами вроде «всё ради тебя, Миранда». Но что ты знаешь о чести и благородстве на самом деле? Да, ты серьёзен, статен, трезв, невозмутим. Но не благороден. Не храбр. Внутри ты — маленький мальчик, которого загнали в ловушку. Говорю прямо: ты в опасности, вот и всё. И ничего уже не исправить. У тебя даже не было возможности быть осторожным. От судьбы не убежать.

Я замерла, вслушиваясь в каждое слово. Пальцы задрожали.

— Всё прозрачно, да? — процедил Лукас. — Но как? Как мне поверить, что она способна на такое?

Опаска округлил глаз и развёл руки лапы в стороны, как бы пожимая плечами.

— Верь, не верь — твоё дело. При чём тут я, если это ты постоянно влюбляешься не в тех девушек.

По спине побежали мурашки. Я облизнула губы, принялась растирать холодные вспотевшие ладони и мельком взглянула на Зои. К счастью, она и не думала смотреть на меня: наверное, боялась увидеть в моих глазах правду.

— Как ты смеешь так говорить?

— Говорю, что вижу. Начистоту, я правильно понял? Ты получил, что хотел. Тебе бы остановиться и присмотреться к тем, кто тебя окружает, если не можешь посмотреть на себя. Не беги от того, что я показал тебе. Лучше взгляни на Зои.

— И что же? — нетерпеливо выкрикнул Лукас. В глазах Снежного принца пылал огонь.

— Что нужно увидеть? Что она обманывает меня? И эту клевету ты называешь правдой?

Опаска закатил глаз и звучно цокнул языком.

— Как же ты уже мне надоел! Ну, если ты ещё не понял, то… да.

— Она слишком важна для меня, чтобы я позволил какому-то шарлатану обвинять её. Ты можешь наговорить, что угодно, и кто-то поверит. Но не я.

— Хорошо, я понял. Тебя бесполезно убеждать в чём-то, ты уверен, что (господи, ну и глупость!) я просто хочу запутать тебя, подшутить, и поэтому показал ложное видение и заставил тебя сомневаться в твоей ненаглядной невесте, которая вообще-то совсем — что вы! что вы! — не такая.

— Ты и сейчас издеваешься надо мной. Ты мог это подстроить.

— С тобой невозможно говорить серьёзно. Давай я скажу только одну вещь (может, ты поверишь хотя бы в неё): она никогда бы не обратила на тебя внимание.

— О ком ты? — одними губами спросил смертельно бледный Лукас.

— Да-да, ей не до того. И вообще… кто ты и кто она? Она — богиня, она сама об этом не знает пока, но я-то вижу. Все видят. Ты просто неловко ползаешь у неё в ногах, выпрашивая милости, а она и не смотрит. Знаешь, как она называет тебя? Диким.

Д и к и й. У меня перед глазами потемнело. Я чуть не лишилась дара речи.

Лукас поднял нож, заведя руку за спину.

— Ну начинается, — заскучав, выдохнул Опаска. — Давай, пожалуйста. Ты об этом не пожалеешь, конечно. Слишком горд, чтобы пожалеть. Но ты быстро поймёшь, что я был прав. Ты разочаруешься во всём, милый принц.

— Замолчи. Лучше замолчи. — Во взгляде Лукаса появилась горечь.

— Ты равнодушный. Ты ничтожный. Ты жалкий. И ты один, Лукас. У тебя никого нет.

— Заткнись! — Рассвирепев, Лукас подался вперёд, замахнулся и…

— Нет, Лукас, не надо! — Я подбежала, чтобы остановить его, но было поздно.

…и со всей силы вонзил нож в Опаску. Удар пришёлся на угол глаза.

Я зажала рот руками.

Опаска истерично хохотал.

Лукас наносил удар за ударом.

Удар за ударом.

Удар. За. Ударом.

Стремительные. Безжалостные.

Из Опаски рекой лилась чёрная жидкость. Она впивалась в траву, покрывала камни, застывала. Цветы сыпались и превращались в месиво.

Сквозь сумасшедший хохот Опаски пробивались последние его слова:

— Я знал, что умру. Я. Всё. Знаю. Я… знаю… кто… из… вас… скоро… у м р ё т.

«Опаска?.. Что дальше?»

А дальше — смерть, Джей. Дальше — смерть.

========== Путь к жертвенности ==========

Loic Nottet — Whisperers

CLANN — I Hold You

Опаска испустил последнее дыхание и с грохотом свалился в чёрное месиво.

— Лукас, не стоило, — произнёс Джей, смотря на громоздкий труп Опаски, и поёжился. — Зачем ты убил его?

— В моём видении было… Он показал мне камень-двоедушник и Зои, но это абсурд. Такого быть не может. Это обман, — судорожно оправдывался он.

— Камень-двоедушник? — медленно переспросил Джей. Лицо его побелело, рот приоткрылся, глаза сверкнули непониманием, которое готовилось сдаться дикому страху. Он знал, что это значит. Ученик волшебной школы. Конечно, он знал.

Зои не двигалась и ничего не говорила. Только смотрела на Лукаса наполняющимся страхом и фальшью взглядом.

— Лукас, — сказала я и сделала к нему шаг, приложив руки к груди в молитвенном жесте. Окликнуть его стоило огромных усилий: мне хотелось убежать, скрыться, а лучше и совсем исчезнуть. Не обсуждать. Не слышать. Не видеть. Не существовать. — Он говорил правду. Двоедушник - один из ингредиентов.

Он не реагировал, и я продолжила. Слова звучали как жалкие оправдания:

— Извини, Лукас, я не знала. Мне сказала Анна.

Лукас стоял к нам спиной. Я не хотела, чтобы он разворачивался. Страшно было бы смотреть в его глаза. Страшно было признаться, что настал час истины и Лукас в шаге от вынужденной смерти.

***

— Я не миленький котёнок, чтобы жалеть меня. Сама могу разобраться. Я готова.

— Надо же, какие мы взрослые и уверенные! — бросила Анна с долей возмущения, в котором, тем не менее, сквозило сочувствие. Она сама боялась говорить, будто бы хотела защитить меня, но знала, что не получится. Она помолчала, сурово глядя на меня, и добавила уже более мягко: — Ты мне нравишься, Миранда. В тебе есть стержень. Я расскажу, потому что я понимаю, как это важно, но всё не так просто. Для начала ответь, что ты знаешь о магах стихий или времён года?

Я замялась, в очередной раз пожалев, что не только редко посещала практические занятия по магии, но и плохо слушала лекции. Я на секунду отвлеклась от беспокойного ожидания объяснений и почувствовала себя ничтожной неумехой. Несправедливо, что у меня так и не получилось колдовать. Несправедливо, что пока другие дурачились с заклинаниями, я сидела в стороне с книгой. Держу пари: даже если бы меня посыпали волшебной пыльцой и сказали подумать о чём-то приятном и удивительном, я бы всё равно не взлетела. Я не создана для волшебства, вот и всё. Оно гибнет в моих руках.